Сувениры Тьмы (СИ)
Я посочувствовал, конечно, сестре, но кто будет платить за ее сгоревшую дачу — последнее, что волновало меня в тот миг. Масштабы бедствия начинали выходить из-под контроля. Именно это, а не дымящаяся груда почерневших досок под Москвой, и даже не дальнейшая судьба Сени Платонова, обеспокоило меня сильнее всего. Из маленькой мерзкой мухи мог получиться беснующийся в центре города красноглазый инфернальный слон. Пообещав кузине в кратчайшие сроки разобраться со всеми проблемами, я позвонил человеку, обещавшему свести меня с Гертесом. Но его номер был заблокирован.
"Атака проведена грамотно, по всем правилам". Не знаю, откуда взялась эта фраза, вспыхнувшая вдруг в моем сознании. В возможность благополучного исхода я больше не верил.
Появление обезумевшего Арсения стало очередным штрихом к нарисованной моей интуицией безрадостной картине. Снова — судорожные метания по лифту, лестничной площадке и прихожей. Снова — сорванный голос и подернутый пленкой запредельной обреченности взгляд. Честно сказать, я смертельно устал от всего этого. Поэтому не стал выслушивать Сенин рассказ об очередном возвращении мухи. Положил руки ему на плечи и спросил:
— Сеня, у тебя с собой загранпаспорт?
К счастью, все важные документы были при нем. Сеня, правда, не понял, зачем это нужно.
— Мы уезжаем, — пояснил я. — Сегодня же.
— Куда?
— В Иерусалим, на Святую землю. Домой заедешь?
Платонов яростно замотал головой. Он был в отчаянии.
— Ладно, все необходимое купим тебе по дороге, — сказал я и пошел собирать чемодан.
Через полчаса мы с Сеней вышли на лестницу. Устоявшееся положение дел, уверенность в завтрашнем дне, планы на будущее, — все рухнуло в одночасье. Я больше не задумывался о том, что ждет впереди. Хотелось лишь как можно скорее избавиться от того, что дышало в затылок.
И мы, разумеется, не успели.
В тот миг, когда я нажал на кнопку вызова лифта, Платонов побледнел, развернулся и, указывая пальцем на площадку этажом ниже, прокричал что-то нечленораздельное. Объяснений не понадобилось.
Она была там. Муха.
Носилась на фоне окошка, так, что не заметить ее было невозможно. И не услышать — тоже. Она ведь жужжала. И если раньше я, слышавший этот звук только в записи, мог лишь безоговорочно верить в существование в мире такого зла, то теперь — явственно ощущал его присутствие, понимал, что это такое на самом деле.
В самом по себе мушином жужжании не было ничего страшного. Но слыша его, я чувствовал, как в моей собственной душе просыпается что-то грязное и мерзкое, что-то предельно черное. Мне вдруг невероятно захотелось увидеть свою сестру и… откусить ей пальцы.
Глаза застила алая пелена. На ее фоне начали разворачиваться те самые жуткие видения, о которых рассказывал Сеня. Не знаю, правда, видел ли я то же самое, что и он — оригинал ведь мне знаком не был. Но суть была той же самой. А самой пугающей была… необычайная притягательность увиденного. В этой предельной мерзости хотелось остаться навсегда, поскольку… именно пребывание в ней дарило непоколебимую уверенность — хуже уж точно ничего не будет. Ничего и никогда.
Я стоял, блаженно глядя в никуда и улыбаясь. Сеня посмотрел на меня.
— Нееееееееееееет! — я увидел, как он движется вперед и вниз. Сеня сбегал по ступеням туда, где летала муха. Это несказанно удивило меня, ведь он боялся даже мысли о том, чтобы соприкоснуться с ней.
— Сдохни, мразь! — завопил Сеня и… прыгнул, выставив руки перед собой. Он хотел поймать муху. Я завороженно наблюдал, как Платонов плывет по воздуху, преодолевая расстояние, оставшееся до…
Хрясь!
… стены.
Жужжание смолкло. Я слышал, как хрустнула шея Платонова. Видел, как разбилась его голова. Сеня был слишком измотан и не рассчитал свои силы. Он промахнулся. Не успел даже сомкнуть ладони, между которыми должна была погибнуть муха. Врезался головой в стену и, получив несовместимые с жизнью травмы, рухнул на серый бетон. Все это заняло секунд пять, не больше. Но мне, разумеется, показалось, что прошла целая вечность.
