Злой король (ЛП)
Фейри всегда отдают друг другу долги за нарушение обещаний и обязательств. Повзрослев, я понимаю теперь, что она предлагает мне — отдачу долга, а не извинения.
— У меня три дублета, — говорю я.
Она поднимает брови.
— Ну, тогда, думаю, тебе больше ничего не нужно.
Я не могу не удивиться тому, что она пришла сейчас, сразу после того, как Локк стал Мастером Пирушек. И раз уж она всё еще живёт в доме Мадока, мне интересно, к каким политическим убеждениями она расположена.
Мне стыдно за эти мысли. Не хочу думать о ней так, как я должна думать обо всех остальных. Она — моя близнец, и я скучала по ней, надеялась, что она придёт, — и вот она пришла.
— Хорошо, — говорю я. — Если хочешь, можешь принести мои старые вещи. Это было бы здорово.
— Хорошо! — Тарин встаёт. — И должна признать, было очень трудно не спросить, откуда ты пришла или как тебя обидели.
Я улыбаюсь — широко и по-настоящему.
Она протягивает руку, чтобы погладить тело плюшевой змеи.
— Я люблю тебя, ты знаешь. Как и мистер Хисс. И никто из нас не хочет остаться позади в твоём прошлом.
— Спокойной ночи, — говорю я ей, и когда она целует мою ушибленную щёку, я крепко её обнимаю.
Как только она ушла, я беру свои мягкие игрушки и сажаю рядом со мной на ковёр.
Раньше они были напоминанием о том, что было до Фейриленда, — время, когда всё было нормально. Когда-то они были утешением для меня. Я долго смотрю на них, а затем одну за другой бросаю в огонь.
Я больше не ребёнок, и мне не нужен комфорт.
…
Как только это сделано, я ставлю перед собой маленькие мерцающие стеклянные флаконы.
Митридатизм — так называется процесс, с помощью которого нужно принимать яд в маленьких дозах, чтобы организм постепенно привыкал к полной дозе. Я начала еще год назад, — как еще один способ исправить мои недостатки.
Но были и побочные эффекты. Глаза сияли слишком ярко. Полумесяцы на ногтях становились голубоватыми, будто бы моя кровь не получала достаточно кислорода. Мой сон странный, полный слишком ярких снов.
Капля кроваво-красной жидкости румяного гриба, который в полной дозе вызывает смертельный паралич. Лепесток «сладкой смерти», сон от которого может длиться сто лет. Дух-ягода, которая заставляет кровь гнаться с сумасдшедшей скоростью и вызывает дикость, прежде чем остановить сердце. И кусочек вспоглощающего волшебного плода — фрукта фейри, который затуманивает разумы смертных.
Я чувствую головокружение и тошноту, когда яд попадает в кровь, но мне было бы только хуже, если бы я пропустила дозу. Моё тело привыкло, и теперь оно жаждет того, что должно убивать.
Удачная метафора для некоторых других явлений.
Я едва могу идти, когда добираюсь до постели. При этом слова Балекина всплывают в моей голове: «Я слышал, что для смертных чувство влюблённости очень похоже на чувство страха. Твоё сердце бьётся быстро. Эмоции сильны. Ты становишься легкомысленной, может, у тебя даже кружится голова. Это правда?».
Я не уверена, что сплю, но точно падаю в дремоту.
Злой король. Глава 5.
Я ворочаюсь в гнезде из одеял, бумаг и свитков на ковре перед огнём, когда Призрак будит меня. Пальцы все в чернилах и воске. Я смотрю вокруг, пытаясь понять, сколько времени, что я писала до этого и кому.
Таракан стоит у секретного входа в мои комнаты, наблюдая за мной своими нечеловеческими глазами.
Моя кожа потная и холодная одновременно. Сердце быстро бьётся.
Я всё еще чувствую горький вкус яда на языке.
— Опять, — говорит Призрак. Мне не нужно даже спрашивать, что он имеет в виду.
Может, я и обманула Кардана, чтобы он надел корону, но я еще не научилась заставлять его вести себя по-королевски.
Пока я получала информацию, он был с Локком. Я знала, что будут проблемы.
Я провожу мозолистой рукой по лицу.
— Я встаю, — говорю я.
