Последние пассажиры (СИ)

Поиски показались тупиковыми, когда следы привели его к разрушенному зданию, на которое упало большое дерево с прогоревшим внутри стволом. Моряк ходил вокруг, но больше новых следов не встречал. Это было несколько странным. Но он обратил внимание на дерево. Было бы логичным, если оно упало тогда. Три года назад. Оно вспыхнуло под воздействием теплового излучения или от близлежащего пожара, который так же возник благодаря взрыву. И упало в итоге. Но осмотр показал, что все не так. Дерево прогорело давно. Но рухнуло недавно. В этом мог быть ключ к разгадке того, отчего следы обрывались именно здесь. И Моряк не ошибся.
Кто-то загнал машину в провал стены здания. Затем залез на дерево и привязал к нему толстую пеньковую веревку. Другой конец привязал к торчащей арматуре панели стены, нависшей над проломом. И туда же прицепил трос лебедки. Когда машина оказалась в укрытии, некто потянул лебедку и обрушил панель, закупорив вход. В свою очередь, падающая панель увлекла за собой дерево, которое едва стояло с пустым выгоревшим стволом. Что и говорить, этот некто замаскировал машину хорошо. Ей оказался четырехколесный бронеавтомобиль БРДМ с нарисованным на корпусе Андреевским флагом. Пробравшись через густую крону заваленного дерева, Моряк тщательно осмотрел машину снаружи, на предмет возможных ловушек и растяжек. Ничего не было. Бросилась в глаза белая грязь на подножке возле переднего левого колеса. Белый мазок обращал на себя внимание на фоне темно-зеленого корпуса и разводов брызг влажного грунта. Моряк пощупал отметину. Белая масляная краска. Очень густая, но до сих пор не высохшая. Видимо, много олифы добавлено было в краску. Она и так не склонна к скорому высыханию. А уж в такую постоянно сырую пасмурную и холодную погоду…
Моряк в очередной раз понюхал испачкавшиеся кончики пальцев, растирая в них краску. Он готов был поклясться, что уже видел совсем недавно такие следы от ботинка, увязшего где-то в белой массе. Но вот где… Однако надо теперь осмотреть внутренности бронемашины. Масса питания не включилась. Соответственно зажигание тоже не работало. Но причина оказалась проста. Аккумулятор отсоединен. Более того, и клеммы и контакты батареи обильно смазаны веретенкой, чтобы долго не подвергаться окислению. Тщательно протерев их найденной у водительского сидения ветошью, Моряк подсоединил питание. Масса включилась. Стартер заработал. Значит аккумулятор в порядке. Бак оказался почти полным. Машина полностью исправна. Хоть сейчас садись и езжай. Завалившую вход плиту он сдвинет без проблем.
* * *
– Помоги…
Жиган дернулся и вскочил на стуле, растирая сонные глаза. То, что он увидел, ввело его в ступор. В дальнем конце трапезного вагона, у самого входа, стоял Щербатый которого он не видел почти сутки и едва ли вообще рассчитывал увидеть когда-либо.
Щербатый был совершенно грязным и насквозь промокшим. На бледном лице странные красные язвины. У правого мыска лба непонятная залысина, где отсутствовали еще недавно росшие там густые каштановые волосы. Он тряс перед собой ладонями и тяжело, с хрипом, дышал.
Жиган обратил внимание, что ладони Щербатого невероятно распухли, напоминая надутые резиновые перчатки.
– Помоги, – снова простонал вернувшийся на станцию убийца скинхеда Шума. – Помоги мне…
Щербатый трясущейся ладонью коснулся своей головы, и Жиган с ужасом увидел, как прилипшие к распухшей руке грязные волосы с невероятной легкостью отслоились и остались между пальцев.
– По-мо-ги…
– Твою мать! – заорал Жиган и попятился назад. – Не подходи! Клим! Клииим!!!
Он все понял. Щербатый после своего бегства где-то угодил в очаг такой сильной радиации, что за считанные часы стал живым трупом.
– Клим! Сюда!
– Помоги… – повторял свой хрип Щербатый. Он вдруг как-то дернулся, и из его рта хлынула бело-желтая масса. Щербатый рухнул на пол вагона, и задергался в конвульсиях. А изо рта продолжала безостановочно литься рвотная масса, которая с каждой новой судорогой все больше окрашивалась в кровавый цвет.
