Immortality (СИ)
Я содрогалась от этой мысли и благодарила судьбу, что всё случилось так, как случилось. Придя к пустому дому Калленов, я долго стояла под окнами, прежде чем нашла в себе силы зайти внутрь. Я проходила по знакомым, покрытым пылью комнатам, вспоминая, как была счастлива здесь. На третьем этаже в комнате Эдварда я долго сидела на полу, обняв колени, и прислушивалась к тому, что происходит внутри меня.
Я любила его. Как же сильно я его любила! Только сейчас до меня доходил смысл слов, сказанных им при прощании. Он не хотел меня в свой мир, потому что знал - это мир монстров. Теперь я в этом убедилась. Я понимала, почему он отрицал любую возможность превращения меня в вампира: Эдвард не хотел, чтобы мне было больно. Что бы сделал я, окажись на его месте? Да я бы всеми силами своей мёртвой души уговаривала его остаться человеком и позволить мне быть рядом, до последнего вздоха его земной жизни. Я бы смотрела, как он стареет, и была бы счастлива от того, что он позволил мне прожить его жизнь рядом с ним. Только тогда, в его доме, став такой же, как Эдвард, я осознала, что он никогда не переставал любить меня. Что его уход – это не что иное, как способ защиты. Он не мог ожидать, что для других потеря его расположения станет недостаточной причиной, чтобы оставить меня в покое. Он не хотел мне такой жизни. Я и сама сейчас её не хочу.
Я размышляла о провидении. О том, кем была и кем стала; о своей силе. По теории Карлайла у человек, ставшего вампиром, преобладают те качества и способности, что были наиболее развиты в нём при жизни. Я была закрытым человеком и поэтому, став вампиром, могла прятаться от других под щитом невидимости. Своё дальнейшее существование необходимо было строить с учётом этого. В моей власти было делать и получать всё что угодно. Мои возможности стали неограниченными, но цели, на достижение которых я могла их направить, пока неясны. Одно я знала точно: мне необходимо вернуть Эдварда. Вернуть его любовь.
Когда, наконец, я определилась с этим, то вышла из дома Калленов и покинула Форкс. Как мне казалось тогда, навсегда.
Что мир мог предоставить бессмертному существу, наделённому дару невидимости? Всё.
Что я знала о мире? Ничего. Для мира я так и оставалась юной восемнадцатилетней девчонкой.
Мне нужны были знания, нужен был опыт. Я хотела стать интересной для Эдварда, совершенной. Если, став такой же холодной, как он, я утратила для него свою привлекательность, мне необходимо быть готовой снова завоевать его сердце.
Приходилось многому учиться. С моими возможностями это было не сложно. Я много читала, оставаясь на ночь в книжных магазинах, ходила в кино, сидя по ту сторону экрана. Незамеченной, я проходила на концерты, в театры и музеи. Изучала языки, посещая занятия вместе с ничего не подозревающими студентами. Не имея документов, я не могла делать это открыто и, тихо стоя в углу аудитории, повторяла про себя новые слова.
Я изучала искусство и литературу в лучших университетах страны. Потом, когда этого стало не хватать, отправилась в путешествие. Это было почти весело: приезжать в чужую страну, посещать интересные места, оставаясь невидимой для мира. Со временем я всё реже показывалась людям, предпочитая оставаться в защитной оболочке.
Иногда я подрабатывала в каком-нибудь захудалом кафе на окраине города, предпочитая работу в ночную смену. Деньги мне нужны были только на одежду: я покупала её в стокк-центрах, где за одну пару джинсов или ботинок брали не больше доллара.
Через пару десятков лет я овладела всеми основными европейскими языками, могла поддержать разговор на любую тему от философии до медицины, разбиралась в музыке, живописи, искусстве. Менялись времена, уходили герои, но искусство было вечным. Меня пленяла эклектика севера, самобытность африканских племён, азиатская сдержанность и восточное буйство красок. Всё это проходило мимо, но частичка увиденного навсегда оставалась во мне.
Я общалась с людьми. Не дружила, а именно общалась. Оставляла определённую дистанцию в отношениях, старалась не привязываться. Чем старше становилась я, тем больше меня интересовали люди моего настоящего, человеческого возраста. С молодыми становилось неинтересно, они ничего не могли привнести в мою жизнь. Их слова и поступки были основаны на чувствах – сиюминутных, резких, не терпящих ничего, кроме исключительного к ним внимания. Я завидовала молодым в их непосредственности, с грустью вспоминая, что когда-то и сама была такой же.
Мне нравилась моя жизнь. Вернее, то, что получилось с ней сделать. Но щемящее чувство одиночества заполняло меня всё больше и больше. Мир был огромен, но разделить его было не с кем.
Нет, я не отказалась от Эдварда. Каждую секунду моего существования он был рядом, в моём сердце. Но проходило время, я взрослела и постепенно, по маленькому шажочку начала от него отдаляться. Я была уже не та девочка, которую он полюбил, и дело даже не в том, что теперь я стала вампиром. Мне исполнялось тридцать, пятьдесят, семьдесят, но моё тело, всё ещё юное и не до конца сформированное, не могло скрыть того, что я и сама видела в отражении своих глаз. То же, помнится, было и в Эдварде, и вызывало недоумение: не могло быть в глазах семнадцатилетнего мальчика столько мудрости и жизненной силы, столько сдержанности, граничащей со снисходительностью. Теперь я видела всё это в себе.
Я старела.
Вскоре я стала думать об Эдварде с долей неловкости, с которой люди вспоминают о своей первой любви. Я знала, что он был намного старше меня, и я видела лишь того Эдварда, каким он хотел передо мной предстать. Что же было внутри него - столетнего вампира – не знал никто. Я несла в сердце образ, согревающую душу, берегла его, лелеяла, наделяя несуществующими качествами, и очень боялась разрушить его очарование случайной или не очень встречей. В конце концов, настал тот день, когда я с сожалением призналась себе, что в подобном положении вещей меня всё устраивает.
Я верила, что Эдвард, оставивший меня в лесу много лет назад, любил Беллу Свон. Но я боялась, что сегодняшнему Эдварду сегодняшняя Белла будет не нужна. Более того, чем старше я становилась, тем больше росла во мне уверенность в этом. Как и уверенность в том, что до конца времён, до своего последнего вздоха, пока сама не обращусь в пыль, я буду помнить о нём. Буду любить.
Я часто думала о том, как могла бы сложиться моя жизнь. Кем бы я стала, с кем бы была и где. Наверняка я бы уехала из Форкса. Слишком тяжело стало бы там находиться, слишком давили бы на меня воспоминания о днях, проведённых с Калленами. Я помню, как сопротивлялась, когда отец решил отправить меня в Джексонвилль к маме. Я хотела провести всю жизнь в Вашингтоне, в тех местах, что напоминали мне о любимом, делали мир странных сказочных существ реальным. Не желая терять эту связь, я думала, что никогда не уеду из Форкса. Но, скорее всего, это было бы не так. В действительности, я не смогла бы там жить. Прошел бы год, другой, третий, и я бы поверила в то, что говорил мне Эдвард.
Это будет так, как будто меня никогда и не существовало.
Я практически не сомневалась, что так и было бы. Точно так же воспоминания о нём постепенно стирались бы из памяти, пока в один прекрасный день не стало бы казаться, что всё случившееся со мной - сон. Прекрасный, загадочный, немного страшный. Я бы перестала верить в реальность Эдварда и того мира, которому он принадлежал.