Всё еще одетая в то же самое, что и прошлой ночью, я снимаю пиджак и надеюсь на лучшее. Войдя в спальню, зачёсываю волосы назад, закрепляя их кожаным ремешком и прикрывая беспорядок бархатной шляпой.
Таракан хмурится, глядя на меня.
— Твоя одежда вся измята. Его величество не должен ходить с сенешалем, который выглядит так, словно только что встал с кровати.
— Вал Морен ходил с растрёпанными волосами на протяжении последнего десятилетия, — напоминаю я, вынимая из ящика стола моего кабинета пару листьев мяты и жуя их, чтобы сбить запах. Сенешаль последнего короля был смертным, как и я, любил говорить непонятные пророчества и многие считали его безумным. — Вероятно, очень похожими на мои.
Таракан проворчал:
— Вал Морен поэт. Для них действуют другие правила.
Не обращая на него внимания, следую за Призраком в секретный проход, который ведёт к самому сердцу дворца, останавливаясь только для того, чтобы убедиться, что мои ножи всё еще со мной. Шаги Призрака были настолько тихими, что когда мы вошли в темноту, которая не позволяла видеть моим человеческим глазам, казалось, я иду одна.
Таракан не идёт за нами. Он направляется в противоположном направлении, всё еще ворча.
— Куда мы идём? — спрашиваю я у тьмы.
— В его апартаменты, — отвечает Призрак, когда мы входим в зал, а потом туда, где спит Кардан. — Там были какие-то беспокойства.
Мне трудно представить, с какими проблемами мог столкнуться Верховный Король в своих апартаментах, но это не займёт слишком много времени. Когда мы приходим, я вижу Кардана, отдыхающего среди обломков мебели. Занавески сорваны с окон, рамы картин треснули, а само полотно разорвано, мебель сломана. Небольшой огонёк тлеет в углу, и всё воняет дымом и пролитым вином.
И он не один. На соседнем диванчике сидит Локк с двумя прекрасными фейри — парнем и девушкой — один с рогами барана, а вторая с длинными ушами, как у совы. Они почти без одежды и явно пьяны. Они смотрят на горящую комнату так, будто заворожены.
Слуги прячутся в зале, не зная, должны они терпеть гнев короля и убраться, или же не стоит. Даже его стражи кажутся немного запуганными. Они неловко стоят в коридоре за массивными дверьми — которые едва держатся на петлях — готовые защитить Верховного Короля от всех угроз, кроме тех, которые принести может он сам.
— Карда… — я вспоминаю о своём положении и кланяюсь. — Ваше Адское Величество.
Он поворачивается ко мне и на мгновение кажется, что он смотрит сквозь меня, не в силах даже вспомнить, кто я такая. Его губы в золоте, а зрачки расширились от опьянения. Затем его губы поднимаются в знакомой мне ухмылке.
— Ты.
— Да. — Говорю я. — Я.
Он бокалом подзывает меня к себе.
— Выпей, — его льняная охотничья рубашка с широкими рукавами расстёгнута. Ноги босые. Я думаю, я должна сказать спасибо, что он всё еще в штанах.
— Я не могу выпить сейчас ликёр, мой лорд, — говорю я совершенно честно, сужая глаза в знак предупреждения.
— Разве я не твой король? — спрашивает он, чтобы заставить меня противоречить ему. Я не могу посметь отказать ему — вокруг много людей. Поэтому я принимаю бокал и наклоняю к плотно сжатым губам, делая вид, что делаю длинный глоток.
Я могу сказать, что он заметил обман, но больше не настаивает.
— Оставьте нас, — я указываю на фейри на диване, включая Локка. — Вы тоже. Сейчас же.
Двое незнакомцев молча поворачиваются к Кардану, но он едва замечает их и не спорит со мной. После затяжного момента они угрюмо направились прочь через сломанную дверь.
Локку нужно больше времени, чтобы встать. Он улыбается мне, когда проходит мимо, и в этой улыбке кроется намёк. Не могу поверить, что раньше она очаровывала меня. Он смотрит на меня так, будто мы разделяем какой-то секрет, но это не так. Мы ничего не разделяем.
Я думаю о Тарин, которая ждала в моих комнатах, когда это веселье началось. Интересно, слышала ли она о том, что они тут делают? Интересно, привыкла ли она допоздна вместе с Локком наблюдать за тем, как всё горит?