Зенитный угол

– Мы с Рейчел купили прекрасную residencia к северу от города, – усугубил отец.
Дотти прищурилась.
– Роберт, так вы теперь перебрались в Колумбию? Насовсем?
– Всё не так страшно, как пишут в газетах. «Природа каждое время года одаряет собственной красотой» [18].
Отец бросил на Рейчел ласковый ободряющий взгляд. Похоже было, что его спутница в опасности ещё большей, чем предполагал Ван.
Рейчел, как заключил Ван, была явно еврейкой, а никак уж не колумбийкой. Даже отец, светловолосый и плечистый, больше нее походил на латиноамериканца. Роберт Вандевеер был сложен точно медведь, но, ещё прежде чем он поступил на работу в ЦРУ, в нем затаилась какая-то странная гнильца. Но только когда его загнали в отдел по борьбе с наркотиками, этот тупик карьеры разведчика, гордость его не выдержала.
В восьмидесятые годы Афганистан его слегка взбодрил: он вновь приобрел форму, слегка подлатал свой брак и даже вывез Вана в поход и на рыбалку в горы Калифорнии. Но в Анголе он отчудил нечто совсем уже неописуемое. Обыкновенно ЦРУ не направляло лучших своих агентов в страны третьего мира на задания, грозящие малярией и чреватые поносом, но отец Вана был очаровашка. У него наличествовал особый талант загонять себя в ситуации, где его присутствие было неприятным, нежеланным, ненужным и больно умным.
В Анголе отец пересек какую-то невидимую черту и уже не смог выбраться назад в мир здравомыслия. Что-то елейно подлое осталось в нем навсегда. Из Анголы он вернулся с глазами, немигающими, как блюдца, всё чаще цитировал поэтов… Кошмары детства возвращались к Вану: когда мать визжала от тоски, а отец влетал в кабинет и запирался там, чтобы нюхать кокаин и переводить Уолта Уитмена на африканские языки. В эти часы Ван тихонько закрывал дверь своей комнаты, запускал модем и погружался глубоко-глубоко, в самые недра программного кода. В каком-то смысле он так оттуда и не вылез.
Дотти болтала за всю компанию. Губы ее шевелились, покуда Ван стоял, погруженный в безмолвные раздумья. Только сейчас он понял, о чём именно говорит жена. В машине у нее было много времени, чтобы поразмыслить, и она приняла смелое решение. Дотти собиралась бросить лабораторию в Бостоне и заняться совершенно новым проектом.
– Так что, если Дерека ждет другая карьера, для меня сейчас самое время сменить место, – доверительно сообщила она всем.
– Ммм-ммм!
Отец невыразительно закивал.
– Это постоянно открытое предложение. Потому что Тони Кэрью… слышали о Тони Кэрью? Он единственный наш по-настоящему знаменитый знакомый. Давосский форум, конференция «Возрождение»…
– Наслышана, безусловно! – заметила Рейчел, впервые проявив интерес к окружающему миру.
– Понимаю, – проговорил отец. – Вот как, Дерек? Тони, должно быть, твой добрый друг, который работает на Томаса Дефанти?
Ван сообразил, что от него ждут ответа.
– Вроде того.
– А вы встречались с самим Томасом Дефанти, доктор Вандевеер? – ввинтилась в разговор Рейчел.
– Да, – хором отозвались Ван и Дотти: на «доктора Вандевеера» откликались оба.
– Это будет мое новое место работы, – сообщила Дотти. – Один из фондов Томаса Дефанти финансирует обсерваторию в Колорадо. Он всегда поддерживал прикладную астрономию.
Это очень было похоже на Дотти, с тоской подумал Ван. Если уж он решил разрушить установившийся между ними хрупкий, призрачный статус-кво, она не станет с ним спорить. Она поддержит мужа безоговорочно и тем разрушит их семейную жизнь ещё быстрее. Неужели Дотти переберется из Бостона в Скалистые горы, в то время как Ван переедет из Нью-Джерси в Вашингтон, чтобы работать на контору Джеба? Тогда их совместное бытие сойдет к нулю.
Останутся только е-мейлы.
Довольная Хельга жадно обгладывала куриное бедро. Она ещё не понимала, что скоро – очень скоро – Вану придется её уволить. Ему негде было теперь поселить няньку. Меблированная комната в мервинстерском особняке отошла в историю.
