Скарабей (СИ)
Богоравные не плачут, потомки богов не корчатся от горя и невыносимой тоски на глазах у своих подданных. Но в этот вечерний час их не посмеют тревожить. Сегодня она может излить свою скорбь, а завтра вновь будет бесстрастным воплощением божества на бренной земле. Он хотел для нее этой доли и сложил жизнь за эту мечту. Но зачем ей золотой трон, зачем все богатства мира, если его больше не будет рядом? Ей хватило бы и простой циновки в маленькой хижине! Она всегда хотела быть просто возлюбленной в его руках и женой в его доме, просто быть с ним, дышать с ним, засыпать и просыпаться у него на груди… Почему им обоим не хватило мудрости осознать это раньше?!
«Спи же крепко мой джати. — шептала сквозь слезы Афири, словно желая успокоить и убаюкать своего Мхотепа — Завтра вновь взойдет солнце, и ты возродишься в солнечных полях великого Ра. Там ждут тебя те, кого ты потерял много весен назад, там нет заговоров и кровавых битв, там царствует красота, которой ты поклонялся и свет, который всегда был в твоем сердце. Отдыхай великий визирь, так много тревог пришлось пережить тебе в этом мире, так много зла и предательства, пусть Светлые Боги стерегут твой покой в Вечности».
Царский дворец замер в объятьях ночного сумрака, погрузившись в скорбную тишину. Бог Ра направил Небесную Ладью за горизонт, собирая души тех, кто оставил этот мир, чтобы сопроводить их на Праведный суд. А Богоравная Иситнофрет все сидела у ног своего джати, говоря ему о своей любви. И слова древней прощальной песни еще долго звучали из ее уст, одиноким печальным эхом, исчезавшим среди пустынных и немых стен:… «Небо смешалось с землей. Тень легла на землю. Сердце мое горит от злой разлуки. Сердце мое горит…»*
--------------------------------------------------------------------------
*Плач Исиды по Осирису (перевод Анны Ахматовой)
Бессмертие. Часть 4
Алекс еще раз пересмотрела свежую почту, в надежде увидеть конверт со знакомым профессорским почерком, но ответа на ее письмо опять не было! И это повторялось каждое проклятое утро! Она как сомнамбула вставала раньше всех в доме и разбирала корреспонденцию лежащую на серебряном подносе в холле. Хотя Дэйзи, при первой же встрече в Лондоне, великодушно протянула ей записку с адресом Лэма, эта затея уже не казалась ей такой беспроигрышной. Он заперся в своей холостяцкой норе неподалеку от Кембриджа, и со слов Дейзи работал там в тишине и покое над материалами, которые удалось собрать во время раскопок.
Алекс, надеялась что ее нейтрально-корректное письмо Уильяму о намерении написать небольшую статью по расшифрованным ею фрагментам надписей в гробнице, должно его как минимум заинтересовать. Возможно он захочет стать не только первым читателем и критиком, но и соавтором мисс Кент, как научный руководитель экспедиции.
В глубине души Алекс рассчитывала на большее, но даже эта ее короткая, предельно деловая записка не нашла отклика, что же… Фамильная гордость неожиданно заявила о себе и Александра так и не набрала номер профессора Лэма: услышать в трубке любимый голос, вежливо отклоняющий её предложение было просто невозможно.
Лето наконец-то вступило в свои права. Александра смотрела в окно их роскошного лондонского особняка в районе Мейфэр и до сих пор не могла привыкнуть к суете большого города. Все что произошло с нею этой весной в лагере археологов, она помнила как самое невероятное время своей жизни. Никогда ей не приходилось испытывать таких сильных эмоций, она впервые столкнулась с реальными трудностями, от которых с самого детства оберегал её отец.
Засыпая Алекс мысленно переносилась в белесую пыльную долину, бродила с фонариком среди тысячелетних стен и в который раз разговаривала с Уильямом, убеждая в том, что он единственный кто ей нужен, что Альберт остался в прошлом… Но все это казалось лишь пустым звуком. Наутро её решимость немедленно снять трубку телефона и позвонить сменялась отчаянием, а написанное письмо со страстными объяснениями летело в корзину. Алекс словно ходила по замкнутому кругу и не могла вырваться.
