Максимальная справедливость (СИ)

Но, судя по следующей реплике, его коллега думал примерно так же.
— Неужели ещё кого-то убили? — в его голосе промелькнули нотки чувства вины. — Господи, я же предупреждал! Почему вы меня не послушали?!
— Успокойся, — Макс поморщился от его резкого голоса. — Не кипятись, никого не убили. Нас вызвал по срочному делу какой-то Владимир Филимонович Измайлов.
Макс больше ничего не добавил. Во-первых, новичок и так всё обязательно и весьма скоро узнает, а во-вторых ему просто не хотелось разговаривать. Голова разболелась довольно сильно, вон даже бортовой терминал непрерывно моргает сообщениями о повышении артериального давления у одного из пассажиров, да и татуировка с нанитами что-то вдруг зачесалась. Макс знал, что это нормально, должно быть, наниты просто активизировались на профилактический запуск, но всё же данный факт внушал опасения, особенно после того, что случилось с одним из его предыдущих напарников. Так иногда бывает — веришь правилам и инструкциям, доверяешь им своё здоровье, а однажды прямо перед твоим носом ломается одно из устройств вопреки всему написанному. И данное событие становится фактом, опровергающим всё то, чему ты верил.
Поэтому Макс предпочитает верить только самому себе — так проще, ведь он же не может предать или подвести самого себя, не так ли?
— Измайлов? — нахмурился Дима. — Что-то знакомое, где-то я уже слышал про человека с таким именем. Нет, не помню.
Через примерно сорок минут езды по автобану между двумя крупными районами города они въехали словно в другой мир. В практически нищем Волжском спальном районе большинство домов тесно ютились рядом друг с другом, плотным частоколом разной высоты усеивая сравнительно небольшую площадь — всего четверть от площади от Аглинского района, в который они сейчас въезжали. Но при этом по численности населения они были примерно равны. И если классовое неравенство в Волжском районе не было заметно (ведь разницы почти нет, получает человек на уровне прожиточного минимума или же на десять процентов больше от него — всё равно мизер), то в Аглинском районе было отчётливо видно, где живут обеспеченные люди, и где — те, кого с уверенностью можно назвать богатыми. Всё те же высотки с жилыми блоками, но выше раза в два, большинство окрашены в голубой, жёлтый или зелёный цвета, а не в унылый цвет бетона, который уже давно нигде в строительстве не используется, везде полиматериалы, пластик или сверхпрочные сплавы металлов. И жилые блоки в них — сплошь тип «А» и лишь изредка «Б», для тех, кого считали неудачниками все поголовно. Но между высотками затесались другие здания, куда более низкие, всего по несколько этажей, максимум четыре-пять, но зато не уступающие по занимаемой площади, утопающие в зелени, имеющие собственные охраняемые дворы и геликоптерные площадки на крышах там, где те не были целиком заняты бассейнами, спортивными площадками и прочей атрибутикой для отдыха. В подобном доме мечтал жить каждый, но очень мало кто мог похвастаться даже тем, что просто побывал внутри одного из них и увидел, что там находится. Слухи ходили самые разные, начиная от гласящих, что у каждого жильца свой собственный гарем, и заканчивая теми, что утверждали, что именно оттуда и управляется нынешнее государство, а вовсе не канцлер этим занимается. Сложно сказать, насколько они правы, но с уверенностью можно утверждать, что человек, имеющий много денег, безвластным и малоамбициозным быть не может.
Дмитрий родился и вырос в одной из таких высоток. Первые пятнадцать лет своей жизни прожил в блоках типа «Б», которые им выделяло правление компании, где работал его отец. Поскольку в компании разрешалось периодически менять своё жильё на находящееся по другому, как могло показаться, более удобному адресу, семья Дмитрия Потапенко этим и занималась, взяв за традицию перекочёвывать с места на место каждые три года. Потом они накопили на блок «А», и над Димой другие подростки уже прекратили насмехаться, особенно когда тот записался на полицейские курсы. Ему понравилось, и вскоре он уже поступил в ВУЗ, выучился на полицейского и проработал им в Аглинском районе почти семь лет, неспешно поднимаясь с рядовых должностей до своего текущего звания лейтенанта. Ему, как и другим полицейским, выделили блок «А». Отлавливал сбегавших роботов-питомцев, в настройках программы поведения которых дети владельцев что-то вечно нахимичивали. Два раза помогал забывчивым пенсионерам в телах суррогатов найти собственный дом и отключиться от железного тела, чтобы хотя бы поесть. Расследовал несколько грабежей блоков «Б», и всякий раз подобные правонарушения оказывались либо шутками-розыгрышами, либо же произрастали на почве межклассовой ненависти.