Ван вытащил из картонки кусок курицы и мрачно впился в него зубами.
Под женскую жизнерадостную болтовню он молча обсосал косточку, отправил её в мусорник и вышел к машине. Отщелкнув багажник, он вытащил телефон «Иридиум» – огромный и тяжелый, точно кирпич. До сих пор ему не выдавалось случая поговорить по «Иридиуму»: мало того что телефоны были неудобны и дороги, так ещё и не работали в помещении. Компания спутниковой связи обанкротилась в свое время, но в последний момент её новых владельцев спасло министерство обороны США. Армия осознала вдруг, как удобно иметь под рукой систему связи, которая работает в захолустье вроде Афганистана. Сейчас Вану предстояло воспользоваться системой в первый раз. Судьбоносное решение – например, принять предложение Джеба – стоило нелепых сателлитных тарифов в два доллара за минуту разговора.
Отец выбежал за ним следом.
– Я знаю, что тебя заманивают в Вашингтон, сынок! Но ты не обязан соглашаться. Оно того не стоит! – с обезоруживающей искренностью выпалил он.
Ван по-мальчишечьи стеснительно пожал плечами.
– Подумай лучше. Что ты с этого будешь иметь? Открытку к Рождеству от Генри Киссинджера? Сынок, я знаю людей из «Аль-Каеды». Лично. Это ничтожества. На них обращают внимание, только когда они взрывают вместе с собой наши самолёты и дома. «Аль-Каеда» ничего не может построить. Ничего не изобретёт. А ты можешь, сыпок. Ты строитель, ты изобретатель. Такие, как ты, превращают в ничтожества таких, как они.
– Слушай, пап, я всего лишь пишу софт. Не надо лишней философии. Я никого не собираюсь убивать. Но информационная безопасность – это действительно важно. Ван жалобно вздохнул. – Это просто кошмар. Ты не представляешь, что это такое – администрировать большую сеть. Пока не попробуешь – не узнаешь. Нормальному человеку невозможно представить, какой там бардак. Там от рождения века порядок не наводили.
На пороге квартиры показался дед. Приглядеть за ним было некому. Старик деловито зашагал в сторону перекрестка.
– Это к любой организации относится, сынок, настаивал отец. – Я бы тебя с Олдричем Эймсом познакомил, кабы он уже в тюрьме не сидел. Этот сукин сын – просто пример тому, как рыба гниет с головы. – Отец застонал. – Эймс продал все наши источники в России. И никто в конгрессе этого даже не заметил, вообще не заметил! Наши парни умирали, и никто этого не видел.
– Пап, а какие-то пацаны из Канады рушат Интернет на спор. Так тоже не пойдет.
Оба разом перевели взгляд на деда.
– Да я только за пачкой «Мальборо»! – возмутился старик.
– Я хочу, чтобы ты был счастлив, сынок, – не унимался отец, решительно подхватив деда Чака под костлявый локоть. – У тебя уже всё есть, Дерек. Прекрасная карьера, вся жизнь впереди. Твоя девочка тебя обожает, у вас чудесный малыш. Ты понимаешь хоть, чем рискуешь? Тем, чего уже не вернуть.
– Пап, мне не отделаться так легко. Я нужен этим людям. Потому что я могу им помочь. Все остальные уже облажались.
– Дерек, если ты перейдешь на работу в Вашингтон, те, кто всего лишь облажался, станут тебе лучшими корешами и боевыми товарищами. Потому что приходить к тебе станут такие сволочи, что ты и представить не в силах, с такими вопросами, что волосы дыбом встают. А тебе нет надобности опускаться на их уровень.
– Есть надобность, папа, есть! Я знаю, что могу что-то сделать, и я должен попытаться. Если никто не попробует хотя бы привести Интернет в порядок, будущее просто…
Ван осекся. Для него это была слишком длинная речь, и отец не понимал в ней ни слова. Отец воспринимал Вана как мягкотелого мечтателя из поколения счастливчиков, любимцев фортуны. Ван не знал, злиться ему или пожалеть родителя, поэтому чувство его охватило то же самое, что всегда преследовало его рядом с отцом, – мучительное смятение.
– Интернет превращается в ад! – заорал он. – В кошмарную помойку! Где каждая приличная компания разоряется за год. Вирусы и трояны повсюду. Судебные иски, куда ни глянь. Где психи из худших уголков земли пытаются надрать тебя на бабки или продать порнуху или наркоту…