Хитиновый покров (СИ)
Тонкие запястья Прайс жалобно хрустят под сильными пальцами; и Хлоя, пытаясь выбраться, нечаянно смотрит в его глаза.
Крик «На помощь!» стынет в горле, когда холодные голубые глаза Нейтана встречаются с живой ртутью у нее внутри.
— Нейтан, — сипло говорит Хлоя. — Отпусти меня. Пожалуйста. Ладно?
У него дрожат губы — так, словно ему чертовски страшно; и Хлоя думает, что, наверное, выглядела точно так же, когда везла Макс в операционную.
— Нейтан, — повторяет она. — Не надо. Отпусти.
— Ты никому не скажешь? — Его голос срывается.
Хлоя медленно мотает головой.
— Та девчонка… Колфилд, да? С ней все в порядке?
Кардиохирург вздыхает:
— Да. Ты повредил артерию, но ее вовремя спасли.
Прескотт кивает и разжимает руки; Хлоя трет покрасневшие запястья и матерится сквозь зубы, но раздражение и злость быстро спадают, когда она решается задать главный вопрос:
— Ты сделал это намеренно или случайно?
Прескотт долго молчит, и Хлоя думает, что тот уже ничего не скажет, но Нейтан все же отвечает, едва слышно и совсем нечетко:
— Она не на своем месте.
Прайс вздрагивает всем телом — сколько раз она еще столкнется с этим? — и разворачивается к двери.
— Стой, Прайс.
Она застывает.
— Я попрошу отца дать тебе премию, как только ему разрешат мне позвонить, — говорит ей в спину Прескотт.
— Купи себе на нее еще один диплом. — Прайс давится подступающим к горлу смехом.
Дверь захлопывается.
Хлоя летит к себе в кабинет, словно на крыльях: кажется, она знает, как связаться завтра с Макс.
Комментарий к V. Gutta cavat lapidem. Очень-очень (изо всех сил) старалась, чтобы Хлоя вышла человечной; и искренне надеюсь, что смогла сделать ее таковой.
Спасибо каждому, кто читает/оставляет отзывы/жмет на все кнопочки – это безумно, до чертиков, важно! :3
====== VI. Aut vincere, aut mori. ======
и если ты бог, то где твоя сила, бог, и как ты берёг меня так, что не уберёг, и как ты за мной следил, что не уследил, и как ты давал мне силы, когда нет сил? и как ты мне верил, коль верила не тебе, и где мои двери, ведущие вниз с небес, и где мои крючья, где буду теперь висеть?
и если ты бог: позволь мне увидеть смерть.
Хлоя просыпается в два часа дня — серое небо за окном, опавшие на пол стикеры, одеяло на полу.
В ее квартире на Эллиотт-авеню в это время дня обычно гуляет солнце или хотя бы просто светло, но сегодня здесь непривычно мрачно: перед сном Прайс задергивает шторы и скрепляет их специальными зажимами, чтобы ненароком не проснуться от ярких лучей.
Утренний ритуал — душ, гудение кофемашины, крепкие «Marlboro», переполненный автоответчик; Хлоя клянется в тысячный раз, что отключит этот телефон, и стирает все сообщения, не прослушивая. Если важно — перезвонят.
Она сжимает в руках телефон, садится на стул, вскакивает, забирается с ногами на кухонную тумбу, падает на кровать, снова мчится на кухню, курит одну за другой и никак не может решиться.
Проклиная себя за несвойственный мандраж, Прайс бросает сигарету прямо в чашку с кофе и нажимает «вызов».
Три гудка. Пять. Семь.
На девятом трубку, наконец, поднимают.
— Да?
Сонный голос Макс пеплом опадает на пол ее квартиры, и Хлоя выдыхает:
— Колфилд, доброе утро. Это...
— Доктор Прайс, — смешок в трубку, — я сразу догадалась, что это Вы.
— Как же?
— Номер заканчивается на три шестерки. — Хлоя чувствует, как Макс улыбается.
— Намекаешь, что твой куратор — дьявол?
Макс смеется, и кардиохирург расслабляет руку, держащую телефон; мандраж отступает, и Прайс снова возвращается в свое привычное докторское амплуа: закидывает ноги на стол и закрывает глаза. Теперь весь мир для нее сужен до голоса практикантки из трубки.
— Как ты себя чувствуешь, Колфилд? — Щелчок зажигалки.
— Со мной все хорошо, — отвечает Макс. — Вернусь к Вам в четверг.
— Тебя же на пять дней отправили. — Затяжка.
