Immortality (СИ)

Самый прекрасный в мире луг, куда я пришла за воспоминаниями, стал жертвенным алтарём. Моей усыпальницей под открытым небом, где тело ломалось от огня, пожирающего внутренности. Я перекатывалась со спины на живот и обратно, помечая его болью. После я не раз возвращалась сюда, но, как бы мне ни хотелось обратного, теперь я видела здесь исключительно свою могилу.
Я не знала, как всё должно закончиться. Не знала, как долго продлится моя агония. Но в момент, когда я окончательно смирилась с болью, она неожиданно начала отступать.
Огонь покидал меня постепенно, по клеточке высвобождая от себя холодеющее тело. А потом случилось то, что я меньше всего ожидала – на меня обрушился мир. Я перепугалась – до того неожиданно и все сразу обострились мои чувства. Уши улавливали малейшие шорохи. Глаза различали крупинки пыли, дрожащие в воздухе. Нос чувствовал запах земли и травы, смешанный с чем-то сладким и тягучим. Это был не растительный запах, волшебный, притягательный. Позже я поняла, что это была моя собственная кровь. Но тогда её запах начал пробуждать чувство невыносимой жажды, такое же болезненное, как и огонь, ранее раздирающий грудь.
Услышав недалеко мелодичный перезвон ручья, я вскочила с земли и через мгновение оказалась у него. В голове ещё не отложилось, с какой скоростью я это сделала. Зачерпнув перепачканными ладонями воду, я сделала большой глоток и…
Возникло ощущение, что в рот попало нечто гнилостное, разлагающееся. Меня вырвало. Сделав ещё несколько попыток напиться, я обессилено упала на землю и затряслась в бесслёзных рыданиях.
Осознание того, во что я превратилась, пришло быстро. Я знала, чем именно смогу потушить пожар в горле, и изо всех сил сопротивлялась этому знанию. Во мне восставала человечность. Я долго лежала, раздираемая изнутри и жаждой, и болью, и разумом. Наконец, инстинкт выживания взял верх и погнал меня вглубь леса, где я и нашла свою первую жертву.
Чужая кровь постепенно смывала то, что делало меня личностью. Я превратилась в хищника, заботящегося лишь о том, чтобы выжить.
Последним усилием своего человеческого разума, я загнала себя высоко в горы, где оставалась до тех пор, пока не обуздала жажду. О, сделать это было очень трудно. Я убивала бездумно, как только чуяла запах приближающегося живого существа.
Спустя какое-то время кровь, которая попадала в горло сначала как лекарство, стала иметь привкус. Я начала смаковать каждую жертву, и вскоре у меня наметились вкусовые приоритеты. Я полюбила пум. Мягкий, грациозный хищник, впадающий в беспокойство при приближении опасности, возбуждал мой аппетит. И не только насыщенным, терпким и немного горьковатым вкусом крови. Охота на него доставляла удовольствие. Как игра с котом-переростком. Слишком мягкими для каменного тела лапами зверь обнимал меня, пытаясь сломать или скинуть. Всегда на несколько мгновений я позволяла взять над собой верх. В предчувствии победы адреналин насыщал кровь животного кислородом, и она, как под воздействием аспирина, разжижалась и начинала бурлить в его венах. Именно в этот момент я убивала.
Сначала я была очень неаккуратна, буквально растерзывала тела своих жертв. Затем научилась не терять ни одной драгоценной капли крови, стала закапывать трупы, прятать их в дальних концах тёмных ущелий.