Работа в отделе египтологии Британского музея была спасением от нападавшей временами навязчивой и тяжелой тоски. Она с легкостью получила это место, ее помнили еще со времен работы над дипломом, как прилежного архивиста и ценного помощника в отделе папирусов. Имя ее отца, члена Попечительского совета музея, также сыграло свою роль.
Долгими летними вечерами в компании большой кружки кофе Алекс пыталась сконцентрироваться на своей статье. Она постепенно расшифровала надписи со стен гробницы, которые успела отснять на фотопленку и часами колдовала в маленькой, хорошо оборудованной фотолаборатории, под которую теперь была переделана ее бывшая гардеробная. Статья продвигалась медленно, но именно она должна была стать связующим звеном между ней и Уильямом. Иногда Александра ругала себя за отсутствие гордости и со злостью и отчаянием швыряла рукопись в мусорную корзину, но тут же вновь бралась за работу. Она знала, что и он вдали от нее также подолгу засиживается за письменным столом, пытаясь разгадать секрет ошеломительной находки, которая принесла ему так много радости и так много огорчений и забот.
Перед нею постепенно открывался давно канувший в Лету удивительный мир., Найденная усыпальница принадлежала правительнице времён Среднего царства по имени Иситнофрет. Письмена, украшавшие своды ее вечного дома, в основном прославляли ее долгое и мудрое правление. За тридцать разливов Нила, что она была у власти, народ Египта ни разу не поразил опустошающий мор и голод, «богатство и процветание снизошли на Блаженную землю Пта» — говорили древние знаки и рисунки, нанесенные на одну из стен, очевидно уже после смерти самой царицы. Гробница была своеобразной летописью ее жизни от самого рождения. Самые восхитительные и искусные росписи относились ко времени ее юности. Создать все это с таким необыкновенным вниманием к малейшим деталям мог лишь очень близкий и любящий человек. Возможно это был ее муж-царь? Сын-наследник трона? Упоминаний каких-то других имен или печатей Александра пока не встретила в найденных надписях. Но те строки, что так легко расшифровал Уильям, не выходили у нее из головы: «И в смерти и бессмертии я верный слуга твой…». «Слуга, почему именно слуга, а не возлюбленный и не супруг? Кто мог написать это? К тому же иероглифы выглядели хуже других, а значит эта надпись была сделана намного раньше, чем царица ушла из жизни.»
Глаза болели от долгого рассматривания снимков и кропотливой работы, а голову разрывало от бесчисленных вопросов. Так прошёл почти весь июнь, затем и июль незаметно прошелестел за окном, а ответа от профессора Лэма все не было. Эта сосредоточенность на работе и поиск ответов на главный вопрос: почему при вскрытии саркофаг оказался пустым? — становились для Алекс почти навязчивой идеей. Ее сны становились все беспокойнее, порой ей виделись величественные своды древних дворцов, слышались чужие голоса, говорившие на древнем едва понятном языке, и никогда в этих снах ее не отпускала невозможная злая тоска, которую может испытывать только человек, утративший в жизни самое дорогое.
Отец, видя подавленное состояние дочери после возвращения в Англию, время от времени делал безуспешные попытки серьезно поговорить с Алекс, но та старалась под любым предлогом уходить от обсуждения. Ему оставалось лишь убеждать себя, что всему своё время: она остынет, одумается, вернется к жизни обеспеченной молодой леди, которой давно пора бросить пыльные тома научной библиотеки и вступить в респектабельный и давно ожидаемый брак. Он почти не сомневался, что Альберт, как прагматичный и современный молодой человек переступит через свою гордость и великодушно возобновит их отношения, а все договоренности о помолвке между их семьями останутся в силе.
Переговоры с новыми властями Египта зашли в тупик еще в мае, и на фоне внутриполитического кризиса и общей нестабильности в стране, обсуждать с профессором Лэмом проблемы английских археологов никто из новых чиновников министерства по делам древностей дальше не собирался. Надежд на возобновление раскопок в текущем году уже не осталось, надо было набраться терпения и продолжать жить.