Виктория значит Победа (СИ)

  
Виктория значит Победа
   
Глава 1
 
Глава 1
Ну и денек…
Темное, но совершенно безоблачное небо усеяно прихотливым узором незнакомых созвездий. Точнее, они вроде бы знакомы, но назвать их по имени никак не получается, что-то мешает, какая-то завеса в памяти.
В этот поздний час кругом нет ни души. Даже лесные птицы, и то надолго замолкли. Даже цикада не всплакнет в темноте. Даже ветерок не всколыхнет ветки далеких деревьев. И шепот ручья остался где-то далеко позади, вместе с непроглядной стеной черного леса. Под ногами коня простирается только безбрежное поле, в эту пору еще не успевшее зарасти буйными травами. Мягкая почва скрадывает топот копыт. Тишина и покой как будто бы царят во всем обозримом мире. Тишина и покой. Только манящее звездное небо и простор впереди. Только мерно переступает копытами любимый конь, уютно покачивая седло. Только пятки, не знавшие шпор, непроизвольно и мягко стукаются о его бока. Только дремлет уздечка в руках, отдыхая после напряженного дня.
А день и впрямь выдался таким тяжелым — погони, стычки, грохот сбившихся в кучу повозок, треск ломающихся костей. Все это теперь позади. Можно спокойно проехаться по полю, остудить разгоряченно и измученное бесконечными боями тело, хоть на время забыть о том, что на свете идет непрерывная война. Хочется даже зарыться лицом в мягкую гриву коня, прижаться к его длинной шее и ни о чем не думать, но делать этого все-таки нельзя — еще заснешь, и свалишься из седла.
Сколько покоя. Сколько тишины и покоя под звездным небом. Неужели так не может быть всегда? Неужели люди не могут просто забыть о войне и заняться мирным трудом? Почему чужеземцам всегда что-то надо от их гордой страны? Почему им даже мало просто занять чужую землю, а нужно обязательно вырвать и растоптать ее душу?
Ничто в природе не напоминает о том, что на свете есть враги. Тело и душа прямо растворяются в родной природе, в доброте этого леса, этого поля, этих звезд над непокрытой юной головой. Хочется забыть, что ты принадлежишь к миру двуногих, с его бесконечными распрями, с постоянно льющейся кровью и слезами.
Внезапно ночную тишину разрывает резкий посторонний звук. Все, идилия нарушена — на горизонте показалась какая-то черная стая. Ну да, враги всегда атакуют в самый неподходящий момент. Но, какие все же, гады, испортить такую ночь! А впрочем, ворчать не стоит — сразу видно, что они дураки — нападать такой ничтожной шайкой. Верный меч не подведет, да и конь сам по себе — отважный воин, уже без счету супостатов полегло под его копытами. Вдвоем они сумеют перебить эту падаль в два счета.
Вот налетает передовой всадник, в его руке сверкнул клинок, но слишком поздно — острие меча вошло ему прямо под подбородок. Вот еще один налетает сбоку, но его голова тут же летит наземь, как пивной котел. Эй, ну так даже не интересно, давайте по двое сразу что ли.
И, будто угадав, враги заходят сразу с дух флангов. Крутнувшись в седле, удается мгновенно завалить обоих. Вот так. Теперь их уже осталось совсем немного, всего-то пять-шесть. Ну что, будете драпать, или все хотите последовать за своими?
Враги неуверенно топчутся чуть поодаль. Их кони нервно прядут ушами, и, вроде бы, все же понемногу пятятся. Как вдруг откуда-то из-за их спин вылетает копье. Оно летит как-то странно, сделав неестественную дугу над головами воинов. Всадник не успевает ничего поделать.
Огромное, широкое острие размером в две ладони, в мгновение ока пронзает шею коня, а дальше следует тяжелый, как будто тупой, удар в грудь всадника. Беспомощно звякает кольчуга, трещат ребра, рвется живая плоть, чудовищный наконечник разрывает все на своем пути — сердце, легкое, наконец, снова ребра и кольчугу…
***
Вика резко распахнула глаза и рывком села на кровати. Приложила руку к груди. Сердце под пижамной курткой билось, как будто язык колокола. Вся левая часть грудной клетки нестерпимо болела, и спереди, и сзади. По лбу катились крупные капли пота, как будто в бане.