— У меня травма руки, а не мозга, — возражает Колфилд. — Она может помешать мне только в одном случае — если я все же решусь вместе с Вами обклеить кабинет Чейз плакатами.
— Ты уже придумала подпись? — Выдох.
— О, да! — вдохновленно говорит Макс. — «GUESS WHAT BLONDIES DO INSTEAD OF COFFEE?*»
— И много вопросительных знаков? — уточняет Прайс.
— И много вопросительных знаков!
Хлоя откидывает голову назад и хохочет, Макс тоже смеется, и на несколько секунд квартира заполняется непривычными громкими звуками.
— Как только ты вернешься, мы это сделаем! — заявляет Прайс.
— А Вас точно не уволят? — на всякий случай спрашивает Макс.
— Она слишком тупа, чтобы сообразить, кто это сделал, — отмахивается Хлоя. — Всегда можно свалить на Джастина.
Колфилд становится серьезной:
— Мне нравится мистер Уильямс. Я помню, как он шил мне руку. Это было почти не больно.
— Ты что-то чувствовала? — Хлоя напрягается. — Я думала, он ставил наркоз.
— Нет, не ставил… Доктор Прайс? Вы здесь?
Я убью его, думает Хлоя и делает большой глоток кофе.
Через секунду она осознает, что именно в этой чашке были потушены обе ее сигареты, и Макс на другом конце провода слышит, как кардиохирург, отплевываясь, бежит к раковине и полощет рот.
— Боже, Вы в порядке? — обеспокоенно кричит Макс в трубку. — Эй, алло!
Хлоя последний раз сплевывает воду, закрывает кран и делает глоток стоящего рядом молока.
— Гадость, — резюмирует кардиохирург, прикладывая телефон к уху. — Незачем так орать, Колфилд, — добавляет она, облизывая губы.
— Вы в порядке? — повторяет Макс, шумно выдыхая.
— Да, я только что сожрала собственный окурок. — Хлоя закатывает глаза.
— Судя по звукам, не до конца, — хихикает практикантка.
— Так, все, Колфилд, жду тебя в четверг в утро. — Прайс отдирает несколько оставшихся стикеров от окна. — До связи.
Хлоя в полубезумном порыве срывает все цветные бумажки со стекла, обнажая улицу; рвет на мелкие части и выбрасывает. Все это — уже решено.
А затем толстым маркером пишет на листочке: «КОЛФИЛД?», снизу дописывает: «ЧЕТВЕРГ!» — и лепит стикер обратно на окно.
Макс Колфилд становится ее единственным вопросом.
*
Как Хлоя дорабатывает следующие четыре дня, она не помнит — кажется, два из них были выходные, один из которых прервался тремя внеплановыми, а второй она провела в постели, с головой укрывшись одеялом, высовываясь только для того, чтобы встретить курьера с очередной пиццей.
Колфилд она больше не беспокоит — в конце концов, Хлоя ненавидит навязываться, считая, что если нужно, то сами найдут или напишут; но какая-то серая тоска надежно поселяется в ней, когда она на собраниях интернов не называет имя Макс.
Зато Прескотт появляется у нее уже на следующий день — бледный и шатающийся, — заявляет, что не собирается бросать практику «из-за проблем со здоровьем», и с грохотом садится на стул, вытянув вперед длинные ноги в лакированных туфлях. Прайс давит в себе порыв злости и после планерки бежит к Чейз.
Виктория разводит руками: «А что я могу сделать?»; и Хлоя отправляет Нейтана, громко шипящего ей вслед «Я отомщу», к ординаторам в неврологию с поручением не спускать с него глаз.
Раннее утро четверга — на часах едва-едва семь утра — встречает Прайс телефонным звонком от Чейз («Собрание в восемь»), sms-кой от Джастина («Приказали быть всю неделю в клинике») и голосовым от Хейдена («К нам с проверкой едет Прескотт-старший»).
Хлоя перезванивает Чейз и выбивает себе дополнительные выходные после проверок — целых четыре дня и вопль «А кто работать будет?»; пишет Уильямсу: «Радуйся, что без ночных»; оставляет ответное сообщение Джонсу: «Дерьмо» — и лениво собирается — день обещает быть чертовски долгим.
Обычные смены в отделении кардиологии разделяются по времени: утренние, вечерние и ночные, но в дни проверок или высокой загруженности все три сливаются в одну; а так как подобных специалистов в их клинике только двое — Прайс и Джонс, — то на помощь им вызывают бригады из других отделений — например, из нейрохирургии или команды Норта, практикующего сразу во всех блоках.