Хитиновый покров (СИ)
— Нет, — пытается выговорить Стэф, не в силах перевести дыхание. — У Норта остановка сердца...
Дальше Прайс ее не слушает; взлетают полы белоснежного халата, летит на пол синяя блузка, девушки пристыженно отводят глаза — за несколько секунд Хлоя переодевается в хирургический костюм, затягивает потуже кеды и вылетает в коридор.
Стэф кидается за ней, на ходу сообщая, что ей в третью операционную, и Прайс проклинает все на свете.
— Приведи Колфилд в мой кабинет, — кричит она Стэф. — Пусть будет там.
Почему именно Макс, Хлоя не знает, просто делает то, о чем думает, — и никак иначе.
В операционной многолюдно, но при виде кардиохирурга и медсестры, завязывающей на ней стерильный халат, большинство присутствующих отступает от стола; и Хлоя видит уже пересаженное сердце — почти искусственное, на аппарате кровообращения, едва бьющееся.
Норт и Джонсон стоят бок о бок, синхронно подшивая порванные стенки.
— Что тут у вас? — Хлоя вперивает взгляд в мониторы. — Стабилен?
— Была некупируемая стенокардия, — бубнит Норт. — Но никто не предупредил, что он курил как мамонт при жизни, вот, пожинаем плоды...
— Синусовые узлы в норме, но овальное окно не закрывается, — чеканит Джонсон. — Напрямую нельзя, здесь повсюду разрывы, придется через артерию.
Хлоя кивает.
— Готовьте эндоваскулярный катетер, — командует она, и линзы ее операционных очков запотевают от напряжения. — Мы сейчас все задохнемся, дайте воздуха.
Гибкие пальцы доктора Прайс умело вводят катетер в бедренную артерию; шаг за шагом Хлоя продвигается в правое предсердие и, глубоко дыша, накладывает пластырь на овальное окно; если операция пройдет успешно, то он будет стимулировать заращение отверстия соединительной тканью.
— Стабилен. — Это перфузиолог. — Ритм нормальный.
— Ну же. — Хлоя накладывает швы, сводя крупные сосуды вместе. — Давай, крошка, ты справишься...
Джонсон ставит последний стежок и убирает зажимы, Норт командует отключение АИК, Хлоя бросает уже ненужную иглу в кюветку.
— Три... два... один...
Напряженную тишину операционной пронзает писк аппаратов — сразу нескольких.
— У него инфаркт!
— Фибрилляция!
— Расширяем артерию! — велит Прайс.
— Мы не можем. — Хейден хватает Хлою за руку. — Там уже некуда!
— Так делай обходное по сосудам!
— Мы только все зашили, если сейчас разрежем, то...
— Заткнись.
Прайс вскрывает свежие швы, командует готовить шунты; вокруг нее, словно в замедленной съемке, движутся санитары — необходимые инструменты ложатся на поднос менее чем за одну минуту, и Хлоя несколько секунд смотрит Хейдену прямо в глаза, прежде чем получить кивок.
Ставится стернальный ретрактор, подводится стабилизатор сердца; Норт и Джонсон с ювелирным мастерством выполняют забор сосудов из грудной артерии для последующей трансплантации.
Но едва Хлоя делает надрез и вставляет шунт, как аппараты вновь заходятся визгом.
— Стабилизируйте его! Подключайте крошку!
— Он не протянет!
— Подключайте! — кричит Хлоя. — Давайте же!
Тянутся ветки-трубки, втыкаются иголки, пытаясь остановить сердце.
— Запускай!
Прайс хрипит от крика, выгибается под немыслимыми углами, но не теряет крошечный шунт — ее руки вновь живут отдельно от нее.
— У нас разрыв!
— Еще один!
— Он не протянет!
Вся дальнейшая картина смазывается: сквозь пелену звуков и высоких писков Хлоя чувствует чьи-то руки, оттаскивающие ее от операционного стола; слышит свой собственный крик; зажим с шунтом выпадает из пальцев и с металлическим звоном падает на пол.
Писк обрывается так же внезапно, как и начался.
Секундная пауза.
Монитор электрокардиографа разделяется напополам прямой кардиолинией.
— Время смерти...
Комментарий к VI. Aut vincere, aut mori. *Догадайся, что блондинки могут сделать вместо кофе?
Клятвенно обещаю, что в следующих главах будет куда больше Макс и Хлои, чем в предыдущих.
