Любовь и прочие глупости

Мэтт нахмурился, и Констанс проследила за его взглядом, направленным на открытку, купленную для Дона.
— Это для моего отчима, — поспешила объяснить она, — у него в воскресенье день рождения. Я положила ее сюда, чтобы не забыть отправить.
— Для вашего отчима? — Мэтт вдруг ни с того ни с сего улыбнулся.
— Да. У нас с ним есть такая старая шутка, что он навсегда останется моим самым любимым мужчиной.
— Навсегда? — Мэтт задал вопрос непринужденным тоном, но Констанс почему-то покраснела. — Неужели вы еще не встречали никого, кто заставил бы вас изменить точку зрения?
Девушка опешила. Будь на месте Мэтта любой другой, она сочла бы подобное заявление проявлением личного интереса. Но Констанс решительно выкинула эту мысль из головы и, откашлявшись, небрежно ответила:
— Пока что нет.
— Ваши родители живут здесь, в Честере?
В этом вопросе не было интимного подтекста, и Констанс чуть-чуть расслабилась.
— Нет, в Тарфорде. Это примерно в двадцати милях от Честера. Хейзл, моя сводная сестра, тоже живет там — переехала поближе к родителям после развода. Она хотела, чтобы ее дочки чаще виделись с дедушкой и с бабушкой.
— Хейзл? А, та, у которой свое детективное агентство, — догадался Мэтт. — Странное все же занятие для женщины.
— Хейзл и ее подруга решили, что существует спрос на... В общем, женщине-детективу легче понять чувства клиентки, — словно защищая сестру, ответила Констанс.
— Да я не спорю, — мягко сказал Мэтт. — Просто мне показалось это необычным. Вы помогали сестре, когда мы впервые встретились?..
— Да, — перебила Констанс, которая все еще испытывала неловкость за случившееся во время слежки.
— Представляю, что вы подумали, когда Линн приехала с бумагами и мы с ней... — Мэтт замялся, а потом серьезно продолжил: — Линн привозила мне документы, она сотрудница лондонского офиса.
— Простите, — с несчастным видом пробормотала Констанс и, повинуясь порыву, добавила: — Мне бы так хотелось, чтобы ничего этого не случилось!
— Вы уверены?
Его тон заставил Констанс поднять глаза. Мэтт смотрел прямо на нее, точнее, на ее губы.
Сердце Констанс тут же понеслось вскачь, а в кровь точно впрыснули изрядную долю адреналина. Девушку охватило странное возбуждение — смесь радости и недоверия, не замедлившее сказаться на ее лице.
Она беспомощно посмотрела на Мэтта, зная, что ее состояние не укрылось от его внимания. Но Констанс не могла или не хотела взять себя в руки.
— Я, например, ни о чем не жалею, — мягко сказал Мэтт. — Послушайте, мне хотелось бы обсудить с вами кое-что касательно Эрика Сметхерста. Может, сходим после работы в бар и поговорим? На обед пригласить вас не могу, у меня назначена встреча с клиентом.
Едва справившись с разочарованием, Констанс покачала головой.
— Простите, сегодня я никак не моту.
Затаив дыхание, она стала молиться, чтобы Мэтт предложил перенести встречу на завтра, но он лишь сказал:
— Ну что ж, ничего страшного.
Прошло несколько минут после его ухода, а Констанс все сидела неподвижно и смотрела на дверь.
Неужели я все поняла превратно? Может ли быть, чтобы он пытался за мной ухаживать? Или я просто все это выдумала? Имел ли он в виду тот поцелуй, когда говорил, что ни о чем не жалеет? Или просто таким образом хотел помочь мне справиться со смущением?
А его предложение сходить в бар? Он действительно намеревался поговорить о делах Эрика Сметхерста или просто хотел провести со мной время? Но, если его приглашение все же было личным, хочу ли я, чтобы мои отношения с Мэттом выходили за рамки служебных?
Физически ее тянуло к этому человеку, она желала его... но не могла объяснить причину этого. Как не могла понять, хочет ли, чтобы Мэтт догадался о ее чувствах к нему и, возможно, разделил их.
