Николай Кузнецов
Когда Кузнецова вызвали к одному из руководителей разведки, он думал, что обязан этому убедительности своего письма. Но дело обстояло, конечно, иначе: дошла очередь и до него.
Кузнецов был почти уверен, что именно для такого разговора его сегодня и пригласили, но все же лишь давно ставшая второй натурой выдержка помогла ему совладать с радостью. Он поблагодарил за доверие, вопросов никаких задавать не стал, понимая, что его и так ознакомят с заданием во всех деталях.
За прошедшие месяцы была успешно освоена новая форма работы во вражеском тылу с использованием небольших, специально подготовленных и возглавляемых чекистами партизанских групп. Некоторые из них специализировались, к примеру, в диверсиях на железной дороге, другие – в сборе военной информации. Работали они чрезвычайно плодотворно, потому что действовали в тесном контакте с местным населением, – иными словами, при активной поддержке советских людей, оставшихся по разным причинам на оккупированной территории. Обычные методы фашистской контрразведки и карателей против таких отрядов оказывались малоэффективными.
Командование решило включить Кузнецова в состав одного из таких отрядов, который должен был действовать во вражеском тылу, поблизости от какого-либо важного административного центра. Его функции были особого рода… Ему предстояло работать непосредственно в городе, причем в мундире офицера гитлеровской армии.
Внедрить Кузнецова в какое-нибудь военное учреждение немцев в таком качестве в те сроки, какими располагало командование, практически было невозможно, поэтому он должен был находиться на одном месте не постоянно, а как бы наезжать. Обоснованием таких визитов сейчас как раз и занимались чекисты, которые разрабатывали его будущую легенду.
О его роли в отряде не должен был знать никто, кроме, конечно, непосредственных командиров и тех разведчиков, которые будут работать в контакте с ним. В списке бойцов он будет числиться под псевдонимом. Отныне он становился Николаем Васильевичем Грачевым.
В заключение Кузнецова спросили, согласен ли он и в состоянии ли выполнить это задание?
Кузнецов задумался. Нет, он не собирался отказываться от сделанного ему предложения, не для этого он год добивался чести быть посланным в тыл врага, не боялся он и возможной смерти от рук фашистских палачей. Его смущало совсем другое, и он почел своим долгом поделиться этим сомнением со старым чекистом.
Тот понял Кузнецова с полуслова.
– Конечно, вы правильно сделали, что высказались… По отзывам встречавшихся с вами наших специалистов, Германию в целом вы знаете отлично, языком владеете в совершенстве, даже диалектами, внешне похожи на настоящего пруссака, даже, я бы сказал, аристократа. Но мы, как и вы, понимаем, что вы не знаете германскую армию, как ее должен знать немецкий офицер.
В вашем распоряжении есть еще несколько недель. Трудиться вы умеете, преподавателей дадим отменных, мы очень надеемся, что вы к нужному сроку успеете преобразиться в настоящего лейтенанта вермахта. Кстати, когда вы вошли в мой кабинет, я отметил про себя, что у вас превосходная выправка, хотя вы никогда в армии не служили.
…Последующие недели были заполнены самым напряженным трудом, какой выдавался когда-либо в жизни Кузнецова. Подготовка занимала едва ли не круглые сутки. Ему помогали старые чекисты с большим опытом разведывательной работы: Л. Сташко, А. Вотоловский, С. Окунь и другие.
Прыжки с парашютом. Ориентирование на местности. Стрельба из всех видов советского и немецкого личного оружия. Владение холодным оружием и приемами самбо. Подрывное и шифровальное дело. И многое, многое другое…
Непрерывные повторения, до оскомины в зубах, легенды – его новой биографии, знать которую он должен во сто раз лучше настоящей.
Пауль Вильгельм Зиберт. Лейтенант 230-го пехотного полка 76-й пехотной дивизии. Сын лесничего в имении князя Шлобиттена, неподалеку от Эльбинга в Восточной Пруссии. Отец – Эрнст Зиберт – погиб в 1915 году на фронте. Мать Хильда, урожденная Кюнперт, умерла за несколько лет до этой войны. До поступления в военное училище служил в том же имении помощником управляющего.
