Торговец зонтиками

Тут я заметил, что у одного из мертвецов свисает рука, ткань его сорочки показалась мне знакомой, вроде бы видел такую раньше, – да, точно, мог бы поклясться, что видел! Осторожно обходя покойников, я двинулся к штабелю, сложенному из трупов, – и узнал одного из бородачей! Того самого, что приставил мне несколько недель назад нож к горлу. Присмотрелся к другим телам и почти сразу обнаружил двух его сообщников.
– Как видишь, твои преследователи не пережили наводнения, – сказал подошедший Эмиль. – Они заперлись в комнате с книгой и отказывались выйти, несмотря на то что вода поднималась выше и выше. Через дверь кричали, что ничего не боятся и что ливень скоро кончится. Я убрался оттуда, чтобы спасти собственную шкуру. Пару дней спустя рыбак нашел их тела, плававшие неподалеку от трактира.
Три этих утопленника стали для меня неожиданным подарком – будто в сером тумане просиял солнечный луч. Мне стало легче. Их больше не надо опасаться, они уже никогда не смогут проверить, та у них книжка или не та, и, убедившись, что подделка, пуститься за мной в погоню.
…Вошли еще двое с носилками. На этот раз с трупом. Труп сразу же свалили в общую кучу, а у меня, стоило увидеть лицо покойника, на миг остановилось сердце.
Это был торговец зонтиками.
 
26
 
Увидев, что крестник вот-вот рухнет, Эмиль, стоявший позади, поддержал меня за локти:
– Все в порядке, малыш?
– Только что узнал знакомого, – промямлил я, очнувшись. – Но мне уже гораздо лучше.
– И все же давай-ка выйдем, – потянул меня за собой трактирщик. – От этого места у меня мороз по коже.
Мы вышли из часовни. Оставаться здесь, в затопленном городе, больше было незачем: крестный жив и здоров, мои преследователи уже никому и ничем не повредят.
– Эмиль, мне придется покинуть Арль. В моей помощи нуждаются другие люди.
– Понимаю, малыш. Не забывай о себе самом и возвращайся, когда улучшится погода.
Я поспешно оставил город, надеясь попасть на ферму хотя бы до ночи, однако бежать истерзанные утренней кругосветкой ноги наотрез отказывались, и обратный путь занял вдвое больше времени.
По дороге я миновал нескольких крестьян, беспомощно смотревших, как медленно уходит под воду их урожай. Из воды торчали теперь только колосья, и казалось, что под дождем колышутся верхушки озерных растений. Стада быков, с которых струями стекала вода, – каждый по брюхо в потоке – с трудом продвигались вперед, им было совсем не просто вытаскивать копыта из вязкой грязи.
Добравшись до фермы, я сразу пошел в амбар и взобрался к себе под крышу. Наконец-то сухо! Я сел на солому и задумался. А после долгих раздумий решил: конца потопу не видно – значит, надо, пусть и неохота, снова использовать манускрипт.
Достал его и написал на чистой странице следующее:
Я открыл глаза. Ливень кончился. Безоблачное небо, едва влажная почва. На полях, сколько видит глаз, по здоровым и крепким растениям понятно, что грядет лучший за десятилетие урожай. Коровы на лугу мирно щиплют траву.
Я упрятал книжку в сшитый мной кожаный карман и снова прикрыл пояс мокрой рубахой.
 
27
 
Раздался грохот – кто-то с остервенением стучал в стену амбара. Тихонько подойдя к двери, я сквозь барабанный бой дождя различил гомон, не оставлявший сомнений: снаружи собралась недовольная чем-то толпа.
Дверь я не успел открыть. В амбар ворвались разъяренные крестьяне с досками в руках. Помахав ими, но не утолив ярости, они повалили меня на землю, и тот, что стоял впереди остальных, тут же схватил за воротник и поднял.
– Этого человека вы искали? – спросил он, демонстрируя пленника толпе.
– Он, он, – кивнул Шарль. – Это он вызвал дождь, и, пока колдун не уберется из наших краев навсегда, ясное дело, лить не перестанет.
– Давайте его свяжем! – закричал один из незваных гостей.
Меня связали, швырнули на дно повозки, в которую впрягли какого-то буйного быка, проводили нас до дороги этаким странным конвоем, а там стегнули животное кнутом.
Бык испугался и бешеным аллюром рванул вперед.
Мотаясь по дну повозки, я то и дело стукался головой о борта, глаза мои мало-помалу затуманивались, и вскоре сознание меня покинуло.
 