Она огляделась по сторонам. Уличные фонари, которых понатыкали прямо под окном из-за недавно возникшей напротив новостройки, в последние годы напрочь убивали всю уютную ночную таинственность, даже несмотря на плотно задернутые шторы. Поэтому девочка легко разглядела стрелки настенных часов. Половина четвертого. Еще бы спать, да спать, а тут такое.
Вероятно, от звука ее тяжелого дыхания, проснулся отец, спавший на соседней кровати. Уже понимая, что случилось, спустил ноги на пол и спросил:
— Опять приснилось? То же самое?
— Да, пап, то же самое, — кивнула Вика. — А я кричала, да?
— Нет, дочка, что ты, — помотал головою папа. — Ты ведь никогда не кричишь. Ты же у меня такая могучая. Я просто почувствовал твою боль. Очень сильно?
Девочка молча кивнула, зная, что он ее прекрасно видит, прикусила губу и прикрыла глаза. Папа поднялся на ноги и сел рядом с нею. Она благодарно привалилась к его боку, и отец стал гладить ее по светлым волосам.
— Значит, все как всегда? — спросил папа негромко.
— Да, пап, все то же самое.
— И бескрайнее поле? И битва?
— Ну, не битва, а так, стычка, — поправила Вика.
— Да, знаю. И тебя снова убили?
— Вместе с конем. Вот что страшно. Себя-то не так жаль.
— Слушай, ты у меня вообще человек, или кентаврица? Одних только лошадей любишь, — пошутил папа, чтобы слегка отвлечь ее. — Может, хвост поискать?
Вика вымученно усмехнулась и тут же поморщилась — малейшее движение заставляло ребра ныть сильнее.
— Пап, а это вправду так больно, когда копьем в сердце? Вроде бы, смерть мгновенная.
— Не знаю, дочка.
— Ну, ты чего, журналист должен все знать!
— Да кто же сейчас такое знает? Кто сражается копьями?
— Ну, африканцы, может быть. Или бразильские индейцы.
— Пожалуй. Только я ведь не международник, а скромный репортер областной газеты.
— Да, конечно. А я вот все думаю, с чего это со мною происходит?
— Ума не приложу, — вздохнул папа. — Уже несколько месяцев, прямо с дня рождения, и каждую неделю… Пожалуй, что-то нервное. От сильных переживаний.
— Но от каких? Я ведь в игры электронные не играю — что я, дура, что ли? Фильмы смотрю, в основном, старые, не цветные. Читаю только научную фантастику, фэнтези у меня как-то не идет. Не представляю, что могло вызвать этот навязчивый сон.
— Но твоя любовь к лошадям…
— Ну и что, пап? Это же вполне мирное увлечение. Я просто скачу, и всё.
— Тогда, может быть, что-то в школе? Ты точно обо всем мне рассказываешь?
— Пап, ну я, разве что, купаюсь сама, других тайн у меня от тебя нет, — произнесла Вика даже с некоторой обидой.
— Ну, прости, прости. И все-таки, может, что-то тебя волнует? У тебя завелись смертельные враги?
— Да какие враги, так отребье, о них даже вспоминать лень, — вздохнула девочка.
Они еще пару минут помолчали, потом папа сказал:
— Ну, постарайся заснуть, дочка. Ты же у меня Вика, Виктория, твое призвание — побеждать.
— Знаю, пап, — невесело улыбнулась девочка. — Но как победить бессонницу?
Папа вздохнул и поплелся на кухню, накапал в кружку корвалола, или что там еще пьют в таких случаях, и вернулся в комнату. Вика проглотила пряную жидкость и расслабленно растянулась на кровати, а папа укрыл ее одеялом, присел рядом, стал гладить по голове и полушутя напевать совсем детскую колыбельную. Это была у них такая молчаливая договоренность. — дочка по правилам игры должна была немедленно уснуть, как в раннем детстве, а папа — довольный возвратиться на свою кровать. И Вика усердно притворялась спящей — нельзя же, чтобы единственный близкий человек страдал из-за нее весь остаток ночи. Но уснуть взаправду никак не удавалось, до самого утра ее преследовали непрошенные мысли, непонятные догадки, какая-то чехарда заводилась в голове. Может быть, как-то и спалось, только сама девочка этого не замечала, и утром вставала с постели совершенно разбитой.