Участвовал в походе во Францию. После тяжелого ранения под Курском, временно, до полного выздоровления, является чрезвычайным уполномоченным хозяйственного командования по использованию материальных ресурсов оккупированных областей СССР в интересах вермахта – «Виршафтскоммандо» (сокращенно «Викдо»).
Награжден медалью «За зимний поход на Восток» (немецкие солдаты между собой называли ее непочтительно, но метко «Мороженое мясо»), кавалер ордена «Железного креста» второго и первого классов.
Организация и структура – в мельчайших деталях – германских вооруженных сил. Порядок официальных и неофициальных отношений между военнослужащими. Награды, звания, знаки различия всех родов войск полиции и СС.
Имена, фамилии, чины, звания и должности огромного количества людей – от высших гитлеровских сановников и до своих бывших батальонных и ротных командиров.
Внимательное изучение захваченных подлинных немецких документов – от солдатской книжки и до железнодорожных билетов. Чтение дневников и писем, взятых у пленных или снятых с убитых гитлеровцев.
Наконец Николай Кузнецов впервые видит себя в большом зеркале, облаченным в полную полевую форму лейтенанта гитлеровской армии. Да он ли это?!
По спине невольно пробежал холодок – таким ненавистным показался ему, Николаю Кузнецову, незнакомый человек, стоящий перед ним во весь рост. Но с точки зрения разведчика Николая Васильевича Грачева лейтенант Пауль Вильгельм Зиберт выглядел превосходно. Подтянутый, строгий, по-мужски привлекательный. Форма сидит, словно родился в ней. Погоны, пуговицы, ремень с пряжкой, орел над правым карманом, сжимающий в когтях свастику, петлицы – все в полном порядке. Под левым карманом наглухо приколот «Железный крест» первого класса. В петлю второй пуговицы продернута красно-бело-черная ленточка второго.
Будущий партизанский врач Альберт Цессарский вспоминал много лет спустя, как он впервые увидел Кузнецова в немецкой форме:
«…Я просто не верил своим глазам. Он гордо запрокинул голову, выдвинул вперед нижнюю челюсть, на лице его появилось выражение напыщенного презрения.
В первое мгновенье мне было даже неприятно увидеть его таким. Чтобы разрушить это впечатление, я шутливо обратился к нему:
– Как чувствуете себя в этой шкурке?..
Он смерил меня уничтожающим взглядом, брезгливо опустив углы губ, и произнес лающим, гнусавым голосом:
– Альзо, нихт зо ляут, герр арцт! (Но не так громко, господин доктор!)
Холодом повеяло от этого высокомерного офицера. Я физически ощутил расстояние, на которое он отодвинул меня от себя. Удивительный дар перевоплощения!»
Перед зеркалом Кузнецов расхаживал часами, отрабатывая движения, позы, манеры. Учитывалось все: в русской армии, например, по стойке «смирно» всегда полагалось руки плотно прижать к телу, в германской прижимали только ладони, локти же при этом выворачивались наружу, отчего по-петушиному выпячивалась грудь.
То, что Кузнецов был человеком штатским, неожиданно кое в чем помогло: кадровому советскому офицеру самое обычное воинское приветствие, которое после многих лет службы отдается под козырек всей ладонью, конечно, совершенно механически, переделать на немецкое было бы чрезвычайно трудно.
В сущности, Николай Иванович занимался сейчас уже мелочами, но их, этих мелочей, было такое огромное множество, что, в полном соответствии с законами диалектики, количество перерастало в качество: именно их точное и полное соответствие и должно было превратить сугубо штатского русского человека в кадрового прусского лейтенанта. И любая из этих мелочей могла бы провалить разведчика: вздумай он взять под козырек полной ладонью, как того требует Устав Красной Армии, на улице Ровно его немедленно изобличит даже не опытный следователь контрразведки, а первый же встречный рядовой солдат.