Малолетка (СИ)
Ася?!
- Мать его, чего же так больно, сука?! - рычит, но поднимается и, пошатываясь, идёт на звуки рыданий.
Отчего-то эти всхлипы давят ему на грудь, лишая кислорода. Виски сдавливает от её страданий и так погано внутри, что физическая боль - ничто, по сравнению с этим.
Почему она так плачет? Что с ней?
Набатом в голове бьётся мысль, что ей сейчас нужна помощь и он должен идти. Опираясь руками о стены узкого коридора, он шёл, превозмогая боль, и всё-таки добрался до её комнаты.
Девочка сидела на кровати, обняв свои коленки, слегка раскачивалась и смотрела в никуда. В глазах застыли слёзы и беспомощный старик рядом. Он, конечно, мужик. Только защитить Асю уже не может. И нет, Макар не испытывал на этот счёт злорадства или радости. Ему было так же погано.
- Что с ней? - не узнал свой севший, охрипший голос.
- Сон страшный приснился. Иди ложись, тебе рано ещё вставать. А утром звони своим и проваливай. Оставь нас в покое, - старик захлопнул перед носом Лавра дверь, на что последний тихо рыкнул, но не стал ломиться к ним.
- Пошёл ты нахрен, осел старый.
Упёрся лбом в гребаную преграду, замер, прислушиваясь.
- Асенька, девочка, ну что ж ты… Нельзя же так. Забудь. Было и прошло. Никто больше не посмеет тебя тронуть. Ни Володька этот, никто. И бандитам я тебя не отдам, слышишь?
Что, блядь, ещё за Володька?!
*****
Утро было тяжёлым. Голова раскалывалась, как с похмелья, а спину жгло так, что темнело в глазах. Хорошо дед засадил. От души.
Самого старика в комнате не было, а запах стоял неимоверный. Пахло манной кашей. Как в детстве. Даже мать вспомнил.
Асенька, наверное, кашеварит.
Сцепив зубы и кулаки, поднялся и отметил про себя, что боль уже не такая острая, как ночью. Заживает, как на собаке, да.
На кухне Макара ждало новое потрясение. Он даже о ранении забыл. Если бы сейчас ему прострелили ногу, не заметил бы.
Ася стояла у плиты и что-то помешивала в кастрюле - видать, ту самую манную кашу. Не было в ней ничего такого, чего Лавр не увидел ранее, но в то же время, что-то не так. Грустная, скорбящая о чём-то, она разрывала его самообладание на ошмётки. Глядя на эту девочку, он сходил с ума мгновенно. Срабатывало сразу несколько инстинктов. Защитить. Сделать своей. Отметить её. Спрятать ото всех навеки.
Даже сердцебиение участилось. Вот же… Вляпался под сороковник.
- Покормишь? - шагнул к ней, а девочка, вскрикнув, выронила из руки ложку.
- Вы… Вам рано ещё вставать, - спрятала взгляд, но не отвернулась.
Боится. Хреновато, конечно, но не критически. Уж кто-кто, а Макар умеет пудрить мозги. Жаль, что с ней не получается держать себя в руках. То и дело клинит, как подростка в пубертатный период.
- Нормально. Так ты покормишь? Жрать хочется до ужаса.
Девушка кивнула и дрожащей рукой схватила тарелку.
- Садитесь.
- Я лучше присяду. И не «выкай» мне. Уже прошли мы эту стадию.
Ася молча наливала кашу, а он, храбрясь, но покряхтывая, сел на табуретку. Хорошо, дед в спину пальнул, а не в задницу - вот где позор был бы.
Всё-таки вкус детства забыть невозможно, а ощутить его спустя долгие годы - абсолютный, чистейший кайф.
Уплёл три тарелки каши, удивив своим зверским аппетитом Асю и запив сладким чаем, устало вздохнул.
- Спасибо, красивая. А теперь найди мне мой телефон.
Ася кивнула и поспешно убежала. Похоже, только и ждала момента, трусишка маленькая. Через минуту принесла ему телефон и вздрогнула, когда горячие пальцы Лавра коснулись её руки.
- Я сейчас своему другу позвоню, чтобы он заехал за мной, а ты пока расскажи, кто такой Володька и что он тебе сделал?
Ася резко выдохнула и отступила от него, словно обжегшись.
- Откуда вы…
- Ты ночью кричала. А потом я видел, что с тобой было, Асенька. От простого кошмара так не дрожат и не плачут. Расскажи мне всё.
Девочка, казалось, в комочек сжалась. У Лавра даже в груди зажгло от какого-то странного чувства. Что же натворил этот мудак Володя, что её так трясёт?!
