Темные тропы
Чай любил заставать врага врасплох, атакуя его там, где он этого меньше всего ожидает. Шансы на успех этой ночью у него были ничтожны, но он охотно допускал вероятность гибели во имя своего идеала. Возбуждение, которое предшествовало походам Черных Лучников, вновь разливалось по его венам, подобно драгоценному эликсиру.
Чан сделал глубокий вдох. Он ничего не опасался, разве что того, что его собственное тело и ослабленная кисть руки, которая стоила ему исключения из отряда и медленного умирания в притоне Альгедиана, могут предать его.
Он отбросил эту мысль и скользнул вдоль крыши.
Изогнувшись, он смог, превозмогая боль, подтянуть свое тело в щель между двумя зубцами и присел на корточки посреди дозорной дорожки. Подъем обернулся для него значительной потерей сил. Окинув взглядом окрестности, он убедился, что ни один часовой не сможет его засечь, и двинулся вперед до маленькой каменной лестницы, которая позволяла добраться до венца соседней башни. Он скользнул в узкую темную щель, отделявшую лестницу от зубцов крепостной стены, и съежился там в полном изнеможении.
Чан не предполагал, что ему придется лезть на самый верх. Задумав совершить свой подъем в стыке башни и крепостной стены, он рассчитывал как можно быстрее добраться до какого-нибудь слухового окна. Однако несколько попыток оказались безуспешными, он не смог взломать ни одного из них. Сохраняя ненадежное равновесие и зная, что каждые лишние полметра пути к вершине съедают его силы, он решил разбить стекло, но и на этот случай рыцари Льва приняли свои меры предосторожности. Каждый квадратик стекла был заткан зеркальной паутиной, серебристым каладрийским изделием, холодные и прозрачные нити которого мог разрушить только огонь.
Чан подавил едва не сорвавшееся ругательство. В отряде Черных Лучников каждый наемник имел при себе трутовую зажигалку, с помощью которой можно было размягчить эту редкую и дорогостоящую паучью ткань. Некоторые торговцы обтягивали ею окна лавок в расчете на то, что воры не рискнут пойти на взлом, побоявшись, что пламя зажигалки выдаст их.
Итак, Чан все же был вынужден подняться до самых зубцов стены. Теперь он молча растирал свои натруженные мускулы. Ему хватило одного взгляда, чтобы разобраться в особенностях здешних построек. Восемь башен составляли внешнее кольцо крепости. С восточной стороны одна из них была встроена в мощную крепостную стену, которая соединялась с императорским дворцом. Главный пояс укреплений был отделен от основной восьмиугольной башни – донжона – мощеным двором где возвышалось несколько деревянных построек.
Без сомнения, Шенда была в донжоне, но Чан Должен был убедиться в этом. Было бы бесполезно рисковать, пробираясь в донжон, если драконийку почему-либо увели в императорский дворец. Нападать на часовых не имело смысла. Если бы один из них не явился на поверку, тотчас была бы объявлена тревога.
Следовало попытать удачи во дворе. Он прошептал короткую молитву Аспидам с благодарностью за свой успешный подъем и выскользнул из укрытия. От ближайшей лестницы, по которой можно было спуститься во двор, его отделяло расстояние в тридцать локтей.
А также часовой на посту.
Закутанный в свой плащ, он стоял потупившись, лицом в сторону горизонта. Сторожевая дорожка в ширину была не более двух локтей. Этого было недостаточно, чтобы попытаться проскользнуть позади часового, рассчитывая на его усталость. Чан по опыту знал, что любой человек непременно уловит, по крайней мере в радиусе трех локтей, движение тени, сколь бы она ни была бесшумна.
Он принял решение и очень медленно продвинулся вперед. Затем он осторожно перенес свое тело в пустоту. Сначала ноги, потом туловище, и наконец он повис на руках. Он цеплялся за край сторожевой дорожки, и только выносливость и сила кистей рук удерживали его от падения с высоты в сорок локтей на камни внутреннего двора.
