"Малышка Гретхен" (СИ)
Через стол от Рейфа сидел новенький и сосредоточенно что-то изучал на экране комма. Даже появившуюся рядом большую чашку он заметил не сразу и слепо нашарил рукой спустя добрых пару минут после того, как она появилась. Густая молочная пенка оставила след на верхней губе, и Рейф испытал острый приступ зависти — с подачи искина автоповар осчастливил его жидковатым чаем с молоком. Яичница с беконом была неплоха, и он даже с удовольствием очистил тарелку, со злорадным удовольствием наблюдая, как новенький доедает кашу.
Нестерпимо хотелось кофе. Бескофеиновая диета настолько обрыдла, что Рейф задумался о покупке портативной кофеварки, когда придет время загонять «Малышку Гретхен» в доки. Другой вопрос, что до планового осмотра было еще долго, а эспрессо или капучино хотелось прямо сейчас. Не синтетического апельсинового сока, не ягодного морса и даже не прохладной и чистой, как слеза младенца, воды, а именно банального кофе! Тем временем автоповар выдал новому члену экипажа огромный стакан латте… Рейф скосил глаза на бортовой хронометр: до начала следующей смены оставалось сорок шесть секунд.
Новенький не торопился. Абсолютно погруженный в свой комм, он выпал из времени и реальности. Остальные в большинстве своем уже закончили завтрак и разбрелись по местам, скоро начнут подтягиваться те, кто сменился с вахты. Четыре, три, две секунды до начала, и Рейф бесшумно поднялся с места.
— Младший техник, вы хотите в первый же день заработать взыскание? — вкрадчиво спросил он, остановившись у стола.
— Никак нет! — тот вскочил и вытянулся, прижав комм к груди.
— Ну так и не стойте столбом, — Рейф приподнял верхнюю губу в устрашающем оскале. — На первый раз сделаем вид, что я ничего не видел. Напомните ваше имя, техник.
— Нотэм, сэр! Адиз Нотэм! — новенький назвал имя, и это было странно, но Рейф не обратил внимания:
— Бегом марш, Нотэм!
Новичок сорвался с места. Рейф посмотрел ему вслед и, небрежно подхватив со стола стакан с латте — не пропадать же! — неспешно отправился на мостик, смакуя кофе. Он оказался превосходен.
— Капитан, — поприветствовал его штурман и тут же вывел на консоль карту маршрута.
В глазах зарябило от обилия ярких точек — пометок, поправок и уточнений. Рейф сделал усилие и сосредоточился, в висках привычно запульсировала боль.
— Из штаба пришло распоряжение патрулировать устье червоточины А2*в369176в/13 с углом отклонения не более семи градусов, — продолжал штурман. — Курс проложен, расчетное время прибытия трое суток.
Рейф сухо кивнул. Ожидать от «Малышки Гретхен» сверхдлинного гиперпрыжка не приходилось. Нет, как сторожевой крейсер она была на это способна, но приходилось учитывать особенности и какую-то маниакальную тягу искина рыскнуть с курса на пару-тройку звездных миль в сторону. И чем больше было расстояние, тем менее точной оказывалась точка выхода.
— Наверх доложили, ждем следующего сеанса связи, — штурман закусил губу и убрал яркость до минимума. Глазам стало легче, и в рубке воцарилась привычная атмосфера.
— Хорошо, — Рейф одобрил действия штурмана и от души бы пожал его руку — маршрут был составлен идеально, так, что следующий сеанс был возможен только по прибытии на место. Лучше один раз постфактум объяснить высшим чинам, почему пришлось поступить так, а не иначе, чем оправдываться и получать нагоняи перманентно.
Тихое гудение приборов успокаивало и настраивало на рабочий лад. Рейф устроился в кресле и попросил искина скинуть последние сводки; против ожидания, тот подчинился без сопротивления, если не считать задержку в пару десятков секунд, что вполне при желании можно было списать на особенности прохождения сигнала по нейросети. Среди вороха информации попадалось всякое. Искин имел свое представление о том, с чем необходимо ознакомиться капитану. Рейф как всегда попытался найти что-то полезное среди броских заголовков типа «Влияние цвета волосяного покрова на потенцию» и «Избыток лишнего веса приводит к ожирению», но это было сложно. Но где-то среди всего этого мусора должен был таиться ответ на очень важный вопрос: зачем же их отправляют сторожить устье никому не нужной червоточины и почему именно их.
— Капитан?
Рейф покачал головой: пока ничего, — и продолжил изучать новостную ленту.
