Флористка (СИ)

— Как вас зовут?
Как зовут, на то и откликаюсь, хотелось сказать мне. Но вместо этого я ответила:
— Валентина.
— Филипп, — представился парень. — Так вот, Валентина… Какая вы все-таки молодая, я думал, такие ещё не работают… Понимаете, в чем дело: мне нужен красивый букет, но я совершенно не разбираюсь в цветах. Я хотел бы подарить его девушке. Так как вы тоже девушка, то должны знать, что вам может понравиться, — он умоляюще посмотрел на меня.
Нет, с молодой он, конечно, промахнулся. Я уже совершеннолетняя, целый месяц как, поэтому работать могу вполне. Я бросила мимолетный взгляд на витрину, в которой отражался мой силуэт. Вроде бы, на свой возраст выгляжу, иногда даже больше дают… на пару месяцев, ага.
С тем, что девушкам нравятся совершенно одинаковые вещи, он, конечно, промахнулся тоже. Это я отношусь ко всем терпимо и приму любой букет — только подари. А есть девушки, которые из-за сильно красных роз или бледный лилий и по голове им настучать могут. И это не шутки, лично таких знаю!
— Какой сегодня праздник? — не выдержав, спросила я.
— Праздник? — удивился Филипп. — Не слышал ни о каком празднике.
Хм, праздника, похоже, сегодня действительно нет. Надо будет спросить у Печкиной: может, она действительно свой любимый цветочный разрекламировала, ни о чем меня не предупредив? И теперь нескончаемый поток посетителей и полупустые вазы будут каждый день…
О нет, я не выдержу!
— Я отвлеклась, — призналась честно. — Не разбираетесь вы не только в цветах, но и в девушках, да? — Филипп недоуменно поднял брови. — Или все-таки сможете назвать пару черт ее характера, чтобы я смогла подобрать более точный букет? Может, вы что-то хотите сказать ей? Я знаю язык цветов, — не постеснялась похвастаться, — поэтому мы сможем подобрать что-то в соответствии с ним.
— На вас, Валентина, похожа. Делайте то, что было бы приятно получить вам.
Я кивнула, соглашаясь. Мне так мне. Хотя, на самом деле, одной мелочной Валентине хотелось бы получить квартиру в центре или хотя бы велосипед. Но в цветочном магазине их, конечно же, не имелось.
Я принялась ходить между вазами, чувствуя, что снова начинаю замерзать.
Почти все цветы пахли легкостью и воздушностью — почему-то именно с этими словами у меня ассоциировался их запах. Захотелось стать такой же, легкой и воздушной, словно те самые облака, но походка у меня была тяжелой.
Остановиться пришлось у гербер: насыщенно-оранжевых, чем-то напоминающих маленькие подсолнухи. А воду я им, глупая, так и не поменяла! А ведь эти герберы такие красивые, солнечные, жалко будет, если завянут.
— Отличный выбор, — подбодрил Филипп, внимательно за мной наблюдающий. Я бросила на него недовольный взгляд, и тогда он заметил: — Честное слово.
— Это герберы. Символ радости и добра. В некоторых источниках — признательности и восхищения, — заметила я. А ещё они служат признаниям в любви, но разве такому парню, как Филипп, нужны цветочки, чтобы рассказать о своих чувствах?
Отреагировать на мои слова Филипп не успел: в магазине зазвучала «Numb», песня группы, логотип которой был напечатан у Филиппа на футболке. Я сразу узнала ее: а разве я не могла узнать одну из своих любимых песен? Парень, сказав, что скоро вернется и вновь откинув волосы, оказался на улице, а я принялась ловкими движениями вытаскивать яркие герберы из вазы. Затем добавила к ним пару стебельков рускуса, растения с удлиненными зелеными листьями, которые, по моему мнению, отлично контрастировали с герберами.
Упаковочная бумага, которую у меня хотели выкупить, здесь была бы лишней. Я собрала герберы с рускусом в букет с помощью алой ленты. Потом, не выдержав, ради шутки вставила в букет декоративный штекер — деревянную палочку, на конце которой устроилась улыбчивая оранжевая стрекоза, при движении букета взмахивающая крыльями.