Констанс беспокойно заерзала на стуле. Она всегда мечтала, что в один прекрасный день встретит мужчину, к которому у нее возникнет глубокое зрелое чувство; мужчину, с которым можно построить те отношения, о которых она мечтала. А мечтала Констанс, как и все девушки, о взаимном уважении и привязанности, об общности интересов и жизненных ценностей. Она никогда не хотела для себя слишком бурных отношений и страстного сексуального влечения. Не хотела и тех физических ощущений, которые сами собой возникали у нее в присутствии Мэтта.
Отношения, основанные на одном лишь влечении, весьма рискованны и совсем не то, что ей нужно. Констанс на многочисленных примерах убедилась, как калечат жизнь такие отношения, видела, каким всепоглощающим чувством может быть страсть. И как потом она оставляет свои жертвы опустошенными, несчастными, полностью выжженными изнутри.
Такие отношения были между Хейзл и ее мужем Полом. Хейзл никогда не пыталась скрыть, что основой ее брака был секс. Однажды сестра даже призналась, что еще очень долго желала Пола после того, как развелась с ним.
— Я уже не люблю его, — сказала тогда Хейзл, — но, спаси меня господи, по-прежнему хочу близости с ним.
Констанс уловила в голосе сестры страстные, самозабвенные нотки и дала себе слово, что никогда не попадет в такую же ловушку.
И держала его. До сих пор.
Если я позволю желанию руководить моими поступками, если буду поощрять Мэтта и он ответит взаимностью, что будет тогда?
Констанс вздрогнула. Возможно, мы станем любовниками, но будем ли любить друг друга по-настоящему? А если да, то долго ли проживет такая любовь? И хочу ли я, чтобы эта любовь длилась? Не будет ли спокойнее и мудрее придерживаться того пути, который я избрала, — уверенно строить карьеру, а уже потом подумать о браке? Причем подойти к вопросу о семье осторожно и взвешенно, найти такого спутника, который разделял бы мои взгляды и принципы... Того, кто в первую очередь был бы для меня верным другом, того, кто мог бы, как и я сама, поставить интересы семьи выше собственных желаний.
Обычно чувственные и сексуально привлекательные мужчины оказываются довольно слабыми, когда нужно противостоять искушению. Как однажды Хейзл с горечью сказала о Поле: «Хорош на одну ночь, но и только».
Пока Констанс пока не имела оснований подозревать Мэтта в неразборчивых связях — скорее, наоборот, — но он, разумеется, не тот надежный, кроткий, не слишком страстный человек, с каким она планировала связать свою судьбу. Если она все же вступит с ним в какие-то отношения, то рано или поздно Мэтт причинит ей боль. Или скорее она сама причинит себе боль, поскольку уже убедилась, что в его присутствии полностью утрачивает контроль над собой.
Констанс вспомнилось, как однажды, когда она была еще маленькой, мать со вздохом сказала:
— Бедная Хейзл. Она слишком страстная, поэтому всегда страдает.
Подростком Хейзл великое множество раз без памяти влюблялась, и, глядя на нее, Констанс поклялась, что никогда не будет так страдать, как Хейзл.
И теперь она не желала примириться с влечением к Мэтту, хотя не могла удержаться, чтобы лишний раз не вспомнить, как Мэтт целовал ее и что она при этом чувствовала. Собственная готовность очертя голову кинуться в омут чувств пугала Констанс, и тем не менее, если бы не встреча с Карен сегодня вечером, она приняла бы приглашение Мэтта.
Констанс радовалась, что впереди выходные, будет время спокойно во всем разобраться и попробовать отделить мечты от реальности.
— Привет, Карен. Как у тебя дела?
Констанс тепло улыбнулась, стараясь не обращать внимания на замкнутость девочки и на ее напряженную позу.
— Мы можем куда-нибудь пойти?
Констанс удивилась, но довольно быстро овладела собой. Еще ни разу Карен не задала ей ни одного вопроса и ни разу не обратилась с какой-либо просьбой.
Поняв, что должна соблюдать осторожность и не слишком обольщаться, она кивнула и сказала как можно более непринужденно:
— Думаю, что можем. Куда бы ты хотела?
Карен пожала худенькими плечами.
— Все равно... Лишь бы убраться отсюда.