А потом его застукали в постели с той девчонкой, и его перевели в нищебродский Волжский район, отобрав выделенный ему блок «А» и поселив в новый, вроде бы в «В», но уж больно какой-то странный и страшный. Дима откровенно боялся его посещать, поэтому последние несколько ночей провёл у своих родителей. Да, на работу ездить жутко неудобно из-за большого расстояния, но так он надеялся, что ему хотя бы высыпаться удастся. В своём новом блоке он вообще не мог закрыть глаз.
Когда они подъезжали к тем самым двум высоткам «Астола», которые было видно из любой точки города, Дима тут же понял, что их вызвали именно туда, а так же он вспомнил, почему ему показалось знакомым имя вызвавшего их человека. В новостных сводках Измайлов не фигурировал, лицом компании он тоже не был, пресс-конференции хоть и посещал, но всегда предпочитал держаться в стороне от назойливого внимания корреспондентов и камер. Но мама Дмитрия периодически упоминала Измайлова как хорошего начальника средней величины — из числа тех, кто составлял костяк управляющих кадров, под началом каждого из которых находилось по паре тысяч человек.
Они подъехали к «ДаркТауэр», высотке с чёрными матовыми стёклами, ослепительно блестящими в свете послеобеденного солнца. Миновали первый пост охраны — обычный КПП с голограммным забором вроде тех, что использовала полиция на местах преступлений, затем при въезде на подземную парковку второй, более серьёзный. Там не просто проверили их ГИНы на карточках, а самым натуральным образом осмотрели и просканировали, тут же запротоколировав всё, что они с собой везли. Охранники долго смотрели на пистолет Макса, а майор отвечал охранникам тем же, но в куда более тяжёлой, хоть и молчаливой форме. Через несколько долгих мгновений гляделок один из охранников робко признал второму, что раз уж пистолет на предохранителе, то пропустить Максима Бора можно при условии, что тот не будет доставать свою пушку в здании. Макс на это ничего не сказал, и поэтому другой охранник его тут же предупредил, что в противном случае охрана подключится к бригаде суррогатов и на месте разберётся с нарушителем, не став выяснять причины — с безопасностью в башнях «Астола» было очень серьёзно.
Только после всех проверок их пропустили на стоянку для посетителей. Диму эти предосторожности раздражали, хотя внешне он не подавал никаких признаков скверного настроения, был со всеми учтив и вежлив, за что в итоге получил первый одобрительный взгляд Макса за всё время их знакомства.
Когда они вышли из машины, Дима заметил расположенный неподалёку самый настоящий, не голограммный, сад с изящно-тонкими небольшими деревцами, которые, если ему не изменяла память, назывались когда-то берёзами. Аккуратно-постриженный газон, посреди которого петляло несколько мощёных жёлтым кирпичом дорожек, по краям которых тянулись кусты цветущих генетически модифицированных специально для холодной погоды роз. А в самом центре сада виднелась большая круглая площадка с деревянными скамейками по периметру, а в центре — большой фонтан Самсона, раскрывающего пасть мраморному льву, изо рта которого вертикально вверх бьёт струя воды, создающая подобие радуги под лучами солнца и порывами ветра.
— Ух-х, — тихо восхитился Дима. — Какая красотища!
Макс не стал этого отрицать, но радости своего коллеги он не разделял. Пришёл, увидел, впечатлился за несколько секунд — и пошёл дальше, чего здесь стоять и терять время? Важный человек ждёт.