Иллюзия полёта

— Еще больший успех, я думаю.
— Больший! — Она была возмущена. — Разве вам недостаточно того, что вы имеете?
Гордон взглянул на нее. Его глаза были похожи на две льдинки.
— Не существует такого понятия, как «достаточно».
У Джун перехватило дыхание.
— Как вы можете…
Он улыбнулся, но улыбка была невеселой.
— Мой любимый старый родитель учил меня: «Человек — мертвец, если считает, что всего достиг в этом мире». — Он не глядя намазывал горчицу на хлеб. — Отец не был счастливым человеком. Ему так и не удалось полностью реализовать себя. И у него вечно не хватало времени для меня, до тех пор пока я не взял в свои руки его маленький каталог и не сделал его сверхприбыльным.
Джун удивило то, что у нее и Ньюэлла было похожее детство: обожаемый отец и страстное желание заслужить его одобрение. Почувствовав внезапный прилив нежности к Гордону, она спросила:
— А где ваш отец?
— Он умер четыре года назад. Но умер богатым.
Джун принялась нарезать тоненькими кусочками мясо.
— А он умер счастливым?
Гордон горько усмехнулся.
— Счастливее, чем тогда, когда был бедным.
— И он любил вас больше, после того как вы сделали его богатым?
Его глаза метнули молнии.
— Он понял, что я не пропаду в этом мире.
Сердце Джун наполнилось состраданием. Сколько раз ее собственный отец доказывал своими поступками, что любит Фэй больше, чем ее! Как много усилий прикладывала она для того, чтобы заслужить его одобрение! И только когда Фэй, бросив отца, сбежала в Нью-Йорк, чтобы стать художницей, он начал понимать, что Джун заслуживает большего. Она стала учителем, чтобы порадовать его, но и этого было недостаточно: он все равно до самой смерти тосковал по Фэй.
Джун захотелось взять Гордона за руку и утешить его, словно маленького обиженного мальчика. Но они уже не были детьми. Стараясь справиться со своим порывом, она принялась укладывать мясо на хлеб.
— А ваша мать? — спросила Джун.
— Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее.
Руки Джун замерли. Оказывается, у Гордона была еще более несносная жизнь, чем у нее. Она, по крайней мере, ощущала материнскую любовь и поддержку на протяжении пятнадцати лет.
— А ваши жизненные принципы распространяются и на женщин тоже? — Этот вопрос прозвучал неожиданно даже для самой Джун. Она закусила губу, но было слишком поздно.
— На женщин в особенности.
Она вздохнула поглубже и на секунду задержала дыхание, чтобы не выпалить ядовитые слова, рвущиеся из глубины ее оскорбленной души.
— Я люблю сандвичи с помидорами, — решительно заявила она. — А вы?..
— Поищи в холодильнике, я не знаю, есть ли здесь помидоры.
Проверив несколько отделений, Джун наконец нашла искомое и, обернувшись, вновь обнаружила Гордона у себя за спиной. Он взял у нее помидоры и улыбнулся — на этот раз вполне беззаботно.
— Ты вовсе не такая зануда, какой иногда кажешься, дорогая! Я уже говорил однажды, что ты великолепна. Просто у тебя немного устаревшие принципы.
Джун закрыла холодильник. Сердце ее стучало как отбойный молоток. Она хотела, чтобы он немедленно обнял ее! Нет, она не хотела этого! На мгновение у нее даже появилось желание поскорее выскочить из кухни и захлопнуть за собой дверь, разрешив таким образом все противоречия.
— И… и у вас есть способ излечить меня от моих устаревших принципов, да?
Джун поспешно выхватила из рук Гордона помидоры и почти побежала к столу. Схватив нож, дважды попыталась разрезать помидор и только после этого поняла, что держит нож не той стороной. Несчастный овощ выглядел так, словно по нему проехал поезд.
— Теперь у нас есть сок, — заметил Гордон. — А я думал, ты любишь кружочками.
Взяв другой помидор, она сделала наконец все как полагается и положила сандвичи на тарелки.
— Все готово!
— Так вот, о лечении девственности…
Джун вспыхнула.
— А я никогда не говорила, что я девственница.
Он улыбнулся.
— Ты без слов сказала об этом тысячу раз, дорогая. — Он выдвинул для нее стул. — Я ведь поцеловал тебя, ты помнишь?
