Огнепоклонники (Адский огонь)

Приготовить поесть – это они могли всегда. Кофе целыми кофейниками, кувшины ледяного чая, щедро приготовленные бутерброды. Редкий случай – на этот раз между сестрами не было споров в кухне. Белла плакала не переставая, но Фрэн не закатила ей оплеуху, как можно было бы ожидать. А когда Сандер предложил отнести один из кувшинов, никто не сказал ему, что он маленький.
В воздухе теперь чувствовался запах гари, который ей суждено было запомнить навсегда, дым висел грязным облаком. Но они расставили складной стол прямо на тротуаре, расставили кофейники и кувшины с чаем, разложили бутерброды. Раздали хлеб и чашки в черные от копоти руки. Кое-кто из соседей вернулся домой, подальше от дыма и гари, подальше от пепла, оседавшего на автомобилях и на земле серыми хлопьями. Ослепительного света больше не было, и даже издалека Рина видела почерневшие кирпичи, реки влажной черной сажи, зияющие дыры вместо окон.
От горшков с цветами на крыльце, которые она помогала маме сажать весной, остались одни черепки. Растоптанные цветы были мертвы.
Ее родители стояли на улице у «Сирико», взявшись за руки. Папа был в джинсах, которые натянул впопыхах, когда она его разбудила, мама – в ярко-красном халате, полученном в подарок на день рождения всего месяц назад.
Большие пожарные машины давно уехали, а они все стояли, держась за руки.
Один из мужчин в пожарной каске подошел к ним, и Рине показалось, что говорили они очень долго. Потом ее родители повернулись и, не разжимая рук, направились к дому.
Какой-то мужчина подошел к руинам «Сирико», включил электрический фонарик и скрылся в темных недрах пиццерии.
Когда соседи разошлись, они отнесли остатки еды и питья обратно в дом. Рина подумала, что они выглядят как беженцы из какого-нибудь военного фильма: взлохмаченные, обсыпанные пеплом волосы, измученные бледные лица. Когда все было убрано, мама спросила, кто хочет спать.
Белла тут же ударилась в слезы.
– Как же мы можем спать? Что мы теперь будем делать?
– То, что нужно. Не хочешь спать, пойди приведи себя в порядок. Я приготовлю завтрак. Идите, вам всем надо умыться. Мы все почувствуем себя лучше, когда вымоемся и поедим.
Будучи предпоследней по возрасту, Рина оказывалась и предпоследней в очереди в ванную. Она выждала, пока не услышала, что Фрэн вышла из ванной, а Белла вошла. Тогда она выскользнула из своей комнаты и постучалась в спальню родителей.
Папа вымыл голову, и волосы у него все еще были мокрые. Он надел чистые джинсы и свежую рубашку. Лицо у него было такое, как будто он перенес тяжелую болезнь.
– Твои сестры оккупируют ванную? – Он улыбнулся, но глаза у него остались печальными. – Сегодня можешь воспользоваться нашей.
– Где твой брат, Рина? – строго спросила мама.
– Он уснул на полу.
– Вот как! – Бьянка свернула влажные волосы узлом. – Ничего страшного! Иди прими душ, Рина. Я достану тебе чистую одежду.
– Зачем пожарный пошел туда, когда все остальные уже уехали?
– Он инспектор, – пояснил отец. – Он будет выяснять, почему это случилось. Если бы не ты, они не приехали бы сюда так быстро. А почему ты была на ногах так поздно, дочка?
– Я… – Рине стало жарко. Вспомнив о своих месячных, она почувствовала, что заливается краской. – Я могу сказать только маме.
– Я не буду сердиться.
Рина упрямо уставилась в пол.
– Пожалуйста. Это личное.
– Ты не мог бы спуститься вниз и нарезать немного колбасы, Гиб? – невозмутимо спросила Бьянка. – Я скоро приду.
– Прекрасно. Прекрасно. – Он потер глаза пальцами, потом опустил руки и вновь посмотрел на Рину. – Я не буду сердиться, – повторил он и оставил их вдвоем.
– Что же это ты не можешь сказать отцу? Зачем причинять ему боль в такую-то минуту?
– Я не хотела… Я проснулась, потому что я… Мам, у меня живот болит.
– Ты не заболела? – Бьянка нагнулась и положила руку на лоб Рине.
– У меня началось.
