Дети, которые хотят умереть (СИ)
Р-р-р-разр плюнуть. Ученики, даже не способные быстр-р-ро извлечь меч, тебе не р-р-ровня. Убить оябунов сильных кланов местной школы — для тебя р-р-р-раз плюнуть. Пр-р-редставь. Эти сопляки видят твой голый меч и судорожно вспоминают др-р-раную Песню смерти, а в это время ты их р-рубишь. Одного за др-р-ругим. Р-р-рисуешь кр-р-расные узор-р-ры на сер-р-рых кимоно.
Волк больше не рычит, голос зверя звучит ясно и чисто. Звучит напряженно и звонко. Звучит, как голос Андрея.
Раз плюнуть. Оябунов — убьешь, их наложниц — присвоишь! Представь. Девочки с тонкими шеями стелются перед тобою на полу, ложатся грудью на стертый линолеум и целуют ремешки сандалий и пальцы твоих ног. Представь. Пухлые розовые губы Ягодки-сан касаются твоего отросшего грязного ногтя на большом пальце. Пушистые светлые ресницы щекочут щиколотку. Представь. Мякоть Ягодки сменяют тонкие нежные уста Амуровой. Круглые зеленые камни смотрят на тебя с пола. Хочу, хочу, хочу-у… А-а-ау-у-у-у-у-у!
Андрей заслоняет глухой ширмой клетку, и завеса обрывает протяжный волчий вой. «Обойдешься, волчара!» — думает Андрей и дальше скребет ручкой по страницам тетради сверху вниз.
Ему остается написать еще девять сотен девять десятков и восемь ломаных трупов Стаса Охотникова.
2
В столовой почти никого не было, хотя обеденная перемена только началась. К противоположной стене ползла длинная лента раздачи. Перед началом ленты в толстой стеклянной стене зияла широкая щель для подачи еды. Но за стеной не было раздающих еду.
Лента ползла вперед пустая, без единого подноса на блестящих хромированных держателях. В конце зала, там, где лента заканчивалась, возле емкости с палочками для еды, серела на полу горизонтальная трижды ломаная черта иероглифа. Черту написали из тела мертвого ученика. Три излома черты образовали перебитые ноги, поясница и шея. Крюк влево — откинутая вбок рука.
Всего одна черта, одна жизнь, одна драная кукла, и все видят идеальный иероглиф. Пока уборщики не приберутся.
Справа от входа столовая завалена смешанными рядами выцветших столов и стульев. Занято было всего семь столов. За ближайшим к мертвому ученику большеголовые и ширококостные здоровяки рвали палочками и забрасывали в рот фаршированную капусту. Одиннадцатиклассники. С мускулистых спин ухмылялись огромные чернильные морды нарисованных демонов. По ножнам плохо вытертой катаны одного из двухмордых стекала кровь. Это он написал трупный иероглиф возле раздачи. Чтобы отобрать тарелку фаршированной капусты.
Андрей бесшумной походкой крадущегося прошел вглубь зала и сел за самый последний стол. Его глаза следили, как двухмордые жадно ели капусту в пяти шагах от убитого ученика. Следили, как черные толстые губы и длинные носы на широких спинах заплывали жесткими складками кимоно в такт движениям рук.
Ничего не стоило доказать двухмордым, что новичок достоин вступить в их клан. Техники Андрея превосходят умения местных учеников, даже одиннадцатиклассников. Местные не обучены ни ниндзюцу, ни ийадзюцу, ни кендзюцу, ни дзюдзюцу, ни даже простейшему дыханию синдо. Но что дальше? Стать членом уважаемого клана, обедать каждый день, даже в драные дни с урезанными порциями?
Убивать учеников ради вареной капусты?
— Сингенин-сан! Не занято, а?
За стол рядом с Андреем пристроилась та самая девочка с медными волосами. Девочка с волнующим треугольником груди. Рита Амурова. Зеленые камни и синие иглы встретились взглядами. Затем черно-рыжие тигровые ресницы прикрыли зелень. Тонкие губы девочки раскрылись и тихо прошептали:
— Прошу, возьми, а?
Под столом, незаметно для остальных, хрупкая рука протянула Андрею черствый полукруг с бело-желтой серединой. Половина ватрушки.
Отравлена?
Андрей не протянул руку и не взял дар Амуровой. Словно в протест рот тут же забился вязкой невкусной слюной.
Уже больше суток в его желудок не падало ничего кроме собственных выделений. Андрей проглотил вязкую слизь.