Оскорбленная до глубины души, Джун взяла свою тарелку и направилась к другому концу стола. У нее почему-то полностью пропал аппетит.
— Ну и что теперь — меня нужно поместить в дом престарелых дев?
— Нет, тебя просто можно излечить.
Джун села напротив него.
— Насколько я помню, вы уже однажды пытались сделать это.
Гордон опустился на стул и, низко склонившись над поверхностью стола, заглянул в глаза Джун. Она почувствовала, что еще чуть-чуть — и она, помимо своей воли, закричит: «Я хочу тебя!».
Хотя они не касались друг друга, его взгляд словно обнимал ее.
— Ты очень неопытна, — мягко произнес он.
Звук его голоса, выражение глаз, то, как его руки лежали на столе, — все говорило о том, что он готов в любую секунду обнять ее, если она попросит об этом. Она посмотрела ему в глаза. О Господи! Он был абсолютно искренен сейчас!
— Если ты хочешь, мы можем вернуться к уроку номер четыре. — В его словах звучала бесконечная нежность.
Джун хотела этого больше всего на свете! Но если они сейчас займутся любовью, то она никогда, никогда не сможет вернуться к прежней жизни. И в жизни Гордона ей тоже не было места. Ведь он уже не раз давал ей понять, что женщины — лишь красивые игрушки для него. Джун сжала кулаки. Она не хочет быть очередной игрушкой!
— Я… я не хочу заниматься любовью с тобой, — с трудом проговорила она, надеясь на то, что ее слова прозвучат достаточно убедительно.
— О! — засмеялся он ледяным смехом. — Ты знаешь, как выбить из колеи мужчину.
— Я уверена, что мужчина скоро придет в себя. Мир полон жаждущих красивых девушек.
Он склонил голову набок.
— Послушай, давай спокойно во всем разберемся. Ты хочешь обрести сексуальный опыт, чтобы стать привлекательной для мужчин, но твои принципы удерживают тебя от этого. Так?
Она кивнула и откинулась на спинку стула.
— Но ведь это глупо — считать, что можно иметь и то и другое.
О чем они говорят?! Джун чувствовала себя словно в бреду.
— Я знаю, как решить эту дилемму, — спокойно сказал он. — Это немного грубо, но помогает тысячам женщин во всем мире потерять невинность, не думая о своих принципах и поэтому как бы не нарушая их.
— О, ты объехал весь мир! — саркастически заметила Джун.
Гордон на мгновение крепко сжал губы, и на его щеках появились крошечные ямочки.
— Хочешь попробовать?
— И для этого не надо заниматься любовью?
Он пожал плечами.
— Нет. В моем понимании.
Помимо того, что Джун очень хотелось заняться с ним любовью, ей было страшно интересно: как это вообще возможно — заниматься любовью без того, чтобы заниматься любовью.
— Нет, не хочу… — Она покачала головой, но ложь словно прилипла к ее языку. — Ну хорошо… А как это?
Он несколько секунд внимательно разглядывал ее, а затем решительно отодвинул стул и встал из-за стола. Джун просто сгорала от нетерпения.
Подойдя к шкафу, он достал с верхней полки какую-то бутылку, открыл ее, наполнил бокал жидкостью, похожей на слабый чай, и протянул ей.
— Выпей это!
Джун принюхалась и нахмурила брови.
— Это алкоголь.
— Да. — Он вернулся на свое место и скрестил руки на груди. — Виски — великолепная вещь! Выпиваешь — и через десять минут готова лечь с кем угодно. Ты забудешь свое имя, и мы займемся сексом прямо здесь, на столе. И — прощай старомодные понятия!
Джун не верила своим ушам. Он говорил с таким цинизмом о тайне, принадлежащей лишь двоим любящим!
Ньюэлл взглянул на часы.
— Пейте, мисс Мортон. Помните о том, что у меня встреча в шесть утра.
Ярость ударила ей в голову.
— Ах, у вас встреча мистер Ньюэлл! — закричала она. — Я должна выпить эту гадость, чтобы избавиться от надоевших принципов, и ко всему мне следует поторопиться, потому что у вас встреча?!
Джун была слишком возмущена, чтобы отдавать себе отчет в том, что говорит и делает.