* * *
Такие консервы он уже видел. Они ели их на станции несколько дней назад. Еще несколько упаковок флотских сухпайков. Именно таких, какие он принес на станцию, когда пришел туда на постой. Это уже интересно. Медикаменты. Бинты. Пакеты с солью. Спички. Свечи. Сухарики. Понятно. Презервативы? Именно. Две огромные упаковки. И… Порножурналы. Целая стопка. Штук сорок. Моряк нахмурился и прикрыл глаза. Он сосредоточенно думал обо всех этих вещах, что были аккуратно уложены в машине. Порножурналы. Сухпайки. Презервативы. След перепачканного в белой масляной краске ботинка… Родька…
– Черт! – Моряк прыгнул за руль машины. Сомнений никаких уже не было. Он вспомнил. БРДМ взревел двигателем и, тараня обрушенную плиту стены здания, вырвался на улицу.
* * *
– Ваффен умер, – мрачно произнес Клим, глядя на распластавшегося в луже собственной рвоты и крови Щербатого. Тот, казалось, тоже уже был мертв. Хотя нет. На вывернутой распухшей ладони иногда подергивался большой палец. За последние минут пятнадцать распухли не только ладони. Все тело Щербатого невероятно надулось. И лицо распухло настолько, что уже не было видно глаз, и рот, из которого сочилась отвратительная кровавая масса, был лишь крохотным отверстием. – Ты убил парня… Он умер…
Эстонец так и не смог доползти до своего ящика. Хотя, возможно он полз к жилищу Родьки. Она опустилась на колени возле избитого тела и плакала, обняв голову мертвеца.
– Прости меня! – причитала девочка, убаюкивая голову мертвого Ваффена. – Родненький, прости! Я не хотела чтобы так… Не хотела! Прости! Миленький! Ваффик! Зайкин! Прости меня!
Жиган через окно посмотрел на эту душераздирающую сцену и вздохнул.
– Ну… Сам виноват… Так уж вышло…
– Да уж. Так вышло. – Угрюмо проговорил Клим, не сводя глаз со Щербатого. – А теперь здесь еще и радиация.
– Нда… И нас осталось всего трое, – кивнул Жиган.
– Двое, приятель. Нас осталось двое. А ты один.
– Что? – Жиган уставился на Клима. – Это как понимать?
– А так и понимай. Я забираю Родьку, и мы уходим. Наши пути расходятся. Ты парня ни за что угрохал, а он даже не сопротивлялся. И я больше знать тебя не желаю.
Клим вышел из вагона и зашагал по перрону станции. Но Жиган догнал его и, дернув за плечо, развернул к себе лицом.
– Может, потрудишься объясниться, а?!
– Что я должен тебе объяснять, Жиган? То, что о девочке буду заботиться я и только я?
Жиган угрожающе ухмыльнулся.
– Мне бы очень хотелось знать, что именно ты имеешь ввиду. Я ведь давно заметил, как ты на нее смотришь. И тебе совсем начхать, что ей пятнадцати еще нет. Что она еще ребенок! А теперь ты с такой отеческой заботой заявляешь, что забираешь ее, и наши пути расходятся. Боишься, что я и тебя за педофилию отделаю, как Ваффена?!
– Я не педафил. Я педагог!
– Какая хрен разница, урод! Она еще ребенок! – воскликнул Жиган.
До Родьки донесся этот возглас. Она притихла и уставилась на двух, пока еще живых людей оставшихся на станции.
– Ребенок? Я в школе работал. Знаешь, чего я там насмотрелся от этих детишек?! Рассказать тебе, как под лестницей в школе во время урока уборщица застукала восьмиклассницу, делающую минет двум десятиклассникам, а третий снимал это с ее ведома на камеру мобильника!? Рассказать, как парни угощали малолеток сигаретами, набитыми шалфеем, а потом снимали на те же мобилы, что с этими тупыми овцами творилось? Рассказать, как на выпускном девки обоссавшиеся раком стояли на школьном газоне и блевали, перепившись самогона или спирта! Рассказать, как часто находили в раздевалке спортзала использованные презервативы и шприцы? Рассказать, что только за последние перед войной полгода в нашей школе семь учениц сделали аборты, и двум из них не было еще пятнадцати! Рассказать, что среди этих детишек было девять диагностированных алкоголезависымых. И одному из них всего двенадцать! А три десятиклассника плотно сидели на героине! Я не говорю уже про коноплю, пиво и просто сигареты и десятиэтажный мат из их поганых глоток! Пиво они пили у входа с утра, перед уроками. Иногда на переменах! Вырождавшиеся ублюдки! Нет никаких детей. Дети только в яслях и были. Даже в детсадах уже не дети и уроды какие-то! А Родька, сколько тут жила, ни разу не притронулась, ни к сигаретам, ни к алкоголю, хотя этого было в достатке. Она чистая и здоровая! И потому и выжила в отличие от всего того сброда, что сразу передох! Она с головой и толковыми понятиями в голове!