— Сначала провела на урок, теперь еще и кормишь? — хрипло сказал Андрей. — Ты хочешь обложить меня долгами?
Амурова моргнула и улыбнулась тонкими губами, белая рука по-прежнему протягивала половину ватрушки Андрею.
— Зачем я тебе? — спросил Андрей.
— Сингенин-сан, ты ведь успел на урок иероглифописания? — спросила девушка. — Значит, ты уже у меня в долгу. А силы тебе пригодятся на уроке кендо.
Сердце Андрея забилось чуть чаще.
Памятка бусидо. Постулат пятый: «Ученик не успокоится до тех пор, пока не сведет все счеты….»
Рука Андрея взяла ватрушку и повисла между коленей. Он не отрывал взгляда от Амуровой.
Рита развернула выпиравшую складку на оби и вынула из нее вторую половину сухой ватрушки. Девочка улыбнулась Андрею. Только губами.
— Обожаю ватрушки и творожники, — призналась Амурова и откусила больше половины коричневого полукруга. Желтоватого творога на лепешке почти не осталось. Щеки девочки надулись, округлились, как шарики, — но иф рефко рафдают, и я вфсефта съефаю срафу, как получфу на расфдаче. Ужафно, а?
Андрей понюхал половинку ватрушки в руке. Если бы Амурова хотела отравить его, то, скорее всего, полила бы лепешку одним из моющих средств уборщиков. Тогда бы в кислом творожном запахе улавливался аромат зеленого яблока. Или морской свежести. Или запах сирени. Или благоухание цветущих ландышей. Навроде тех, что растут сейчас в мертвом сердце Стаса Охотникова.
Ватрушка пахла только кислым творогом. Андрей укусил твердую лепешку.
В столовую вошли два уборщика в белых комбинезонах. Они катили белую тележку к серевшему у конца раздаточной ленты иероглифу.
Амурова доела свою лепешку и со вздохом облизывала розовым язычком пальцы в крошках.
Андрей держал черствый кусок и смотрел, как белые руки уборщиков разрушают трижды ломаную черту с крюком влево. Как иероглиф согнулся и превратился в просто мертвеца на тележке.
— Сингенин-сан, почему ты не ешь? — спросила Амурова.
Рита смотрела на Андрея, а Андрей смотрел, как уборщики берут швабры, прикрепленные к тележке, и вытирают пол от алой краски иероглифа. На том месте, где у черты был особенно сильный излом. На том месте, где лежала перерубленная спина.
— Зачем я тебе? — прохрипел Андрей. Кусок черствой лепешки лежал во рту и не желал скатываться в голодный желудок.
Андрей посмотрел на Амурову и чуть не выплюнул кусок. Взгляд ученика вцепился в руку девочки, которую она облизывала. Рукав кимоно, слишком длинный для маленькой руки Риты, сполз с запястья и обнажил ярко-оранжевую повязку.
Раздались шипящие звуки освежителей. Уборщики трясли вытянутыми баллончиками и стреляли бесцветными воздушными струями по сторонам. Аромат зеленого яблока накрыл столовую.
Андрей задышал ртом, набитым лепешкой.
Амурова входила в клан оранжевых повязок, скорее всего, была наложницей оябуна клана Стаса Охотникова.
Девочка опустила кисть, рукав упал обратно, повязка на запястьеспряталась под ним. Осталисьна виду только мокрые пальчики.
Амурова посмотрела в глаза Андрея.
— Разреши мне спать с тобой, — вдруг сказала наложница Стаса Охотникова
Нижняя челюсть Андрея отвисла, мокрый изжеванный ком выпал на стол.
Рита быстро взглянула на слюнявый катыш на столе и подняла глаза обратно на Андрея.
— Всего одна ночь. Сегодня, — сказала она. — И ты рассчитаешься со мной, а?
Андрею показалось, что зеленые камни засветились колдовским огнем.
— Пожертвуй мне одну ночь, ты расплатишься, а я больше не потревожу тебя, — говорила Амурова.
Андрей молчал. Зато волк возбужденно рычал в клетке.
— На каком этаже твоя комната? — спросила Рита.
Уборщики повезли труп к выходу.
«Стоит сказать ей номер моей комнаты, и вечером возле двери меня подкараулит весь клан оранжевых повязок», — понял Андрей.
Рита улыбалась. Одними губами. Андрей смотрел в ее равнодушные глаза и молчал.
— Я приду вечером, а? — говорила наложница клана Охотникова. — Ты скажешь, где твоя комната?