Темные тропы
Фарель растроганно смотрел на него. Он также восстановил свои силы. Бороздившие его призрачное тело кристально прозрачные вены блестели в полумраке, как ручейки под лучами солнца.
– Мэл встретился с грифонцами?
– Да, об их прибытии нам возвестит полет Грифона над Башней.
Януэль кивнул и проглотил еще один кусочек поджаренного хлеба.
На устах у него был еще один вопрос, но он пока не осмеливался его задать. До сих пор он загонял его в потаенный закоулок сознания, чтобы не утратить холодной ясности ума. Но сейчас от этого зависел успех переговоров с представителями империи Грифонов, и ему необходимо было знать.
– Есть ли новости о… Его голос изменил ему.
– О Шенде? – вполголоса подсказал Фарель. Янузль пытался различить ответ в глазах учителя.
– Она жива, – сказал тот. – Мэл утверждает, что на улицах Альдаранша только о ней и говорят.
– Где она?
– Подозреваю, что в имперской тюрьме.
– А Чан?
– У нас нет о нем никаких известий.
Януэль умолк. Он думал о драконийке, об ее искаженном болью лице в тот момент, когда она задумала превратиться в Дракона, чтобы отвлечь внимание охранявших Башню. В сущности, она пожертвовала собой, чтобы дать Януэлю возможность проникнуть к Мэтрам Огня, она отреклась от неизвестной ему клятвы, и все это для того, чтобы защитить его и помочь ему предстать перед наставниками фениксийской лиги.
Он ни на минуту не переставал думать о ней и не допускал и мысли о том, чтобы покинуть ее в беде, чего бы это ему ни стоило. Их союз давно перерос установленные некогда рамки. Януэль уже не воспринимал ее как своего телохранителя, она стала для него просто женщиной. Он восхищался отвагой Шенды, упорством и той тайной ее личности, которая связывала ее с прошлым. Ему нравилось наблюдать, как она засыпает или как откидывает волосы назад… Бесчисленные мелкие черточки и детали проросли в его сердце, подобно мягким золотистым корням, но, если бы он попытался их отсечь, они уничтожили бы его с силой не меньшей, чем у Силдина.
– Ты не должен поддаваться ослеплению, Януэль, – твердо сказал Фарель. – Нельзя откладывать из-за нее нашу главную битву.
– Я не уйду без нее, – холодно возразил Януэль. Фареля охватила тревога.
– Каковы бы ни были ваши чувства друг к другу, они не могут… они не должны препятствовать твоему замыслу.
– Я это понимаю, но не могу принять. По крайней мере до тех пор, пока я не уверюсь, что с ней все в порядке. После того что она сделала ради меня, не может быть и речи о том, чтобы я оставил ее гнить в застенках империи.
Но рискуешь поставить под угрозу основной план, свое высшее предназначение? Не думаешь ли ты, что жизнь этой женщины, сколь бы достойной она ни была, может оправдать гибель Миропотока?
– О Миропотоке, которому я обязан всем, учитель, уже было сказано достаточно. Я… она нужна мне.
– Есть ли у меня надежда заставить тебя прислушаться к голосу разума?
– Я думаю, что нет, учитель.
На краткий миг сияние, исходящее от Волны, померкло.
– Тогда будь осторожен, – вздохнул он. – Ты питаешь к Шенде чувства, которые, быть может, идут вразрез с тем, что предписано Заветом. Это наемница, Женщина, оказавшаяся на твоем пути по воле случая. И более того, это первая женщина после твоей матери, которая разделяет с тобой важные события твоей жизни. Берегись, ты не ребенок и не можешь позволить овладеть тобой чувству…
– Любви? – вызывающе вскричал Януэль. – Неважно, какова природа моих чувств! Во всяком случае решение я принял.
Он оттолкнул поднос и рванулся из постели с перекошенным от гнева лицом.
– Успокойся, – сказал учитель-Волна. – Я не пытаюсь встать между тобой и Шендой.
Януэль резко повернулся к нему лицом:
– Разве? Однако это именно то, что я ощутил! Вы причисляете себя к источникам жизни, но даже не уважаете мое чувство к этой женщине. Если в присутствии грифонцев меня покинет удача, если они пойдут на штурм и я вынужден буду сложить голову на плахе, кому тогда я смогу препоручить свою душу, я, покинувший Шенду на произвол судьбы? Допустим, я, с холодной головой, принимаю решение проигнорировать случившееся с ней ради того, чтобы не сорвать переговоры. Где, учитель, где в таком случае окажется моя душа, если не в Харонии?
