Любовь и корона
– Для чего?
– А вот послушай-ка, – барон взял с серебряного подноса для почты, лежавшем на столике рядом с диваном, распечатанное письмо. – Так… «Здравствуй, дорогой друг!». Так.., здоровье… засвидетельствовать почтение… Вот!
«…а именно хочу сообщить тебе, что сегодня я смогу устроить прослушивание для твоей протеже Анны на маскараде у Потоцкого, и смею заверить, если она так талантлива, как ты уверяешь, то ей суждено петь на императорской сцене!»
Ты понимаешь? Сегодня тебя будет слушать директор императорских театров – Оболенский. Сергей Степанович – мой давний и хороший друг.
– Директор императорских театров?
– Да, в присутствии особ, приближенных ко двору!
– Но это так неожиданно… – Анна растерялась и вздохнула. – Что, если Сергею Степановичу каким-либо образом станет известна правда обо мне?
Может случиться, что кто-нибудь меня узнает – и скажет ему, что я…
– Никто не узнает, что ты крепостная, – поспешил уверить ее барон.
– А как же Владимир? – встрепенулась Анна. – Он тоже приглашен?
– Он ничего не скажет. Я обещаю тебе, – строго сказал барон.
– Иван Иванович! Вы слишком добры ко мне. Я не стою ваших хлопот!
– Я всего лишь хочу, чтобы ты была счастлива. И ты будешь счастлива. Даю тебе слово барона Корфа. Слово, в котором еще никто не мог усомниться!
И не благодари меня, все мои старания для тебя – лишь малая часть того, что я должен отдать твоим заслугам и таланту.
– Но… – хотела возразить Анна.
– Более не говори ничего! И ожидай меня здесь – я тотчас же вернусь. Я хотел бы кое-что показать тебе. Это очень важно, моя дорогая, – барон поднялся, жестом остановил Анну, попытавшуюся встать, как обычно делают слуги в присутствии хозяина, и вышел из залы.
Он прошел близко от Владимира и не заметил его. Владимир на мгновение задержал дыхание и с трудом подавил волнение, с новой силой всколыхнувшее его душу. Отец, что же это такое, отец?! Дождавшись, когда барон пройдет, Владимир резко распахнул дверь в залу и вошел. Анна, игравшая в одиночестве какую-то музыкальную пиеску и что-то напевавшая вполголоса, резко оборвала свое музицирование.
– Что же вы прекратили петь?
Насколько я понял, это обычное занятие для наших крепостных в часы досуга, – ожесточенно бросил ей Владимир.
– Иван Иванович разрешил мне… – Анна поднялась уйти.
– Стоять! – зарычал Владимир. – Разве я сказал, что ты свободна? У меня для вас есть поручение, сударыня.
И я надеюсь, не должен напоминать, что вы обязаны выполнять мои поручения. Все мои поручения!
– Конечно, что прикажете, – Анна поклонилась ему.
Владимир заметил, как аккуратно и со вкусом сделана ее прическа – волосок к волоску и такие прелестные завитки на висках!.. И от этого его раздражение усилились сверх всякой меры.
– Мои сапоги отвратительно вычищены, – грубо сказал он. – Идите и надрайте их! Так, чтобы я мог видеть в них свое собственное отражение.
– Это все?
– Нет, – не унимался Владимир. – После сбегайте в лавку Мойшеса за бутылкой шампанского.
– Я могу идти, мой господин? – Анна не поднимала глаз, и все ее существо выражало лишь одно – безропотность и покорность.
– Извольте, – издевательски проронил Владимир сквозь зубы, глядя, как Анна медленно складывает ноты на крышке рояля и выходит из залы'.
Владимир самодовольно улыбнулся и подошел к столику, на котором лежало оставленное отцом письмо от Оболенского. Он едва удержался от желания разорвать этот листок – свидетельство неминуемого позора его семьи. В этот момент вернулся барон, и в руках отца Владимир увидел прямоугольный футляр – в таких обычно хранят украшения. Глаза Владимира недобро блеснули.
Барон с недоумением огляделся по сторонам.
– Владимир! Ты дома? А где Анна?
Она же только что была здесь.
– Я отправил ее по делам, – Владимир цинично засмеялся.
– Что еще за дела? – вздрогнул барон.
– Я приказал ей купить мне шампанского. Хочу банкетировать несколько приятных событий, которыми был отмечен прошедший день.