Детский сад, ну а что поделать? Мне такой букет нравится, даже очень. В итоге он получился пышным, ярким и вообще отличным — так считала я. А как считал Филипп, я узнать только должна была: он до сих пор вел беседы.
Смешно будет, если он вообще ушел, передумав покупать какие-либо букеты. Но, может, мои герберы приглянутся кому-нибудь другому?
Филипп вернулся минут через пять после того, как работа над букетом завершилась. Я уже успела сесть на стульчик, но теперь, похоже, вновь придется с него вставать.
Вид у парня, когда он только оказался внутри, был хмурым. Но, посмотрев на букет, который лежал на столе, рядом со мной, Филипп чуть улыбнулся. Это было приятно видеть, если честно. Я же говорила, что герберы приносят радость! Или в этом моя оранжевая стрекоза-переросток виновата?
Я кивнула на букет и спросила:
— Будете забирать?
— Сколько?
Сумма оказалась немаленькой: гербер я натыкала достаточно много, да и стрекозка стоила денег, но Филипп расстался с деньгами без жалости. А потом, взяв букет в руки, он вдруг посмотрел на меня и предложил:
— Можно, я подарю его вам, Валентина? Вы же подбирали его по своему вкусу, значит, он вам нравится.
Я нахмурилась. Тогда Филипп заметил:
— Вы сами сказали, что он приносит радость. А вы такая грустная, что радость вам просто необходима, — вновь поддел меня он, даже, кажется, этого не заметив. На его лице все так же сияла улыбка. — Поставите у себя в комнате, а они будут оранжевый цвет излучать. Соглашайтесь. Вы же не зря работали.
Та комната, о которой говорил Филипп, тут же появилась в моей голове. Она у меня бело-голубая, светлая и просторная, а ещё — довольно холодная. А тут — лепестки оранжевые, листья ярко-зеленые… Да ещё и стрекоза. Нет, в моей комнате этот букет смотреться не будет.
Так, ладно, отвлекаюсь. Филипп продолжал стоять передо мной, ожидая ответной реакции, и я уточнила, секундой позже осознав, что спросила глупость:
— А с девушкой, которой он предназначался, что случилось?
— А, — выдал несколько отстраненно Филипп. Улыбка несколько померкла, но он тут же вернул ее на место. — Вы были правы: я совсем не разбираюсь в девушках.
— Можно подарить его кому-нибудь другому, — не успокаивалась я.
Мой собеседник вновь откинул челку — видимо, для того чтобы мне лучше виделись его глаза, а потом произнес:
— Никого, кроме вас, здесь нет. Почему вы так себя не любите, Валентина?
Я сложила руки на груди и недовольно закатила глаза. Очень я себя люблю, очень! Просто устала. И спать хочу. Это я Филиппу и сказала:
— Потому что.
Букет все же пришлось принять, прижать его к себе, прямо стрекозой к груди. Филипп, который стал куда-то спешить, попрощался, пожелал радости — ведь у меня теперь есть герберы, и ушел, оставив после себя потухший огонек-разочарование. А я ведь говорила, давным-давно говорила, что жизнь — разочарования сплошные.
Зато теперь понятно, почему Филиппа не было так долго: он разговаривал с той девушкой, ради которой я пробудила свой креатив. Или с тем, кто был с ней связан…
Бросила она его, что ли? Или изменила? Что вообще может произойти такого грустного в отношениях двух людей?
Я вздохнула. Любовь. Та, от которой счастья примерно ноль, а страданий больше бесконечности. Но разве Филипп — тот человек, который будет страдать из-за любви? Я, например, таким человеком не была: ко всему относилась с некоторой долей равнодушия, считала, что так проще жить. Есть у меня один знакомый, который говорит, что без любви невозможно испытать множество настоящих эмоций, и тогда я задаю ему ответный вопрос: «Почему же я испытываю их каждый день?».
Я не привыкла влюбляться.
Колокольчик звякнул: пришла та, кого я ждала так долго. Моя начальница Печкина, одетая в светло-зеленое платье: эдакий косплей лягушки, которая перестала быть царевной. Она еще долго спрашивала меня о том, как прошел сегодняшний день. И тоже удивлялась народу, утверждая, что никакого пиара она не организовывала. Но, может, его организовал кто-то другой…
Я с сомнением замечала, что такой пиар может быть только черным.