Вечные

— Прости, Бью. Что-то я не то ляпнула, да? Просто я про себя думаю — может, меня за что-то наказали? С другой стороны, как бы еще я стала внучкой Имоджин? Наверное, я сгубила целый город.
Бью усмехнулся.
— И как ты думаешь, кем в последний раз была Имоджин?
— О, это очень простой вопрос, — рассмеявшись, сказала Хейвен. — Она была вождем гуннов, Аттилой.
  
ГЛАВА 13
 
— Хейвен, ради Б-О-Г-А! Куда ты направляешься?
— Я поднимаюсь на чердак, бабушка. — Хейвен остановилась на середине лестницы и сверху вниз посмотрела на старуху, которая, похоже, собралась превратить свое жемчужное ожерелье в гарроту.
— Зачем?
Имоджин с воскресенья ходила следом за Хейвен. Похоже, высматривала демонов. К ее вопросу Хейвен была готова.
— Я в тупике… — проговорила она.
Лицо Имоджин исказила гримаса отвращения.
— В тупике? И при чем же тут чердак, скажи на милость?
Хейвен закатила глаза и испустила театральный вздох.
— Я в творческом тупике. Нужны новые фасоны платьев. Одна девочка хочет что-нибудь в стиле восьмидесятых. Вот я и подумала: не поискать ли что-нибудь из старых маминых нарядов.
— Надеюсь, ты не собираешься ничего резать и рвать?
— Нет, Имоджин! — решительно ответила Хейвен. — Ничего из твоих бесценных сокровищ я не испорчу. Мне просто нужно немножко вдохновения.
— Ну… — немного растерянно проговорила Имоджин. — Ладно, иди.
Каблучки бабкиных туфель зацокали по коридору. Хейвен поднатужилась, толкнула вверх крышку люка и выбралась на чердак. Здесь не было ни паутины по углам, ни пыли на полу. Горничная следила за порядком. Вдоль стен стояли аккуратные ряды коробок. Здесь хранились забытые десятилетия. Большая часть коробок была заполнена вещами Имоджин, но на одной стопке коробок ярлыки были написаны рукой Мэй Мур. На двух ярлыках значилось: «ХЕЙВЕН».
Хейвен сняла верхнюю коробку и сорвала с нее крышку. Внутри лежали бумаги. Характеристика после окончания первого класса. «Слишком болтлива. Забывает надевать нижнее белье». Записка от классной руководительницы, датированная тысяча девятьсот девяносто седьмым годом: «Хейвен сегодня решила просветить кое-кого из своих одноклассников насчет птичек и пчелок. Пожалуйста, объясните ей, что такое поведение не подобает…». Счета от стоматолога. Самодельные украшения к Рождеству. Детская Библия.
Хейвен разочарованно отодвинула коробку в сторону. Она забралась на чердак в поисках чего-нибудь — чего угодно, лишь бы это помогло вызвать видение. Желание увидеть Этана было выше ее сил. И хотя Хейвен ни разу в жизни не пробовала никаких наркотиков, она впервые почувствовала, что это такое — быть наркоманкой.
То, что ей было нужно, она нашла во второй коробке — между двумя книгами и аккуратно сложенным детским одеяльцем. Стопка листков белой машинописной бумаги с карандашными рисунками. Рисунки были грубоватые, явно сделанные неумелой детской рукой, однако в них все же чувствовался настоящий талант. Хейвен вытащила стопку бумаги из коробки и опустилась на колени на некрашеный дощатый пол. С огромным удивлением она обнаружила, что узнает некоторых людей и кое-какие места, изображенные на рисунках. Надменная светловолосая женщина с едва заметной усмешкой… Это была мать Констанс. Суровый пожилой мужчина в очках — отец Констанс, которого звали не то Бернар, не то Бертран, не то Бенджамин. Они с женой жили в доме с двумя одинаковыми башенками. Окна этого дома смотрели на Центральный парк, и Хейвен его нарисовала.
Но на большей части рисунков был изображен молодой человек с багряно-рыжими волосами. Этан. Держа в руке один из набросков, Хейвен замерла, зачарованная зелеными глазами, которые словно бы смотрели прямо на нее. Что-то было в этом взгляде такое, от чего у Хейвен сдавило грудь. Ей стало тяжело дышать, макушку начало словно покалывать иголками. Она приготовилась к видению, и в тот же миг стены чердака растворились в темноте. Хейвен почувствовала прикосновение легкого теплого ветерка.
