Simply (СИ)

 И тут меня взяла такая злость и обида... Я ведь хотел... Чего? Я и не надеялся ни на что и просто испытывал к нему чувства. Меня отвергли на пустом месте. Я сейчас даже боли не чувствовал, только злость на всех... Я не был виноват в том, что случилось. Да и что такого в любви к парню?! Разве бывает плохая любовь?! Я искренне не понимал, как можно так слепо следовать общественному мнению?! Ведь я его друг, а он и не попробовал меня понять... Унизил, оскорбил.
 – Будешь? – я вздрогнул, оглядываясь. Билл протягивал мне сигарету.
 – Больно нужно! – я оттолкнул ладонью его руку, коснувшись кисти. Не хочу никого видеть...
 Я и не помнил, когда мне было настолько хреново, что я уходил гулять по городу в одиночестве. Друзья всегда были рядом со мной. Боня, Марк и Маркус сопровождали меня везде, и я считал, что я для них важен...
 На улице начинало темнеть, когда я добрался до давно закрывшейся бензоколонки. Тут мы с друзьями, наверно, уже бывшими, часто веселились, притаскивая с собой кассетный магнитофон. Это было здорово, и в то время мне казалось, что нет ничего приятнее этих минут...
 Я уселся на старую раму от автомобиля, которая стояла тут уже не один десяток лет. Эту дорогу закрыли года три назад, а спустя пару месяцев прекратила своё существование и эта автозаправка.
 Как же мне одиноко сейчас. Хотелось курить, но сигареты остались дома. Мне бы побить кого-нибудь, ну, или что-нибудь. Внутри я злился, ненавидел, в тысячный раз возвращаясь в тот вечер, вспоминая поцелуй... Я ведь был неописуемо счастлив. Да, чёрт меня побери! Я был счастлив, когда целовал лучшего друга! Да, я урод! Но я не заслужил...
 – Томми, клиента ждешь?!
 – Или тебя уже поимели?
 Откуда они тут взялись? Недалеко от меня стояли Маркус и Боня.
 – Отвалите, чего вы вмешиваетесь? – оскалился я. – Мы с Марком сами разберемся!
 – Не вмешивай Марка в это извращение! – Боня прожигала меня взглядом. – Он не такой! И ты должен понять, что ты больной и тебе нужно лечение!
 – Откуда тебе знать?! – я повысил голос. – В этом нет ничего больного! Я просто люблю его!
 – Это извращение над любовью! – продолжала она. – Трахать другого мужика в задницу - мерзко!
 – Нет, вот ты ответь честно, Том, ты серьёзно любишь мужиков?! – Маркус наслаждался этим. Я всегда знал, что у него был жестокий характер и он получал удовольствие от мучений других людей.
 Я молчал. Смелости не хватило признаться.
 – Ответь нам, Том, – я и не знал, что Боня настоящий гомофоб, – ты ведь нормальный парень и примешь одно верное решение, да? И мы просто забудем об этом, – Только сейчас я увидел в ее руке деревянную биту. – Ты ведь нормальный парень и то, что случилось, было ошибкой, да? Ты больше не будешь делать так, да?
 Я понимал, что могу соврать, что могу уйти от разговора, но внутри меня полыхала ярость, я ненавидел этих двоих!!!
 – Мне плевать на вас и ваши предрассудки! Я не вижу ничего плохого в том, чтобы любить человека одного со мной пола...
 – А Марк так просил нас поговорить с тобой, говорил, что ты просто совершил ошибку, что ты не такой, – Маркус поморщился. – Он весь сегоднешний день заступался за тебя, винил во всем алкоголь и говорил, что это был простой эксперимент... Он очень надеялся на то, что ты нормальный... Кажется, и он, и мы жестоко обломались...
 Они ещё что-то говорили, а я не слышал, осозновая, что все кончено. Потом меня толкнули на землю, я это понял, когда ощутил ужасный прилив боли к лицу... Собственные друзья в этот самый момент пинали меня, стараясь выбить из меня «всю гейскую дурь».
 Я дошёл до дома кое-как, молясь, чтобы по пути не встретить больших приключений. Конечно, отделали меня не сильно, я всё-таки отбивался.
 Я курил во дворе, вслушиваясь в ночную тишину, глядя на окна домов. В нашем корпусе свет горел только в пяти квартирах и одна из них – соседская. У меня из носа уже не текла кровь, а кулаки неприятно щипало. Я чувствовал солоноватый привкус на губах и хотел бы разрыдаться от бессилия и непонимания, но не смог. Я же мужчина, а мужчины не плачут...
 – Что это?! – утром мама увидела мой опухший нос и синяк под левым глазом и была в шоке.
 – Шёл в темноте, фонари ведь нигде не горят, врезался в фонарный столб, – и мама, быть может, и повелась бы на эту чушь. Только на кухне сидел ещё младший брат и папа. Последний посмотрел на мои руки и точно определил, что я подрался с кем-то.
 Потом у меня состоялся серьёзный разговор с родителями, которые посадили меня под домашний арест до конца каникул. И я был даже этому рад. Да, мне 20 лет и меня до сих пор сажали под домашний арест, да, это было именно так. У меня не было сил даже на то, чтобы злиться.
 Провалялся в кровати целый день, мысленно избивая всех троих друзей. Я пока не был в силах называть их бывшими, но это скоро должно было произойти. Было трудно думать плохо о людях, которые долгое время считались близкими. И я совсем не понимал Марка...
 Вышел покурить, пришлось вернуться в квартиру, когда понял, что забыл зажигалку. Я чертыхнулся, переплевался весь, но за огоньком сходил. Прикурив, уселся на ступеньки лестницы, чтобы хоть немного расслабиться.
 – И поэтому тебе нельзя завести собаку? – этот голос я узнал сразу.
 – Ну, ещё потому, что у мамы любимое животное – кошка, а у папы за всю жизнь был только один хомяк, который умер у него на второй день, – брат поднимался по лестнице в сопровождении нашего нового соседа. И как они умудрились познакомиться?!
 – Понятно, всего тебе хорошего, – Билл провёл ладонью по его волосам, взъерошив их. Нудный родственник скрылся за дверью квартиры, а мужчина обернулся, заметив меня.
 – Все ещё в плохом настроении?