Спасибо большое всем за теплые слова и за то, что читаете. Это прекрасно. :3
Люблю вас очень-очень!
Инсайд.
====== VII. Est errare. ======
Комментарий к
VII
. Est errare. Да, это мой рекорд – глава, написанная меньше чем за пару часов.
Здесь чертовски много Хлои-и-Макс, как я и обещала.
И сорванных стикеров здесь не меньше.
_
Люблю каждого из вас!
Ваши комментарии и отзывы вдохновляют.
Инсайд.
Давай поспорим, пари простое: кто первый сдастся, тот проиграл.
Узнаем оба, чего мы стоим, да ты не бойся, всё под контролем;
Ну, что ты сразу про все плохое?
Нормальный будет у нас финал.
— Прайс, потерять пациента — это... нормально. — Чейз подает ей стакан воды. — Ненормально — пытаться реанимировать труп.
Хлоя залпом выпивает холодную жидкость.
— Я бы могла его спасти.
— Не могла, — отрезает Виктория. — Мы же не боги; мы просто врачи.
— Мы должны спасать жизни!
— Не каждую жизнь можно спасти, — мягко возражает ей Хейден. — Ты сделала все что могла... Пойду. У меня еще двое сегодня.
Он кладет руку ей на плечо, ободряюще похлопывает и выходит; Хлоя поражается его спокойствию — в практике Джонса это первый умерший пациент, но хирург прочно держит свой внутренний стержень.
Хлоя остается наедине с Чейз — на Макс, сжавшуюся в уголке между дверью и шкафом, никто не обращает внимания, — и Виктория, элегантно поправив бежевое шелковое платье под белоснежным халатом, садится напротив кардиохирурга, закинув ногу на ногу.
Черные лодочки лаково блестят в холодном свете ламп.
— Прайс, тебе надо отдохнуть.
— Не сейчас. — Хлоя трет виски руками. — Не в дни проверок. Не в дни, когда мы не можем успокоить Прескоттов. Не в дни, когда все летит к чертям.
— Именно сейчас, Прайс, — с нажимом говорит Виктория. — Потому что потом будет хуже. Возьми выходные.
— Хейден не потянет все один.
Чейз фыркает; и Хлоя понимает: Хейден, может, и не потянет, но у больших боссов всегда есть запасной вариант. Вопрос только, в чем он состоит?
Мысленно Прайс клеит еще один зеленый стикер на оконное стекло своей квартиры: «ПЛАН Б?»; опускает плечи и зарывается руками в волосы, опустив лицо на прохладную столешницу.
— Поработай в клинике, — говорит ей Виктория, и ее блестящие винные губы ловят тонкие лучи едва уловимого солнца. — Возьми себе интерна и займись им. Сделай отчетность. Никаких операций ближайшие дни.
— Не боишься, что я не вернусь к столу? — глухо спрашивает Хлоя.
— Помилуй боже. — Виктория щурится. — Ты рождена со скальпелем в руках. Вернешься.
Чейз встает — резкий всполох блестящего шелка — и нехотя добавляет:
— Во вторник вечером у нас пересадка, есть донор. Будешь оперирующим хирургом. Без возражений.
Когда за Чейз захлопывается дверь, Хлоя сносит все со стола — резкое движение руки, ворохи исписанных листов, цветные полотна папок; а потом в бессильной ярости ударяет кулаком о столешницу, и пальцы, пронзенные болью, начинают дрожать.
Вспышка гнева — чернильная, почти эбеновая, — бьется кляйновой веной под бледной кожей; у Хлои трясутся губы, и она прикусывает их так сильно, что на идеально-белоснежную поверхность стола медленно падают стекающие по подбородку карминовые капли крови.
Прайс подсчитывает ненавистную статистику — один-два потерянных пациента раз в полгода; это минимальное число погибших во время операций в их отделении, но Хлое все равно отвратительно-грязно.
Не каждую жизнь можно спасти.
Хейден прав: она не может спасти всех; но может попытаться это сделать.
Вопрос лишь — какой ценой.
Голубой стикер клеится на квартирное окно: «ЦЕНА?».
У Хлои щемит в груди при мысли, что ей просто не хватило времени.
«ВРЕМЯ.»
Одна крошечная и предательски-горячая слезинка скатывается по ледяной щеке; Хлоя ее не убирает — только часто-часто моргает, не в силах поверить, что ее слабость выглядит именно так.