Робот-уборщик вполз на мостик внезапно. Его узкое длинное тельце, напоминавшее недокормленную цифру восемь, извивалось и подергивалось в поисках мусора. Рейф приподнял ноги, и умная машинка сразу метнулась туда, радостно зажужжав, всосала микроскопические частицы пыли. Черные метелки, выглядывающие из-под корпуса, казались многочисленными ножками, принадлежащими живому существу. Рейф против воли улыбнулся.
— А где техник? — с недоумением спросил штурман.
— Борбу, — начал было Рейф, чтобы указать на очевидное — техника в поле зрения не было, но махнул рукой и встал. Тело заныло, поминая разом и неудобную позу, и слишком прямую спинку командирского кресла — в этот раз искин скорее всего вдохновлялся эпохой ренессанса, эклектично перенеся на него минималистичный стиль более поздних эпох. Рейф хмыкнул про себя — память странная штука, отношения с подругой-искусствоведом остались в далеком прошлом, но порой давали о себе знать вот таким вот причудливым образом.
Младший палубный техник обнаружился в коридоре, он сидел на полу, привалившись спиной к стене, и увлеченно тыкал в планшет. Рейф бесшумно подошел ближе и заглянул в расчерченный на множество мелких квадратов экран. Примерно четверть из них была покрыта слабо мерцающими зелеными точками.
— Нотэм, чем вы занимаетесь?
Техник поднял голову. Дурацкая челка прикрыла один глаз, зато второй непроницаемо черный уставился на капитана. Рейфу на секунду стало не по себе, но техник моргнул, мотнул головой, откидывая волосы с лица, и ощущение пропало.
— Руковожу уборкой, сэр! — При этом он даже и не подумал встать или хотя бы сменить позу.
Рейф оперся рукой о стену прямо над головой наглеца и вкрадчиво спросил:
— И как успехи?
— Спасибо, сэр, отлично! Тридцать восемь процентов за неполные два часа! Разрешите продолжать, сэр?
— Продолжайте, но на досуге изучите боевой Устав и Положение о воинской службе…
— А также наставления о корабельной службе и реестр дисциплинарных взысканий, — охотно подсказал техник и расплылся в улыбке, Рейф оскалился в ответ, но если других подчиненных его гримаса пугала до потери пульса, то этому все было нипочем.
— Я вижу, вы опытный… — Рейф запнулся, подбирая слово. — Боец.
— Так точно, сэр!
— Ваш девиз — «ни дня без взысканий»?
— Зрите в корень, сэр!
— Какая бесшабашная смелость, — восхитился Рейф. — Можно ведь изрядно попортить себе репутацию и осложнить жизнь.
— Серьезно? Бросьте, капитан. Падать ниже младшего палубного техника, пусть даже и на этом чудесном корабле, уже некуда. К тому же, — Нотэм вытянул губы трубочкой, а затем снова улыбнулся: — Карцера, как и гауптвахты, на «Малышке» не предусмотрено.
— Однако!
— Опыт, сэр, — скромно сказал Нотэм и потупился.
Рейф закашлялся, чтобы скрыть смех. Надо было бы повнимательнее изучить личное дело Нотэма, сделать запрос, но сейчас это было невозможно. Рейф напряг память: «Нарушение субординации»… Формулировка слишком обтекаема, но, судя по поведению, таких нарушений у младшего техника миллион и немного сверху.
— Так за что тебя к нам? — Рейф не удержался от любопытства.
— Прилюдно усомнился в уме и сообразительности одного хлыща.
— Даже так?
— Угу, — Нотэм совсем расслабился, сидел, запрокинув голову, глядя на капитана снизу вверх, и не испытывал сколь-нибудь видимых неудобств.
Неудобство испытывал сам капитан, чувствуя себя занудой, оскорбленным высшим чином и просто любопытным болваном — и все это одновременно. Младшего техника стоило бы осадить, поставить на место и однозначно подать рапорт — пусть разбираются с его поведенческими особенностями когнитивные психологи при штабе, не место ему в армии. Но вместо этого Рейф неожиданно для себя присел рядом на теплый и внезапно ставший мягким пол… Пришлось признать, что любопытство победило. Нотэм уставился на него с изумлением и от этого самого изумления забыл ерничать, сразу став беззащитнее. И старше. Это длилось недолго, уже знакомое выражение лица скрыло правду, но Рейф был уверен, что понял и почувствовал странную смесь эмоций, разобраться в которой не было возможности, только барахтаться, ощущая то острую жалость и желание помочь, то желание наорать и заставить слушаться. Рейф усилием воли взял себя в руки.