Фатум. Самые темные века
– Какие?
– Самые нелепые. Что я, например, занимаюсь по ночам черной магией и режу девственниц. Принимаю ванны из крови.
Даже мой скромный вид, мою предупредительность и мой тихий голос стали находить зловещими. Мои очки пугали людей до дрожи. Меня стали избегать. Когда я появлялся, дамы бледнели и падали без чувств. Мужчины хватались за оружие.
– Однажды я сделал вот так. – Идзи прихлебнул водки, Веселка вздрогнула. Гном мягко облизал губы кончиком языка. – Дамы закричали и убежали в ужасе… Казалось бы, что такого ужасного в этом звуке? – Идзи еще раз втянул водку губами, причмокнул.
В наступившей тишине звук показался очень громким. И очень жутким.
– Идзи, прошу тебя, больше так не делай. – Веселка поежилась. – И вообще… У меня от тебя мороз по коже. Не обижайся, но это правда.
Гном кивнул. Посмотрел на девушку, не мигая. В его темных глазах отражалось пламя костра.
– Я понимаю. И не обижаюсь.
Тишина.
– Дальше, – сказал Венемир.
– Дальше? – Идзи усмехнулся. – Дошло до того, что каждая пропавшая кошка или овца приписывались мне. Я стал местным чудовищем. Ночью я летал на кожаных крыльях и пил кровь, как вампир, а днем говорил тихим пугающим голосом и выглядел простым гномом. Другой ночью я оборачивался волком и резал овец и прохожих, сотнями приносил в жертву молоденьких девственниц, перед этим их обесчестив, конечно, и раскапывал могилы… Последней каплей стала пропажа юной девушки, молоденькой блудницы, приехавшей в город из деревни. Ее прозвали Алой Шапочкой. Девушка исчезла. Через неделю она, правда, нашлась – у одного из поклонников, который задумал на ней, дурачок такой, жениться, но для меня было уже поздно…
Лежащая на грязной мостовой красная шапочка сделала то, что не под силу самым кровавым зрелищам…
Она вызывала в воображении чудовищные картины и просто вопияла о возмездии.
Она была трогательна, эта шапочка.
Немало слез пролилось на той мостовой. Цветы носили охапками. И подарки. Мишки из сдобного теста и куколки из соломы – как вам такое понравится? И свечи. Много свечей.
Красиво.
Я стал врагом города. Самым страшным. Чудовищем из… неважно, откуда.
Так недалеко и до самосуда. – Идзи вздохнул, оглядел банду. – Впрочем, он не заставил себя ждать…
* * *– Как удачно, что братья моей жены оказались рядом! Просто невероятное совпадение, сказал бы какой-нибудь бродячий менестрель. Перст судьбы. Возмездие небесное. Ворвались они в дверь – говорили, что на крики о помощи, – а там я с занесенным ножом. Она на коленях. Мол, я кричал, что лишу ее жизни, но это все вранье. Я бы никогда не причинил ей боли. Я любил ее. Это правда. Я ее любил…
– Как же ты спасся? – спросила Веселка.
Идзи пожал плечами.
– Я хорошо бегаю.
Стефан хмыкнул.
– Правда? – Веселка с сомнением посмотрела на короткие ноги гнома.
Идзи усмехнулся.
– Просто их было слишком много, жаждущих справедливости… Пока меня тащили в подвал, ломали дверь, макали в мою же синюю жидкость… В общей неразберихе мне удалось скрыться. Мне сломали руку и несколько ребер, но это… мелочь.
Веселка сморщила носик.
– Значит, насчет бега…
– Да, – сказал Идзи. – Маленькая неправда. Смешно, верно? Маленькую неправду легко заметить. А вот большую… – Идзи покачал головой. – Когда она настолько огромна и отвратительна, что ее не окинуть взглядом… Тогда, чтобы не сойти с ума, ее приходится считать правдой.
* * *– Итак, все состояние Оля унаследовала молодая вдова. Я задался вопросом: кому это выгодно? И выяснил, что безутешная вдова, получив наследство, оплатила папенькины игорные долги, а братьям купила по капитанскому патенту. Чисто из родственных чувств, я бы сказал.
– Так что получается, господин теоретик, – обратился Идзи к Стефану, – подставили моего героя. Такое вот мое скромное, незаинтересованное мнение.
Стефан хмыкнул.
– Для незаинтересованного мнения у тебя слишком много яда в голосе. – Венемир вздохнул.
