Переживая прошлое 2

давно. Затем произошел инсайт. Я осознал, что мне всю жизнь снилась не Оля, а совершенно другая девушка! Я это понял, так как в моих снах та самая девушка была ниже меня на полголовы, а Оля была ростом ровно с меня. Возможно, именно поэтому я не почувствовал себя с Олей, как дома. Подсознание узнало об ошибке и стало отталкивать новую реальность.
– Что-то случилось? – спросила Оля, почувствовав неладное.
Я не знал, что ответить. В голове не было нужных мыслей. Но одно я знал точно: нельзя говорить Оле правду. Ни одна женщина не потерпит соперницу в сердце любимого мужчины. Умрет сама и уничтожит того, кого любит, но не отступится. Либо сделает из мужчины тряпку, а затем разлюбит или испортит себе жизнь в попытках ему отомстить. Но так просто, как это может сделать мужчина, не отпустит.
– Кажется, алкоголь мне еще рано пить, – ответил я, стараясь все списать на экзогенные факторы.
– Может, тебе полежать?
– Да, пожалуй.
Лежать на месте мне было трудно. Но и пойти куда-либо без Оли я не мог, потому что она бы последовала за мной и не дала разобраться в нахлынувших мыслях.
– Знаешь, мне кажется, есть люди, как кошки, и есть люди, как собаки, – сказала Оля. – Кошки способны только принимать любовь и проявляют себя только когда что-то нужно, а собаки будут терпеть любую боль, даже когда их пинают, но все равно будут любить, взамен не получая ничего, кроме объекта любви. Ведь, похоже, так оно и есть, да? Уверена, так и есть. Ты бы к кому себя отнес?
– Котопес.
– Ммм… Хорошо. Какую кличку ты бы себе тогда примерил: кошачью или собачью? – улыбаясь, спросила Оля.
– Нам вроде уже не по двадцать лет, – грубо ответил я, чтобы Оля отстала и дала мне возможность подумать. Ее болтовня не давала сосредоточиться.
– Прозвучит банально, но, знаешь, стоит потерять что-нибудь ценное, – и сразу многое понимаешь и вновь открываешь для себя прописные истины, заключенные в простоте. Я не юна, я это помню. Нам уже неплохо за пятьдесят. Ну и что?! Чтобы жизнь заиграла по-новому, ее нужно увидеть в новом свете.
– При деменции человек откатывает в своем умственном развитии.
– Старый дурак! – ответила Оля и отвернулась от меня.
Я обнял ее сзади и задумался о возрасте, про который она говорила. Сколько мне еще осталось, двадцать-тридцать лет? Когда телом уже не молод, наконец-то начинаешь задумываться о жизни с позиции сделанного, потому что понимаешь, что вечная жизнь – это не про тебя и время подходит к концу. Смотришь и ищешь, что же все-таки успел сделать стоящего. И ведь, если вдуматься, жить чужой жизнью – значит, потерять свою! Потерять ту самую девушку из снов. Потерять те чувства и эмоции, которые должны были быть моими. Потерять все и быть обманутым. В целом это было основным камнем преткновения, который все это время не давал мне спокойно отпустить прошлую жизнь и устроиться в этой, как будто она моя с рождения.
В раздумьях мы заснули.
В окна несмело пробралось утро. На небе пенились облака. Оля еще спала, а я проснулся со стойкой убежденностью, что мне в этой жизни не место. Это, конечно, казалось абсурдом: прекрасная для своих лет жена, хороший дом, полная обеспеченность, самостоятельные дети, которые живут отдельно. Казалось бы, что еще надо? Но это было чужим и что-то во мне сильно противилось принимать чужую жизнь за свою.
Спустившись на первый этаж, я прогулялся по гостиной. Сложил на диване оставленный с вечера плед. Убрал стаканы. А когда смотрел, что еще прибрать, взглядом зацепился за фотографию на камине. В рамке за стеклом улыбались счастливые лица. Я взял фото в руки и сел на диван, разглядывая каждый изгиб кожи, чтобы в точности понять все эмоции. На брови был тот же шрам. Родимые пятна совпадали и у меня, и у Оли. У нее была маленькая родинка на шее в виде птички. Придраться было не к чему. Я отклонил фотографию от себя, стекло отблеснуло моим отражением, и я заметил, что в нем что-то не так. Вытащил фото из рамки, подошел к зеркалу и начал разглядывать себя. Но все было тем же самым. Кроме морщинок на лице: они немного изменились по форме. Тогда я взял другое фото и также подошел с ним к зеркалу, а затем со вторым, третьим, четвертым… Морщинки и правда изменились! Это значило, что характер и темперамент стали другими. Если сменится характер, то изменения будут, но незначительные, проявятся в тоненьких морщинках, но если сменится еще и темперамент, то форма морщинок изменится в принципе. Как складки на руке: стоит человеку глубоко поменяться, как все неосновные линии на ладони изменятся вслед.
– Это мы на отдыхе были, помнишь? – спросила Оля, зайдя в комнату и поправляя на себе махровый халат.
– Где-нибудь есть мои старые записи на листе бумаги? Нужны именно от руки.
– Зачем они тебе сейчас? – сонно ответила она.
– Оль, – сказал я, подойдя к ней и взяв ее за плечи, – мне нужны мои старые записи. Пожалуйста!
– В кабинете посмотри, – удивленно ответила она. – Твои же записи.
– Точно! – сказал я, поцеловал ее в лоб и помчался наверх.
Прежде чем взять лист со своими старыми записями, я на чистом листе написал несколько предложений. Затем сравнил. Почерк отличался. Причем он был совершенно другим. Если старый почерк был мелким и петельки смотрели вверх, то мой настоящий был среднего размера и петельки смотрели вниз. Также в старом буква «т» была с подчеркиванием сверху, а у того, что был сейчас, она писалась по-разному: то как печатная, то как прописная, но без подчеркивания.
Я откинулся в кресле, выдохнув:
– Я не сумасшедший…
– Что? – спросила Оля, услышав мой шепот.
– Оля! – воскликнул я. – Сядь!
Она послушно села и уставилась на меня. Ее черные волосы свисали на лицо, а изумрудные глаза ждали объяснений. Все в ней было готово меня слушать.
– Я изменился? По сравнению с тем, какой я был? Я изменился?!
– Что? В смысле?!
– Я изменился после того, как пришел в себя?
– Да. Ты изменился. Ты ешь, как крестьянин, и даже не понял вчера про цвет кампари.
– Как крестьянин? – переспросил я, не поняв, о чем говорит Оля.
– Ну, как быдло! Ты кладешь локти на стол во время еды, а когда ешь, тарелку наклоняешь к себе, а не от себя. И про цвет не понял, хотя сам мне