- Не молчи Ася, - хмуро глянул на неё исподлобья, отыскивая в мобильнике нужный номер. - Это он тебя девственности лишил? Изнасиловал?
Разумеется, Макар - не пацан. Всё прекрасно понял. Он и сам, как тот мудак, позарился на прелести девочки. Нет, не жалел, конечно, о том, что взял её, но понимал, что надо было по-другому всё оформить. Не так. Не по-пьяни. Не отталкивать её потом.
- Вас это не касается. Это моя жизнь и вы не имеете к ней никакого отношения. Я попрошу вас уйти из нашего дома, иначе я буду вынуждена вызвать полицию. Степан Иванович скоро вернётся из магазина и ему не понравится, что вы тут, как дома себя чувствуете.
Надо же, как разошлась. Расхрабрилась!
- И что мне сделает твой дед, красивая? Ещё раз пальнёт? Не надейся на это. А вот полиция это, конечно, здравая мыслишка. Заодно заберут нашего «Ворошиловского стрелка». Ну так что, Асенька?
Девочка ахнула и, прижав руки к груди, взмолилась:
- Нет, не надо… Вы же не такой, прошу вас!
Он, и не такой?
Наивная кроха.
Нет, он, конечно, лучше каждый день дробью в спину будет получать, но к «мусорам» в жизни не обратится - западло. Только Асенька-то этого не знает.
Макар хмыкнул и похлопал по своей коленке.
- Садись и рассказывай.
ГЛАВА 10
Я была не такой, как все. Всегда тихая, незаметная, старалась слиться с окружающей средой и никому не мешать. Так родители приучили. За любой лишний звук меня наказывали, выгоняли из дома.
В детском доме было ещё хуже, чем с пьяными родственниками. Дети жестоки. Особенно, брошенные дети. Те, что никому не нужны. Те, кого кроме воспитателей никто не поздравляет с Новым годом, а день рождения - вообще не праздник.
Сначала я была одной из «соплюх» - так называли слабых детей. Тех, на ком оттачивали боевое мастерство и щедро награждали тумаками за просто так. Просто потому что захотелось.
Правда, такое положение вещей редко кого устраивало и однажды «соплюха» не выдерживала. Так было и со мной. Одна девчонка толкнула меня в спину, а её подружка подставила подножку и я упала лицом в пол. Разбила нос и, увидев свою кровь, психанула. Просто поднялась и ударила в ответ, а когда пришла воспитательница рассказала ей о случившемся. Виновные были наказаны уборкой территории. Какое страшное наказание…
В ту ночь мне устроили «тёмную»*. Именно тогда, задыхаясь под тяжёлым одеялом, глухо вскрикивая от болезненных ударов, я поняла - мне никто не поможет. Никто не защитит. Я ничтожество - точно такое же, как и все здесь. Пустое место. Ноль без палочки.
Если пожалуюсь - их накажут, а меня снова изобьют. Если промолчу и сделаю вид, что ничего не случилось - продолжат издеваться.
На утро я уже знала, кто именно меня бил. Это было видно по их глазам, полыхающим жаждой крови. По довольным звериным лицам.
А ночью я собрала свою маленькую команду из таких же неудачников и «темную» устроили уже той, что была предводительницей наших обидчиков. Затем, так же накрыли одеялом её подружку и избили и её. Проделали это с каждым, кто так или иначе был замешан в издевательствах над нами.
Вскоре все поняли, что «психичек» трогать нельзя. Нас оставили в покое, а мы, в свою очередь, не трогали их. Просто тихо существовали своей маленькой, но дружной стайкой. Я тогда даже поверила, что у меня появилась семья. Глупая… Нет семьи в детдоме. Там каждый за себя.
Однажды в учебном корпусе меня кто-то окликнул и я, увидев перед собой любимца всех девчонок, засмущалась.
- Привет, малышка, - он помахал мне рукой, а я завертелась по сторонам, пытаясь понять, кому предназначалось приветствие и была несказанно удивлена, когда осознала, что разговаривает он со мной. - Давно за тобой наблюдаю… Тебя как зовут?
Мальчики и девочки жили в разных корпусах, а потому виделись преимущественно на учёбе. Но поговаривали, что иногда мальчики забегают к девочкам, когда дежурная воспитательница уснёт. Уж чем они там занимались не сложно догадаться. Многих девчонок, после таких визитов противоположного пола, водили к гинекологу, а после зачем-то заставляли разгружать тяжёлые ящики с продуктами. Уже позже я узнаю, что так воспитатели избавлялись от нежелательной беременности несовершеннолетних девчонок и спасали свои шкуры.