Муха исчезла. Ее миссия была выполнена.
— Сеня умер от удара о стену или вследствие перелома?
Я стоял рядом с судмедэкспертом в коридоре больничного морга. Совсем рядом, через стену, лежал на столе мертвый Сеня. Мой лучший друг.
Я сразу вызвал "скорую", но помочь Платонову врачи ничем не могли. Я ведь звонил, уже зная, что он мертв, но все еще надеясь на чудо.
— Кем вы ему приходитесь? — спросил вместо ответа человек в белом халате. Узкое, желтое от никотина лицо. Длинный подбородок и впалые щеки покрыты густой рыжеватой щетиной.
— Я его друг.
— Друг? А родные у него есть? Семья?
— Есть. Я постараюсь с ними связаться, — я достал пачку сигарет, закурил. — Доктор, скажите, пожалуйста, от чего именно он скончался?
— Можно и мне одну? — пальцы врача ловко выудили из пачки сигарету. — Он задохнулся.
— Что?
— Задохнулся. Смерть наступила еще до удара. В полете.
— Постойте, как это могло произойти? — я оторопело уставился на эксперта.
— Очень странный случай, — пожал он плечами. — В горло к господину Платонову как-то попала муха.
— Что?! Муха?! — я выронил сигарету. Могу представить, как я тогда выглядел. Но доктора моя реакция ничуть не удивила. И в самом деле — у человека друг погиб на глазах, а тут еще какой-то бред про муху.
— Да, — сказал он. — Только что я ее извлек.
— Покажите, — мне стоило огромных усилий, чтобы не оттолкнуть его и не ворваться в мертвецкую. — Если возможно.
— Идемте.
Врач бросил окурок в урну и открыл дверь, пропуская меня. Я на ватных шагах вошел в помещение, где лежали мой мертвый друг и убившая его потусторонняя тварь.
К счастью, тело Платонова было накрыто простыней, и мне не пришлось лишний раз на него смотреть. Эксперт подошел к подоконнику, на котором стояло несколько эмалированных медицинских плошек. Мой взгляд неотступно следовал за ним.
— Странно, — промолвил врач. — Она же была здесь.
Ноги мои едва не подкосились окончательно.
— Я не представляю себе, как она могла исчезнуть, — врач повернулся ко мне, держа в руках пустую плошку. — А вы?
— Я — представляю, — я и сам удивился сквозившим в моем голосе безразличию и смертельной усталости. — Но это, думаю, из области фантастики.
Я начал слышать ее в тот же день, как похоронили Арсения.
Сначала — чуть вдалеке, словно она кружила где-то на расстоянии нескольких метров.
То были странные похороны. Не менее странные, впрочем, чем сама его смерть. Поскольку единственным свидетелем оной являлся я, ко мне были обращены и все взгляды. И все вопросы. Только что же я мог ответить?
Вот и не ответил ничего. Совсем ничего. Сам, мол, ни бельмеса не понимаю.
Похороны закончились. Кладбище опустело. Остались только я и муха.
Я стоял над свежей могилой и смотрел на улыбающееся Сенино лицо на надгробии. Муха жужжала где-то поблизости. Я не пытался ее увидеть.
Я развернулся и пошел к машине. Муха летела следом.
По дороге домой я вспомнил кое-что важное и развернул джип. Не знаю, где она была в это время.
Боб встретил меня отрешенным взглядом — если, конечно, так можно сказать о глазах собаки. Он уже знал, что хозяина нет. Почувствовал это. Бобу было все равно, куда идти, и он пошел со мной.
Она, вне всяких сомнений, наблюдала.
Мне тоже было все равно, куда идти. Никаких мыслей, даже той, спасительной, самой нужной. Я, конечно, пробовал несколько раз дозвониться упомянутому уже посреднику, но уже по инерции, заранее зная, что услышу в ответ.
Я взял на работе отпуск, оставив фирму на попечение заместителя. Вряд ли в эти дни я проявил бы себя хорошим руководителем. Наверняка допустил бы какую-нибудь непростительную оплошность.
Вы, наверное, подумали, что я запил? Нет, хотя мог бы. Весьма вероятно, это помогло бы с еще большим безразличием принять неизбежное.