Ветер сорвал шляпу с ее головы. Шляпа покатилась по площади и остановилась у ног молодого человека, стоявшего неподалеку. Она заметила его чуть раньше. Он сидел в уличном кафе и смотрел на нее. Она пошла к молодому человеку, ища глазами синее платье матери. Они разошлись во время осмотра римских фонтанов. Потом она попыталась найти дорогу до гостиницы «Ритц», где ее мать сняла номер, но узкие улочки вывели ее сюда, и у нее все время было такое ощущение, будто она идет знакомой дорогой. Оказавшись на Пьяцца Навона, она уже не могла избавиться от чувства, что бывала здесь прежде. Это чувство охватило ее в первый же день, как только она оказалась в Риме.
И вот теперь она шла к молодому человеку, надеясь, что он не слышит, как громко стучит ее сердце. Ему было не больше двадцати, он был невероятно хорош собой. Темно-рыжие волосы, а лицо — как у статуи Аполлона в ватиканском музее. У той статуи она замерла и стояла очень долго. Мать в итоге сочла такое поведение непристойным.
— Buon giorno, [4] — сказал молодой человек и протянул ей ее шляпу.
— Здравствуйте, — произнесла она хриплым голосом. Горло у нее пересохло.
— Вы американка. Какая удача!
— Я из Нью-Йорка. — «Я его знаю», — подумала она, а вслух спросила: — Мы раньше нигде не встречались?
Улыбка у него была однобокая, но только этот недостаток и был заметен на фоне совершенства.
— Не в этой жизни. Меня зовут Этан Эванс.
— Констанс Уитмен.
— Ну и как вам Рим, Констанс? — спросил Этан, не спуская глаз с нее.
— Рим просто прекрасен, — проговорила она и почувствовала, что краснеет.
— Верно. Я, как ни странно, чувствую себя здесь как дома, — сказал Этан. — Порой не могу избавиться от ощущения, будто я жил здесь раньше. А у вас такого чувства не бывает?
— Немножко, — призналась она.
— А Пьяцца Навона… Возможно, вы видели эту площадь раньше. Может быть, она снилась вам во сне?
— Кто вы такой? — спросила Констанс. — Откуда вы все это знаете?
— Я искал вас, — сказал Этан. Его лицо вдруг приблизилось к ее лицу, его губы коснулись ее губ. Она закрыла глаза.
— Констанс! — прозвучал пронзительный голос. — Немедленно уйдите от нее!
К парочке быстро шагала мать Констанс, размахивая японским зонтиком, как мечом.
— Теперь твоя очередь разыскать меня, — прошептал Этан и незаметно вложил в пальцы Констанс визитную карточку.
Она опустила глаза. На обороте карточки был изображен змей, заглатывающий собственный хвост.
В первые секунды после того, как Хейвен очнулась, лежа на полу, она чувствовала себя немыслимо счастливой. Вкус поцелуя Этана остался на ее губах. Она зажмурилась и еще немного полежала, отчаянно пытаясь вернуться в видение. Но скучное настоящее не отпускало ее. Хейвен неохотно поднялась с пола и стала перебирать листки с рисунками, валявшимися на полу. Особняк с фасадом, поросшим плющом. Красивая темноволосая девушка. Ряд невысоких домов вдоль мощеной улицы. Вдалеке, за этими домами — громады многоквартирных зданий.
Между рисунками Хейвен обнаружила обрывок газеты. На обратной стороне она прочла маленькую заметку, снабженную отдельными фотоснимками Эрнеста Мура и Вероники Кейб.
 
«Два человека погибли при крушении грузовика, за рулем которого находился Эрнест Мур из Сноуп-Сити. Авария произошла на Тридцать шестом шоссе неподалеку от Джонсон-Сити. Мур умер мгновенно, а его пассажирка, Вероника Кейб, скончалась в окружной больнице Джонсон-Сити вчера вечером. Причина аварии не выяснена».
 
Держа в руке вырезку из газеты, Хейвен собрала с пола рисунки и побежала к лестнице. Перескакивая через две ступеньки, она спустилась в коридор и помчалась в кухню. Она стрелой пролетела мимо бабушки, и у той даже не было возможности отчитать внучку. В кухню Хейвен вбежала, еле дыша. Ее мать уронила ложку в кастрюльку с рагу и попятилась назад, выставив перед собой руку.