Закон-тайга
То ли принцип управления этого совсекретного вертолета не очень сильно отличался от принципа управления «Ми-8», то ли Чалый в свое время и впрямь был образцовым учеником вечно пьяного офицера-вертолетчика в той части, где когда-то служил, то ли импровизированному пилоту так сильно помогла какая-то техническая инструкция, которую он нашел тут же, в кабине, — но Ка-0012-"Б" все-таки взлетел. Правда, как-то очень неуверенно, неуклюже, тяжело и неровно: надсадно ревели двигатели, стрелки и индикаторы приборов и датчиков то и дело зашкаливало, но вертолет медленно и неотвратимо шел вверх.
Поднявшись метров на двадцать, винтокрылая машина зависла в морозном воздухе: татуированный пилот никак не мог определить, как же управлять горизонтальными рулями, как переключить двигатель для дальнейшего полета, как регулировать тягу.
А Малина тем временем, воровато оглянувшись по сторонам, будто бы тут, в кабине, мог быть еще кто-нибудь, принялся забивать анашой "беломорину"…
— Эй, че ты там делаешь? Забалдел и кончил? Так еще рано! — Спереди, из кабины пилота, послышался дикий, захлебывающийся хохот. — Как только мы с тобой в Америку прилетим, в Голливуд, там на саму Мерилин Монро кончать будешь! — блеснул блатной глубинными знаниями американской кинематографии. — Я буду ее трахать, трахать, а ты смотреть и кончать. Ха-ха-ха!.. — залился Иннокентий воистину сатанинским смехом.
Впрочем, из-за шума двигателя и свиста лопастей москвич или не услышал, или не понял прогноза подельника, а пойми — все равно бы не обиделся.
— За наш план! — Малина, скусив с «Пшеничной» пробку, с бутылкой в одной руке и с забитым анашой косяком, пробирался к креслу, в котором сидел Чалый. — Кеша, дорогой, ты ведь «плана» хотел? Вот я и нашел тебе плана, дорогой Чалый, как ты и желал…
Подкурив косяк, шестерка подобострастно сунул его в рот подельника, а другой рукой, стараясь не расплескать, предложил бутылку.
— Ну ты, бля, ниче, — похвалил Чалый, — давно я хорошей «шмали» не курил. Нормалек, цепляет, бля… Исправляешься потиху, чертила. Но, Малина, я тебя все равно трахну!.. — пообещал он. — Не сегодня, так завтра.
Видимо, это была шутка.
Вертолет висел совсем низко над казармами, страшно вибрируя всем корпусом. Затем, немного наклонив острый нос, снизился над караулкой…
* * *Ефрейтор Зубилин, выйдя из дощатого сортира, долго застегивал ремень, а когда застегнул — содрогнулся от непривычного звука: треск, грохот, надрывный форсаж заставили его на какое-то время оглохнуть.
"Заслуженный дедушка" российской армии вообще и Краснознаменного Дальневосточного военного округа в частности поднял голову и охренел: прямо на него летел тот самый совсекретный вертолет КА-0012-"Б", который должен был охраняться рядовым Кишкиным.
— Во, бля, «гусяра» дает… — прошептал пораженный ефрейтор; ему почему-то показалось, что наглый тамбовский «гусь» решил на вертолете смотаться в самоволку — за девками и спиртом.
КА-0012-"Б" немного снизился, и Зубилин, придерживая от поднимаемого лопастями ветра шапку, призывно замахал руками:
— Эй, «гусяра», что — совсем борзый стал, да? Ты куда — в Февральск, за водкой? Возьми меня с собой! Ты че, не понял, козлина? А ну спускайся!
Вертолет продолжал висеть над караулкой — совсем низко над землей, метрах в двадцати. Неожиданно под самым брюхом зажегся мощный прожектор, и белый галогеновый луч совершенно ослепил ефрейтора.