Постепенно я начала получать удовольствие от этой жизни. Мне нравилась стремительность, с которой я могла передвигаться. Я ощущала себя живой, когда на немыслимой для человека скорости летела сквозь лес, и ветер обдувал меня со всех сторон. Свобода пьянила похлеще алкоголя: от того, что могу перепрыгнуть реку; от того, что падаю с обрыва и не разбиваюсь. Я изучала свои возможности, часами вслушиваясь и вглядываясь в окружающий мир. Я слышала, как перебирает лапками паук, плетя свою паутину; стрелой разрезая водную гладь, видела каждую рыбку, даже самую маленькую. Всё стало резче, громче, яснее и содержательнее
Но всё это пришло ни сразу. Всё это пришло, когда я обуздала жажду. Когда поняла, что могу справиться с собой и убивать только по мере необходимости. Через год я обходилась одним крупным зверем в неделю. Через полгода - увеличила этот срок до месяца.
А ещё через некоторое время я решила, что могу попробовать искусить себя.
Когда я впервые задумалась над тем, чтобы вернутся? Наверное, когда смогла остановить себя, прекратив самую желанную на тот момент охоту.
Это была сладкая, манящая смесь чего-то яркого, возбуждающего не только аппетит, но и тело. Я поймала направление, откуда доносился запах и, не останавливаясь, полетела на него. Мои ноздри раздувались, я с наслаждением впитывала его в себя и удивлялась, как же раньше до моих чувствительных рецепторов не доносилось ничего подобного. Это было очень неожиданно и определённо ошеломляюще даже в привычном для меня ощущении новизны. Тело вибрировало от нетерпения, ноги сами несли вперёд.
В первый раз за время пребывания в этом мире в новом качестве я почуяла человека.
Когда до меня дошло, кто может издавать такой запах, я рухнула на землю, и воздух пронзил мой полный отчаянья крик. Так вот, как это происходит. Так вот, что это значит. Разве можно сопротивляться такой сильной тяге, такому зову!
Мне повезло. Скорее всего, перерождение на тот момент ещё не завершилось, текущая по венам звериная кровь ещё не окончательно растворила во мне человека. Я смогла остановить охоту. Я сдёрнула себя с земли и с воплем унесла своё рвущееся вперёд тело назад в горы.
И именно тогда я впервые призналась себе в том, кем являюсь на самом деле. Я была не просто хищником, я была вампиром – существом, которое из всех яств на земле предпочитает одно – человеческую кровь.
Какой страх в то время был для меня самым мучительным? Что могло заставить выть и дрожать от ужаса самого опасного хищника на земле? Это был страх потерять себя.
Чем больше я пила кровь, тем дальше от меня были воспоминания о человеческой жизни. Постепенно они становились размытыми, поверхностными. Я боялась, что когда-нибудь наступит момент, и мой мозг станет девственно чистым. Мои помыслы будут сосредоточены лишь на том, чтобы убить, утолить жажду. Всё остальное перестанет существовать, и я сотрусь, как личность. Я цеплялась за себя, за ту уже почти незнакомую девочку, которой когда-то была. Моя жажда контролировала её, и я начала забывать. Лица близких стирались из памяти, оставляя щемящее чувство одиночества и безысходности.
Именно поэтому я начала учиться сдерживать жажду.
В попытке обуздать её я бездумно и яростно валила вековые сосны, со злостью крошила в руках гранитные глыбы, превращая их в песок, струйкой вытекающий из пальцев. Я злобно визжала, кусая себя за руки, когда жажда становилась невыносимой, с каждым разом продвигаясь на несколько часов дальше в её сдерживании. Потом я решила сосредотачивать её внутри, ощущая, как энергия жажды волнами исходит из тела. Чем более голодной я была, тем ощутимее казались колебания в воздухе: вокруг меня раздавались щелчки, как от статического разряда, плотность воздуха заметно увеличивалась, окутывая меня своеобразной оболочкой, пугающей и не подпускающей никого близко. Чтобы не остаться голодной, пришлось работать над тем, чтобы научиться стягивать её, превращать во вторую кожу. У добычи не было ни единого шанса убежать. Инстинкт самосохранения, которых гнал их при моём приближении, теперь подводил мои жертвы. Они просто переставала чувствовать меня, ощущая только безудержно растущую тревогу. Забавно: в попытке обуздать в себе зверя я становилась ещё опаснее.