Лангбэрроу (ЛП)
* * *
— Я — Доктор. Я. Я. Я!
После резкого падения Крис Кведж лежал возле деревянной стены, наблюдая, как комната раскачивается вокруг него. У него закружилась голова. Белые стволы стен переходили в чёрный потолок, который из-за естественных прожилок выглядел как дикая растительность. Всё казалось оранжевым в лучах света.
Он закрыл глаза — это лучше, чем продолжать смотреть. Его сердце билось со скоростью двух.
Его пальцы дотрагивались и цеплялись за вещи, которых там не было.
Его ум вспоминал вещи, множество вещей, о которых он прежде не знал. Он мечтал, чтобы они оставили его в покое. Убрались прочь из его головы. Он снял с себя ботинок и бросил его.
Комната продолжала плавать. В нескольких метрах от него сидели женщины, что-то нашёптывающие. В круге виднелась нога их жертвы. Она была одета в коричневую шнурованную обувь.
Новые воспоминания, возникавшие в его голове, становились более тусклыми. Ослабевали.
Восьмой человек связан
Не пророни ни звука
Саван покроет всё
Длинный и Низкий
Старый и Громкий
Юный и Тёмный
И Высокий.[3]
Женщины держались за руки. Президент и сорвиголова, и кузен, и воин. Они бормотали заклинания, которые делали его мысли доступными. Его ум обнажался: сухожилия, с которых снимают кожу, кожу сознания.
— Почему Вы ушли?
— Где Вы были?
— Кто Вы? Кем, чёрт побери, Вы себя считаете?
Крис хочет уйти, но нить держит его, медленно вращая над бездной.
— Я! Я! Я!
Они рвутся в его ум с отвратительными клювами.
— Стервятники! — кричит жертва, лежащая в их круге. В его голосе слышен шотландский акцент.
— Меня не поймать, — доносится из горла Криса.
Как только женщины начинают съедать его во сне, всё погружается во тьму.
* * *
Дом наполнен солнечным светом. Тени прячутся по углам. Панельные стены, натёртые пчелиным воском, блестят среди белых колонн и арок. Время от времени доносится ленивый скрип половиц или плиток. Иногда передвигается стул, чтобы пропустить кузена на галерею. На мгновение глубокий вздох разносится от одного конца Дома к другому. Это походит на шелест листьев на ветру.
Дом дремлет. Но слушает. Чирк. Чирк. Чирк.
…и разгневавшись, Рассилон приказал изгнать Другого с Галлифрея, чтобы тот никогда бы не смог вернуться. И настала великая радость для Цитадели. Убегая, Другой захватил с собой Руку Омеги — и навсегда покинул этот мир.
Чирк. Чирк. Чирк.
Ученик вырезал свое имя на лакированной поверхности большого рабочего стола. Заколка для волос кузины Инносет лучше справлялась с этой задачей, чем неуклюжая бритва клана, которую старый Квинц подарил ему на последние именины. Задача заключалась в том, чтобы как можно глубже вырезать своё имя прежде, чем выйти из-за стола.
— Вы слушаете? — спросил наставник.
— Да, конечно, — ответил он, продолжая вырезать.
…и Другой навсегда покинул этот мир.
Отлично.
Наступила тишина. Он знал, что огромных размеров наставник подходит к столу, но ему нужно было закончить свою работу.
— Вы же знаете, что я слушаю, — добавил он, безуспешно пытаясь смотреть прямо в глаза.
Солнечный свет из высокого окна поблескивал на одежде наставника. Зазубренные чёрные полоски тени падали на его белоснежную кожу. Ученик чувствовал взгляд изучающих его стеклянных глаз, дополнявшихся внушающими страх клыками.
Волнуясь, он смазал заключительный штрих. Слишком быстро. Лак отслоился. Большой стол задрожал. Это походило на кашель протестующего дерева, и он обхватил поверхность стола, чтобы успокоить его.
— Почему Вы отвлекаетесь? — Голос наставника, казалось, выходил из его груди, а не горла. Рога, которые вились с обеих сторон его головы, были достаточно большими, чтобы повесить на них плащ. Ученик покачивал ногами.