– Послушай, неужели нельзя было послать за вином кого-нибудь из слуг, – в голосе отца Владимиру почудилась нервность, но он пропустил эти признаки мимо ушей. Он упивался своей победой над Анной.
– А она и есть служанка!
– Не в этом доме. Скажи, чтобы за ней послали, пусть вернется. Она должна готовиться к сегодняшнему вечеру.
– Скажите, отец, зачем вам это нужно? – Владимир посмотрел на отца прямо, в упор.
– У Анны – редкий талант, – барон не отвел взгляда и не смягчил тона. – Такой дар нужно развивать.
– Так пусть поет себе в крепостном театре, чтобы услаждать слух хозяев!
На балу ей совершенно не место, и вам не следовало привозить ее в Петербург, отец! – голос Владимира зазвенел от негодования.
– Как ты смеешь судить мои поступки! – прикрикнул на него барон и добавил не терпящим возражения тоном:
– Мне очень жаль, Владимир, что ты все понимаешь превратно. А посему прошу тебя сейчас же оставить меня!..
И проследи, чтобы Анна немедленно вернулась. Я буду ждать ее здесь, сейчас!
Владимир опустил глаза, отрешенно кивнул и вышел из залы. Дав распоряжение одному из слуг найти Анну, он бросился к себе и запер комнату на ключ. Оставшись один, Владимир рухнул на постель, как был – в одежде, и зарычал с неистовой, но невероятным усилием воли подавленной злобой. Будь ты проклята, актерка, девка! Не-на-вижу!..
Когда Анна снова вошла в гостиную, барон стоял у окна, выглядывая кого-то во дворе. Заслышав легкие шаги, Иван Иванович обернулся с улыбкой ласковой и немного виноватой. Барон чувствовал неловкость за самоуправство Владимира, но развивать эту тему не стал. В глазах Анны он уловил мольбу о снисхождении, и ее благородство, как всегда, поразило и укротило его. Барон вздохнул и знаком подозвал Анну к себе.
– Аннушка, вот взгляни, одна вещица, – барон подал Анне черный футляр, который держал в руках. – Она непременно принесет тебе удачу сегодня вечером.
– Какое красивое!
Анна растерялась – на бархате переливалось алмазами дивной красоты колье с особым орнаментом переплетения в рисунке золотой оправы.
– Я хочу, чтобы ты надела его на сегодняшнее выступление, – ласково сказал Корф-старший, вынимая колье из футляра и надевая его Анне на шею.
– Оно же стоит целое состояние!
Мне, право, неловко, – прошептала Анна.
Она хотела еще что-то возразить, но взгляд ее случайно упал за окно. Там, во дворе особняка Корфа, выходил из коляски стройный молодой офицер – тот самый, что встретился ей утром, когда она поднимала с мостовой упавшую у проходящей дамы розу. Он очень понравился Анне – смелый, решительный и вместе с тем, такой обходительный и романтичный…
Барон уловил ее взгляд и улыбнулся.
– А ты не знакома с Михаилом Репниным? Он большой друг Владимира.
– Я не знакома ни с кем из друзей Владимира, – потупившись, сказала Анна.
– Миша из очень уважаемой семьи.
Вы бы подружились…
– Расскажите мне лучше про ожерелье, – мягко прервала барона Анна – ей было неловко, что барон заметил ее интерес к незнакомому молодому человеку.
Она никогда ничего подобного себе не позволяла и смутилась от своего откровенного интереса к Репнину. Барон понимающе кивнул.
– Когда-то это украшение носила одна прекрасная женщина. Она была бы рада видеть его на тебе.
А Репнин, ничего не подозревавший обо всех этих событиях в доме друга, быстро прошел в комнату Владимира.
Молодой Корф уже оттаял от недавней сцены с отцом и Анной. Он был готов к поездке на бал, когда Репнин постучал в дверь его комнаты. Увидев друга, Владимир довольно кивнул ему и, взяв в руки перчатки и маску, направился к выходу, но Михаил жестом остановил его.
– Мне придется отказаться от наших планов на вечер, – Михаил виновато развел руками. – Дела! Жаль, что не смогу увидеть твою новую даму сердца.
– Служба взяла в оборот? – с деланной игривостью спросил разочарованный Владимир, бросая перчатки и маску на столик у двери. – Что ж, рассказывай, как прошел первый день у наследника.