— Ты че, совсем борзый, да? — Зубилин, прикрывая одной рукой глаза, другой принялся грозить совсекретному вертолету кулаком. — Ты че, совсем охренел? Службы не знаешь? Я тебе, бля, такой "дембельский поезд" устрою, «гусеныш», что…
Он не успел договорить обещания: пулеметы под подкрылками мягко и плавно повернулись и выплюнули сноп огня — вокруг старослужащего заплясали фонтанчики вздымаемого пулями снега, и спустя несколько секунд Зубилин, изрешеченный насквозь, как крупное решето, валялся на вспаханном, окровавленном снегу…
* * *Чалый, жуя темными щербатыми зубами давно погасший папиросный мундштук, в котором уже не оставалось ни анаши, ни табака, дико хохотал и жал, жал на пулеметную гашетку — пулеметные очереди полосовали вертолеты «Ми-8», стоявшие рядом с казармой, — вскоре над одним из них всполыхнул сноп огня.
То ли неожиданно удачное осуществление плана по захвату вертолета, то ли сам план, грамотно набитый Малиной в толстый-толстый косяк, а скорей и то и другое вместе! — но Иннокентий находился в самой настоящей эйфории: дико хохоча, он остервенело жал на пулеметную гашетку, маневрировал горизонтальными рулями (откуда только умение взялось!), и безжалостные пулеметные очереди дырявили все, что попадалось у них на пути, — казармы, караулку, даже дощатый сортир, склады…
Вскоре внизу показались какие-то длинные тени в шинелях, они суетливо бегали по площадке, нелепо размахивая руками.
Откуда-то снизу показалась вспышка пламени, а затем спустя какую-то долю секунды рванул взрыв — над складами вздыбился густой черный дым; тщедушные фигурки скрылись в этом дыму сразу же. Затем рвануло еще раз, еще и еще…
Видимо, пули попали в цистерны с авиационным керосином. Теперь можно было с уверенностью сказать, что ни один из оставшихся Ми-8" не станет преследовать угнанную "вертушку".
А КА-0012-"Б", медленно развернувшись, поплыл над темной тайгой…
* * *Каратаев, пройдя еще шагов двести, наконец-то добрался до старой лиственницы и устало прислонился к замшелому стволу.
Сердце гулко билось, кровь пульсировала, тяжело отдавая в висках, болели исцарапанные руки, ныли уставшие мышцы. Передвигаться по заснеженной приамурской тайге без лыж, по колено, а то и по пояс в снегу, — дело непростое, требующее огромных физических усилий, даже для бывшего спецназовца.
Амур, с огромным трудом догнав хозяина по оставленной в снегу глубокой колее, обессиленно присел на задние лапы, и отощавшие бока его устало раздувались в такт учащенному дыханию.
Немного передохнув, Михаил собрался продолжить нелегкий путь к своему зимовью, но внимание его привлекло несколько ворон, перелетавших с ветки на ветку метрах в пятидесяти от него; чернильно-черные птицы рельефно выделялись на заснеженных ветках.
Удивительные эти птицы — вороны: как же скоро они узнают, где есть мясо! Потомственный таежный охотник, Михаил знал: шумное поведение ворон в голодной зимней тайге объясняется, как правило, просто — эти прожорливые птицы, как никакие другие, быстро находили в лесу остатки чьего-то обеда или останки падших животных и сразу начинали трапезу, громко перекликаясь между собой и перелетая с одного дерева на другое.
Издали заметив на снегу бурые пятна и клочки шерсти, Михаил сразу догадался о таежной трагедии, происшедшей недавно. На впаханном мощными лапами лежалом снегу валялись останки разорванных в клочья дальневосточных волков, — даже в таком суровом человеке, как Михаил, они вызывали острое чувство сострадания — ну точно как собака, раздавленная самосвалом.
"Странно, — подумал Каратаев, — ведь волки редко нападают друг на друга, и то только из-за территории, да и если между ними и происходят стычки, то они редко заканчиваются очень плачевно: а тут вообще друг дружку на куски изорвали", — недоумевал Михаил. Весь его опыт на сей раз не подсказывал ему ничего.
Конечно же, голодные хищники могли бы сцепиться и из-за скудной добычи, столь редкой в холодную дальневосточную зиму. Но охотник-промысловик, долго и внимательно изучавший место сражения, не нашел никаких признаков обыкновенной волчьей охоты, которая бы принесла серым удачу: на снегу нигде не было видно других, кроме волчьих, следов, клочьев шкуры, костей…
Правда, вскоре охотник обнаружил закоченевшие останки изюбра, растерзанного какими-то мощными клыками, но даже с первого, поверхностного взгляда было видно: это не волчьи клыки…