Псих. Дилогия (СИ)
- Я слышала, ты выбросился вместе с ним с пятого этажа. Скажи, тебе было страшно? Что ты чувствовал?
Не могу сказать, чтобы мне нравились разговоры на эту тему. Но Лика спрашивала как-то очень бесхитростно и... простодушно, что ли. Обижаться на неё было невозможно.
- Очень страшно, - подтвердил я честно. - Кажется, я вообще не вполне соображал, что делаю.
- Я часто задумываюсь, способна ли я была бы на поступок... Ну, на настоящий, серьёзный поступок, ты понимаешь? Если бы пришлось. И никогда не могу себе ответить.
- Когда приходится, тогда уже не остаётся выбора. Тогда просто делаешь, что можешь, вот и все.
- Как ты это сказал, - восхитилась Лика. И неожиданно:
- Ты разбился тогда? У тебя ещё что-нибудь болит?
Я снова помотал головой. Увидел скептический взгляд и признался:
- Ребра, немножко.
- Раздевайся, я посмотрю.
И, заметив, что мне кровь бросилась в лицо, добавила:
- Ну, что ты, в самом деле? Я, между прочим, частенько руками лечу. Тебе не рассказали?
Она ощупала мои ребра, не причинив ни толики боли; по телу разлилось приятное внутреннее тепло.
- Теперь все будет в порядке, - легко объявила Лика.
И замерла на небольшом пятачке между столиком и диваном в позе античной статуи.
- А сейчас, пожалуй, - проговорила она задумчиво, - я сделаю тебе подарок.
Она протянула руку к комоду и нажала там что-то; в комнате зазвучала тягучая, заунывно-ритмическая мелодия.
Застыв, как соляной столб, я смотрел, как в ритме странного, неправильного рисунка танца в разрезе халата мелькает на долю мига и снова исчезает округлая коленка, бутылочный изгиб икры, изящная напряжённая голень с высоким подъёмом и выпятившимися косточками, вся идеальной формы длинная нога с мягкой линией бедра, обнажающейся почти до самого эпицентра; потом как-то вдруг развалилась пирамида воротника, на секунду явив мне темно-вишнёвые, налитые ягоды сосков; зашевелилась, поползла, развязываясь, змея пояса...
Под халатом у Лики не было надето ничего - совсем ничего, ни единой полоски ткани. Фигура у неё оказалась бесподобно женственной, сексуальной почти до карикатурности: тончайшая гибкая талия - и округлые, полноватые бедра, мягкая пышная попа; длинные, красивые, фигуристые ноги - и узкие девичьи щиколотки; острые, чуть угловатые плечи с выраженными ямочками над ключицами - и гладкая линия рук. Большие, налитые груди были слегка отвисшими, но это совершенно не портило впечатления.
- Я тебе нравлюсь? - спросила она.
Моё короткое "да" прозвучало карканьем простуженной вороны.
Когда Лика, опустившись перед тахтой на колени, расстегнула мне штаны и прохладными пальцами погладила низ живота, я уже лез на стену; когда она легонько, балуясь, провела точёными коготками прямо по члену, я заорал, как бешеный мартовский кот.
Секс с Ликой был чем-то изумительным; такого мне испытывать ещё не доводилось. Он длился бесконечность, и плюс ещё одну бесконечность, практически не снижая остроты; волны прибоя накатывали на меня, доводя до невыносимого пика наслаждения - и медленно откатывались, изводя щемящим ожиданием нового прилива. Я, кажется, не сознавал себя, весь отдавшись этим безумно медлительным - и столь же безумно неотвратимым волнам.
Потом я долго лежал, как выброшенная на берег рыба хватая ртом воздух, медленно приходя в себя.
- Тебе понравилось, милый? - спросила Лика невинным голоском.
- О-о-о, - только и смог выговорить я.
- Приходи ещё, - пригласила она. - Такого представления всякий раз не обещаю, иногда я бываю уставшей. Но мне кажется, нам всегда будет хорошо вместе. Тебе ведь было хорошо?
- О-о-о... - снова отозвался я.
- Мне тоже, - призналась она, правильно истолковав мой ответ, и нежно чмокнула меня в щеку. - Ты такой замечательный, малыш.
Лике я прощал все, даже "малыша".
Так что я стал приходить к ней часто - всякий раз, как только была такая возможность.
***
Я приходил обычно с какими-нибудь сладостями или печеньем, садился на стул в уголке между столиком и комодом и подолгу смотрел, как Лика движется, суетясь, в узком пространстве своей комнаты, слушал её рассказы, жалобы и рассуждения, иногда рассказывал что-нибудь сам. Я никогда не требовал от неё секса - несмотря на то, что безумно хотел её всякий раз, как видел. Честно говоря, мне было не очень понятно отношение к физической любви женщины, для которой это является профессией, источником заработка; я никак не мог уловить, почему в свои выходные, которые она с трудом урывает, чтобы дать себе иногда отдохнуть - почему в эти дни Лика соглашается заниматься тем же самым со мной. Наверное, я так и не смог до конца поверить, что ей самой было это нужно.
Так что иногда мы просто пили чай и разговаривали, и случалось - я уходил от неё, получив только какой-то особенно трогательный, но совершенно не эротический поцелуй на прощание, и тогда мне казалось, Лика благодарна мне за нетребовательность. Но такое все же бывало редко. Чаще она сама начинала игру, будучи необычайно изобретательной, а ещё - внимательной, понимающей и тонко чувствующей настроение. Если все это выразить коротко, я бы сказал так: Лика занималась любовью с любовью - уж прошу прощения за тавтологию.
Однажды, идя к ней, я купил в лабазе бутылку вина - дешёвого, конечно, но все же вина, не сивухи какой-нибудь.
Ликина реакция меня потрясла. Войдя с кухни и увидев на столике бутылку, она завизжала, как включившаяся с ходу на полные обороты автоматическая пила; бутылка была схвачена со стола и бесцеремонно впихнута мне в руки, причём дотрагивалась до неё Лика так, будто я притащил в квартиру и сунул под нос хозяйке как минимум ядовитейшую змею.
- С этим к местным шалавам ходи! - с трудом вычленял я отдельные фразы в её непрерывном крике. - Ты к кому пришёл? Ты к б... с этим ходи! Я тебе кто? Ты меня за кого?...
- Прекрати визжать! - гаркнул я, обозлившись. - Не хочешь - не пей, но и не ори на меня, поняла?
Она осеклась.
Я прошагал на кухню и решительно вылил содержимое злосчастной бутылки в раковину.
Когда я вернулся в комнату, Лика уже успокоилась - так же мгновенно и полностью, как раньше завелась.
- Извини, Птаха, - она посмотрела на меня печально и так виновато, что вся моя злость моментально испарилась. - Правда, извини, я не хотела, я... Понимаешь... Я не знаю, как лучше объяснить. Ну, просто, видишь ли, иногда человек знает про себя какие-то вещи. Не предполагает, понимаешь, не догадывается, а именно - знает. Вот так я знаю про себя, что когда-нибудь сопьюсь. Это меня ещё ждёт. Только мне хочется верить, что это будет ещё не скоро.