– Ты преувеличиваешь, ты…
– Нет. Ничего больше не говорите. Вы стали Волной. Вы уже не принадлежите к миру живых. По какому праву вы указываете мне, что я должен или не должен делать со своими чувствами? Речь, черт возьми, идет о женщине, которую я люблю!
– Я прошу тебя… Ты даже не понимаешь смысла этого слова, – вздохнул Фарель.
– Откуда вы знаете? И не говорите мне, что я слишком молод.
– Нет, я этого не скажу. Но думаю, что ты еще слишком неопытен, чтобы уметь отличать любовь от гордости или от сострадания. Ты чувствуешь себя обязанным этой женщине, и ты прав. Это отнюдь не означает, что ты ее любишь. Но главное, мне кажется, что тебе пока не хватает мужества посмотреть правде в глаза. Шенда подарила тебе свое доверие по причинам очень личным, и ты предпочитаешь думать, что ею руководила любовь. Основываясь на этом, ты полагаешь своей обязанностью выручать ее, ибо она первая женщина подарившая тебе свое внимание, женщина с которой вы проделали долгий путь из Седении.
– Это неверно, – запротестовал Януэль несколько менее убежденно.
– Твое чувство совершенно естественно, но я прошу тебя поразмыслить о нем. События разворачиваются слишком уж быстро, я понимаю. Ты попал в эпицентр бури и только теперь начинаешь понимать почему. Хочешь, остановимся на этом? Нет никакого смысла продолжать наш спор, который только раздражает тебя. Если ты решишь, что ее присутствие необходимо, я смирюсь и сделаю все возможное, чтобы тебе помочь. Но прежде, чем действовать, следует взвесить все последствия. Это единственное, о чем я тебя прошу. – Учитель-Волна взял Януэля за руки. – Корабль, который ты направил в самое сердце шторма, этот корабль, паруса которого надувают Волны… Не дай ему погибнуть, не позволь ему пропасть, соблазнившись пением сирены.
Лицо Януэля было по-прежнему хмурым, но он выразил согласие кивком головы.
– Я подумаю об этом, – прошептал он, почти не разжимая губ.
– Благодарю тебя.
– Теперь я должен увидеться с фениксийцами, – сказал он, направляясь к выходу.
– Януэль!
Сын Волны обернулся на пороге.
– Ты за штурвалом, не забывай об этом.
– Пока мне благоприятствует ветер… – ответил он, бесшумно закрывая за собой дверь.
В то время как часть подмастерьев ждала на вершине Башни появления Грифона, который должен был объявить о посланцах империи, Януэль принимал других в Зале Собраний.
Следы разгрома, воцарившегося там после схватки с Силдином, совершенно исчезли. Пол был застелен новыми коврами, а стены задрапированы тканями. Канделябры расставили так, чтобы в помещении не оставалось неосвещенных уголков и чтобы изгнать само воспоминание о вторжении Темной Тропы.
Это пиршество красок очаровало Януэля. Оно по-своему свидетельствовало об индивидуальности учеников этой Башни, как если бы каждый из них поставил на этих стенах свою подпись, чтобы их учитель мог, оглянувшись, ощутить их присутствие во время переговоров с грифийцами.
Примостившись на простом табурете, Януэль посвятил немало времени разговору с подмастерьями. Тесными рядами уселись на скамьи напротив Сына Волны те, кто принес ему прах Фениксов материнской лиги. Януэль простирал руки над Пеплом каждого из Хранителей, выслушивал от учеников все, что они могли о нем рассказать, и каждому давал четкое задание. Речь, прежде всего, шла о том, чтобы установить порядок непрерывных Возрождений из Пепла, что обеспечило бы труд кузнецов. Отныне огонь Фениксов должен был служить исключительно для обработки металла.
Януэль знал, что опыта присутствующих здесь подмастерьев было недостаточно для того, чтобы каждое Возрождение прошло успешно и безопасно. Вполне вероятно, что эта стратегия может повлечь за собой какие-то жертвы, это входило в расчеты Януэля. Сын Волны был уверен, что даже неудача и гибель кого-либо из фениксийцев внесут лепту в общее дело. Следовало всеми силами способствовать тому, чтобы поданный материнской лигой пример распространялся по империи Грифонов, вдохновляя другие гильдии и ордена, и послужил бы распространению подлинной революции по всему Миропотоку.