— Почему мы не можем отправиться на экскурсию? — Он привык отвечать вопросом на вопрос. Его ноги даже не касались пола.
— Что сказано в учебном плане?
Ученик пожал плечами и выглянул из окна.
— А как насчёт практики? Мы могли бы спуститься в сад. Сейчас так жарко, фуксии, должно быть, уже расцвели. — Он открыл стол и стал рыться среди хаоса внутри в поисках рогатки. — Я мог бы пострелять в них с веток, — крикнул он из-под тяжёлой крышки.
— Повторите Семейный завет.
Он застонал.
— И тогда я могу уйти?
— Как Вы родились?
— Это скучно.
— Где Вы родились?
Он со стуком захлопнул крышку стола.
— Я родился в этом Доме, — нараспев произнёс он, с ярко выраженным презрением к тому, что должен повторять для наставника давно вызубренный материал. — Дом Лангбэрроу — один из многих Домов, основанных, чтобы стабилизировать население после Большого Раскола, когда Проклятие Пифии сделало жителей Галлифрея бесплодными. Я родился в семейном станке[4] Дома, каждый станок ткёт кузенов, количество которых определяет «Почтенный центральный справочник населения Капитолия».
Он сделал паузу, чтобы перевести дыхание. За белой деревянной рамой полуденное солнце поблескивало на серебряной листве деревьев. Наставник положил руку на стол.
— Количество?
— Количество кузенов, определённых для Дома Лангбэрроу, равняется сорока пяти. Когда кузен умирает или использует все свои тринадцать инкарнаций, ткут нового кузена в качестве его замены.
Он снова остановился и посмотрел на своего наставника.
— Продолжайте, — сказал тот.
— Я помню, как ждал своего рождения, — сознательно произнёс ученик, чтобы увидеть реакцию наставника.
— Невозможно. Это невозможно.
— Вы — просто машина. Что Вы можете знать об этом?
Автоматизированный наставник колебался. Но его неловкость не выглядела убедительной. Она была слишком точной для живого существа. И все же огромный пушистый аватроид, с его чопорными и безукоризненными манерами, был более безумным и привлекательным, чем любой член семьи Дома.
Молодой ученик продолжал:
— Это походило на то, словно я был растянут. Полностью распутан в Станке. Я был разделён на крошечные части.
— Возможно, теперь Вы учите меня, — сказал наставник. Его большие плечи слегка поникли.
— Я не мог думать. Не связывал мысли вместе.
— Грамматика, — упрекнул наставник.
— Но я знал, где нахожусь, и что происходит. Я ждал, чтобы выйти. И затем я родился. Мои лёгкие почти взорвались. Первый вдох был настолько холодным. И, конечно, все они были там. Все сорок четыре… Они смеялись из-за… потому что… Я никогда не прощу им этого. Говорят, что первый взгляд после рождения, первая вещь, которую видишь, определяет будущие поступки. Но когда это — сорок четыре кузена, ждущие вас, смеясь, хихикая, и подталкивая друг друга, чего вам ожидать в дальнейшем?
Как обычно, он сменил тему.
— И Саттралоп хлопнула меня настолько сильно, что я почти пошёл.
— Когда Вам рассказали это? Как Вы действительно можете помнить?
— Я просто помню. И не дразните меня. Вы всегда дразните меня. Я не новосотканный. Мне почти пять и три четверти.
— И Вы очень рано развились. — Наставник указал на цветной монолит, лежащий на столе. — Откройте свою книгу «Победа Рассилона».
— Что происходило до Большого Раскола? Как тогда ткали людей? — Он ухмылялся, надеясь, что это звучит небрежно и грубо. — Кто такие… матери?
— Матери были женщинами, которые рожали детей.
— Что, как и станок? — Он ухмыльнулся еще шире. — Держу пари, что Саттралоп не способна на это. Дети росли в своих матерях? Как у птиц? Позади кладовой находилось гнездо, но лошади нашли его прежде, чем я смог достать их. Или матери метали икру в реке, как певчие рыбы?
— Это моя работа — задавать вопросы.
— Какой в этом смысл, если Вы знаете все ответы? Как дети растут? И почему животные не используют станки? Почему они только у людей?