– Идзи, – мягко сказал он, – что на самом деле произошло? Когда появились братья твоей жены?
– Ошибка. – Идзи ухмыльнулся, лихо, как когда-то давно, в лучшие времена. – Мою женушку ужасно возбуждало, когда я ей угрожал. Игры у нас такие были, понимаете? Я и рад стараться. Братья врываются, у меня глаза бешеные, пена у рта, нож занесен – причем мясницкий, для колориту, – а Марыся у моих ног. В одном кружевном пеньюаре. Каюсь, зрелище было… – Гном почесал затылок. – Неоднозначное.
Ольбрих усмехнулся. Недобро и жестко. Словно его лицо было натянуто на каркас из железных прутьев.
– Никогда не представится случай второй раз произвести первое впечатление, – заметил он.
– Ольбрих, – сказал Венемир, – помолчи.
Гном почесал подбородок.
– На чем я остановился…
– Баба твоя в одном белье на коленях, – подсказал Стефан. Гном покосился на него, но продолжил:
– Верно. Она в белье, а я с ножом.
– Слушать про милые забавы братья, как понимаю, не стали? – спросил Венемир.
– Правильно понимаешь, командир.
– Все ясно, – Стефан ухмыльнулся. – Все зло – от баб. Все бабы – стервы. Даже Веселка…
– А в лоб? – спокойно спросила та.
– Беру свои слова обратно. Веселка не стерва, – сказал Стефан, час от часу все более развязный. – Она – стервь. Мужского рода. Ай! За что?!
Веселка потерла кулак.
* * *Ольбрих засмеялся.
На него оглядывались. Резкий неприятный звук.
– Когда покупаешь любовь за деньги, не жди, что тебя за это пожалеют. Твоя бывшая женушка – молодец, разобралась с тобой, как ты заслуживаешь. Посмотри на себя, Идзи. Ты же извращенец со всех сторон!
– Но-но! Поаккуратней на поворотах. – Идзи шагнул вперед, выпятил грудь.
Ольбрих на мгновение, очень быстро, по-звериному, оскалился.
– А то что?
Гном попятился. Затем – сжал кулаки и…
– Остановите их! – закричала Веселка.
Шум, гам, неразбериха. Куча мала. Через мгновение бойцы затоптали костер, и башня погрузилась во тьму.
– Стефан, глуши их. Глуши обоих! – голос Венемира.
– Спокойно! Да, чтоб тебя… – Стефан.
– СТОЯТЬ! – снова Венемир. – Ян, черт! Да что вы делаете?! Нет! Хватайте его… да нет, другого! Тьфу, черт. Стефан, хватит! Хватит, я сказал!
…Его оттащили к стене, похлопали по щекам. Вспышки молнии перед глазами.
– Ольбрих, живой?
Он открыл глаза. Выпрямился, провел языком по зубам. На месте. Но губы разбиты. Ольбрих вытер рот рукавом. Теперь будут как оладьи, черт.
– Что… где?
– Нашел, с кем связываться, – сказала Веселка. – Это же Стефан! Он вам обоим…
Ольбрих захохотал.
– Чего ты ржешь? – обиделась Веселка.
Стефан поднялся на нетвердых ногах. Покачал головой, сплюнул в сторону. Посмотрел на Принца:
– Больно?
– Да пошел ты, – сказал Ольбрих беззлобно.
Стефан очень серьезно склонил голову на плечо.
– Чудной ты, Ольбрих. Я давно хотел спросить. Ты когда смеешься – тебе хоть чуть-чуть весело?
И тут засмеялся гном. Таким надломленным смехом, от которого мурашки пошли по коже.
4. Ян
По статистике, из десяти серийных убийц семеро всегда – эльфы, двое – люди. И один, возможно, гном. Хотя, как утверждает почтенный доктор Тибо, это может быть и статистической ошибкой.
Газета «Лютая и лютейшая правда», номер 5 за 877 год
– Стеф, берегись!!
Стефан бросился на землю. Выругался, когда стрела, прилетевшая со стороны леса, застряла в кожушке.
– Твою же мать… началось! – заорал Стефан. – Все сукины дети пришли! Все сукины дети до единого!
Между сосен замелькали темные фигурки. Стефан вскочил на ноги, пригнулся и побежал.
Стрела щелкнула по наплечнику и ушла в небо. Следующая просвистела над ухом, взъерошила волосы…
Стефан втянул голову в плечи.