Он начал медленно перемещаться, компенсируя вес тела методом движения маятника. Каждый преодоленный фут стены приближал его к часовому. Девять локтей… пять… наконец всего один. Он затаил дыхание, положившись на милость судьбы. На какое-то мгновение Чан поверил в свою удачу, но едва он поравнялся с охранником, как тот внезапно вскинул голову, издав какой-то хрюкающий звук.
Чан закрыл глаза и сосредоточил все внимание на пальцах, которые с энергией отчаяния впились в камень. Он услышал, как часовой наклонился к зубцам стены, шумно втянул носом воздух и наконец замер.
Капли холодного пота выступили на лбу Черного Лучника. Охраннику хватило бы одного взгляда, для того чтобы обнаружить руки Чана, уцепившиеся за край сторожевой дорожки. Его спасла темнота, к тому же руки его успели покрыться пылью. Он сосчитал до десяти, – часовой больше не двигался. «Возможно, – подумал Чан, – он вернулся на свой пост и вновь смотрит в сторону города».
Он подтянулся на руках ровно настолько, чтобы разглядеть охранника, и с облегчением констатировал, что часовой повернулся к нему спиной.
Слегка расслабившись и по-прежнему вися в пустоте, он возобновил свое медленное продвижение к лестнице. Когда до нее осталось меньше локтя, он с неуловимой грацией перенес свое тело на сторожевую дорожку и, пригнувшись, качал спускаться во двор, предварительно убедившись в том, что никто из часовых не смотрит в его сторону.
Прежде всего он составил себе представление о том, как расположены постройки, окружающие донжон. Оценка местности была для него первым правилом. Одного биения сердца Чану было достаточно для определения мертвых зон, где можно было укрыться от глаз охранников, и кратчайших расстояний между различными сооружениями.
Неслышными мелкими шагами он пробежал к укрытию в углу конюшни. Повсюду царила абсолютная тишина. Темнота, которая окутывала двор, благоприятствовала Чану. Ему больше не надо было бояться факелов, расставленных на сторожевых дорожках, и только свет луны мог бы выдать его присутствие.
Он заставил себя дышать реже, чтобы унять сердцебиение, и слегка провел ладонью по засохшей корке аспидского символа, процарапанного на груди. Затем снял свой лук, вставил одну стрелу между его зазубринами и наложил на тетиву вторую, уперев ее на большом пальце. Будучи наемным солдатом, он, как и большинство опытных лучников, помогал себе пальцем, чтобы добиться более мягкого и точного спуска стрелы.
Он покинул свое укрытие и, скользнув вдоль стены конюшни, добрался до следующего угла. Быстро окинув взглядом сторожевую дорожку, он пустился в разведку. Преодолев расстояние в пятьдесят локтей, отделявших его от ближайшей постройки, он заметил над ней тонкую струйку дыма, поднимавшегося из каминной трубы. Здесь были люди.
Срубленная из бревен, постройка имела лишь один этаж и насчитывала несколько окон, затянутых занавесками. Не снимая стрелы с тетивы, он с помощью острого наконечника отомкнул дверь. Убедившись, что никто его не заметил, он проник в дом.
Это было жилое помещение, занимаемое скорее всего слугами. В подвальном этаже находилась общая комната с очагом, в котором догорало последнее полено. Стараясь оставаться в тени, Чан обогнул большой дубовый стол и приблизился к лестнице, которая вела наверх.
Он был уже на первой ступеньке, когда за его спиной послышался какой-то шорох. Он оцепенел, затем очень медленно обернулся на шум.
Существо, съежившееся в углу комнаты, зашевелилось и издало приглушенное бормотание. Удача улыбалась Черному Лучнику. Он развернулся и пошел на звук.
Девушка.
Не больше семнадцати лет, длинные черные волосы, заплетенные в косу, припухшее лицо и две смуглые ручки, зажавшие край толстого шерстяного одеяла. Чан отложил свой лук и нагнулся к ней.
Крепко зажав ей рот, чтобы заглушить крик, он легонько уколол ее в ухо. Она вздрогнула и, увидев над собой лицо наемника, широко раскрыла обезумевшие глаза.
– Пошевелись только, и я проткну тебе барабанную перепонку, – прошептал Чан.
Девушка, насколько это было в ее силах, покорно кивнула.
– Превосходно, моя милая.