– О! О, моя маленькая девочка! – Бьянка обняла ее, крепко прижала к себе, а потом заплакала.
– Не плачь, мамочка.
– Это только на минутку. Сразу столько всего случилось… Моя маленькая Катарина. Столько потерь, столько перемен. Моя bambina [5]. – Она тихонько отодвинулась. – Сегодня ты спасла нам жизнь. Мы будем благодарить бога за то, что было спасено, и восполним то, что было утрачено. Я очень горжусь тобой. – Она расцеловала Рину в обе щеки. – Живот все еще болит? – Когда Рина кивнула, Бьянка поцеловала ее еще раз. – Пойди вымойся под душем, тебе полегчает. Хочешь у меня что-то спросить?
– Я знала, что надо делать.
Бьянка улыбнулась, но глаза у нее были грустные.
– Иди прими душ, а потом я помогу тебе.
– Мам, я же не могла сказать это при папе, правда?
– Конечно. Ты все правильно сделала. Это женские дела.
Женские дела. Эта фраза заставила ее почувствовать себя особенной. А теплый душ облегчил боль. Когда Рина спустилась наконец вниз, вся семья уже собралась в кухне, и папа так нежно погладил ее по волосам, что она поняла: он уже знает.
За столом царила подавленность, какая-то тяжелая тишина. Но хорошо хоть Белла успокоилась. Видимо, она выплакала весь запас слез, по крайней мере на этот момент.
Рина увидела, как папа сжал мамину руку, а потом он заговорил:
– Нам придется подождать, пока нам не скажут, что можно туда пойти, что это неопасно. И тогда мы пойдем на расчистку. Мы еще не знаем, каков ущерб и сколько потребуется времени, прежде чем мы сможем открыться.
– Теперь мы станем бедными. – У Беллы задрожали губы. – Все погибло, у нас больше не будет денег.
– Скажи, ты хоть раз жила без крыши над головой, без еды, без одежды? – возмутилась Бьянка. – И как ты себя повела, когда в доме горе? Одни слезы да жалобы!
– Она ревела всю дорогу, – сказал Сандер, намазывая маслом гренок.
– Тебя не спрашивают. Что она ревела, это я и сама знаю. Мы с вашим отцом пятнадцать лет работали, чтобы «Сирико» была хорошей пиццерией, чтобы люди туда ходили. А мои родители работали столько лет, чтобы все это создать. Это больно. Но ведь не семья сгорела, а только дом. И мы построим его заново.
– Но что нам теперь делать? – спросила Белла.
– Замолчи, Изабелла! – прикрикнула на нее Фрэн.
– Я хочу спросить, с чего нам начать? – упрямо продолжала Белла.
– У нас есть страховка. – Гибсон взглянул на свою тарелку, словно удивившись, что на ней лежит еда. – Используем ее на ремонт. Все, что нужно, отстроим заново. У нас есть сбережения. Мы не пропадем, – добавил он, бросив строгий взгляд на среднюю дочь. – Но, пока не отстроимся, нам придется экономить. Мы не сможем поехать к морю на День труда [6], как планировали. Если страховки не хватит, придется нам залезть в наши сбережения или взять ссуду.
– Запомните вот что, – подхватила Бьянка. – На нас работают люди, и сейчас они лишились работы. А у них семьи, дети… Не мы одни пострадали.
– Пит, Тереза и малышка, – сказала Рина. – У них ничего не осталось, ни одежды, ни мебели… Мы могли бы дать им что-нибудь.
– Отлично, вот это разумная мысль. Александр, ешь яичницу, – строго добавила Бьянка.
– Я хочу слойку с шоколадным кремом.
– А я хочу норковую шубу и бриллиантовую диадему. Ешь! Нам предстоит много работы, каждый из вас будет делать свое дело.
– Никто… никто, – многозначительно проговорил Гибсон, ткнув пальцем в Сандера, – не войдет туда без разрешения, понятно?!
– Деда, – пробормотала Фрэн. – Мы должны ему сказать.
– Рано еще его тревожить такими новостями, – сказала решительно Бьянка. – Я потом ему позвоню. И моим братьям тоже.
– Как это могло случиться? Как пожарные это теперь узнают? – не унималась Белла.
– Это их работа, а наша – все отстроить заново. – Гибсон поднес ко рту чашку с кофе. – И мы свою работу сделаем.
– Дверь была открыта, – сказала Рина.