Часть вторая
  
28
 
Надеюсь, вы простите, если я – из соображений экономии места и времени – опущу кое-какие радости и горести из тех, что приносила мне книга год за годом. Тем более что – по причине, тогда еще, в те времена, от меня ускользавшей, – мне было суждено и влачить невероятно долгое существование, и умереть совсем молодым.
Парадоксально? Ну да, только я не очень-то мог себе объяснить многочисленные проявления того, как воздействовала на меня книга.
Несколько лет экспериментов – и вот она, гипотеза: всяческие катаклизмы, которые порождала моя неуклюжая проза, были расплатой за милости, оказанные мне манускриптом. Иначе говоря, сочиняя для себя самое что ни на есть подходящее будущее, я тем самым притягивал к себе же несчастья, сводившие на нет все хорошее. Мало того, увязал порой в такой трясине, что исходные мои проблемы внезапно начинали восприниматься как абсолютно несущественные.
Обдумав эту гипотезу, я принял решение использовать отныне книгу только в целях благотворительности. Если я не стану требовать от нее ничего для себя лично, возможно, и не придется отдавать выкуп за то или иное исполненное желание?
Решил – и дальше открывал манускрипт только тогда, когда встречал кого-либо, кто бедствовал. Долгие годы, излагая события завтрашнего дня, я старался подсказать книге такие, благодаря которым нуждающиеся вышли бы из затруднительного положения, а мне самому никоим образом не было бы выгоды.
Но, несмотря на все предосторожности и к величайшему моему изумлению, как раз эти старания и привели к началу моего личного благоденствия.
С одной стороны, меня с тех пор окружали люди, которым улыбалась фортуна, и это неизменно отражалось на моей собственной участи, ведь действительно, имея дело с баловнями судьбы, с богатыми и здоровыми, с теми, с кем ничего плохого никогда не случается, ты и сам выигрываешь.
А с другой стороны, некоторые из тех, кто с помощью книги избавился от черной полосы и сменил ее на радужную, по какой-то искорке сочувствия в моем взгляде или по намеку на сопереживание в интонации догадывались, что я тем или иным образом причастен к внезапной благосклонности к ним фортуны, что тем или иным образом способен влиять на события, дабы они пошли им на пользу, – и неизбежно находили способ меня отблагодарить, причем так, чтобы я не успел предупредить их намерения.
Анализируя собственный опыт, я сделал открытие: никакого альтруизма не существует в природе! Вот только иллюзия длилась дольше века…
 
29
 
Все резко оборвалось в 1178 году.
Изгнанный из Прованса, я стал богатым купцом, приобрел в Пизе удобный и красивый особняк, куда полюбили приходить разные люди, заметившие, как после встречи со мной их житье-бытье совершенно непостижимым образом меняется к лучшему.
Я тогда торговал вовсю и везде, не упуская ничего, что оказывалось в пределах досягаемости. Покупал шелка в Магрибе, чтобы перепродать их в Риме и на Сицилии, выменивал у турок мрамор на пряности, финансировал постройку кораблей, даже поставлял оружие армиям Рима, Мессины и Пизы, что помогало им наилучшим образом истреблять друг друга. И, кстати, вряд ли можно было бы найти поле, более удобное для коммерции, чем война, если бы мои клиенты в ходе ее так часто не погибали.
 
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком,  купив полную легальную версию на ЛитРес.