Бублики в гуляше, или Повесть о том, как Оля и Слава в Будапеште дом покупали

Из хлеба мы остановились на буханке цельнозернового, обсыпанного какой-то смешанной семечкой. А по пути к кассе прихватили пластиковые стаканы и штопор. Подготовка к ужину, таким образом, была завершена.
Эти стаканы и штопор у нас были традицией. Без них мы ни в один отпуск не ездили. Пить вино на воздухе, когда у напитка есть контакт с атмосферой, когда оно дышит и отдаёт тебе то, что в него вложил винодел для нас – обычное дело. Истинное удовольствие от вина только так и можно получить. А если оно ещё и претензию на винтаж имеет, тут без хорошей аэрации и вовсе не обойтись, иначе вино впустую пропадёт. И деньги тоже. Помещений, которые по этой части могли бы с открытым воздухом сравниться, мы не встречали. Зимний дворец, разве что. Но в квартире, даже с потолками за три метра, как у нас в Колпино, вино будет молчать, сколько ты над ним не колдуй. Ну и то, что когда вкушаешь его на пленэре, и у тебя глаза на мир смотрят, а не в тарелку, это тоже своё значение имеет.
Но во все предыдущие отпуска мы на поездах ездили. Там штопор, считай, к билету в нагрузку шёл. А вот в самолёт со всей их безопасностью его уже пронести нельзя, только если в багаже. А мы налегке путешествуем – по рюкзаку на спину и что в карманы влезет. Поэтому в Будапешт мы без штопора и заявились. Хорошо, гастроном этот, хотя и скромный, но открывалки в товарном ассортименте у него имелись.
То, что мы не дойдём до дома на ужин я подозревал, ещё когда мы из рынка выходили. Не в Олиной натуре в новом месте в четырёх стенах мариноваться. Так оно и оказалось.
– Может, давай где-нибудь на улице сядем? – предложила она.
Я, конечно, сказал, что давай, и теперь дело оставалось за малым – найти ту самую «улицу», где нам, а вернее Оле, было бы комфортно. Обычно поиски эти шли так, что я говорил «может, давай здесь?», а Оля мне отвечала нет, потому что здесь слишком людно.
– Ну тогда, может, там? – предлагал я дальше.
– Нет, – снова говорила Оля. – Там слишком шумно.
Так могло повторяться с полдюжины раз: то слишком открыто, то слишком закрыто, то темно, то светло, то кто-то чихает, то чем-то воняет. Но, в конце концов, где-то мы всегда своё место находили. В том же Мукачево мы нашли его на набережной речки Лáторицы рядом с памятником Горькому. Памятник был старый, и у Горького там от двух ног осталось только полторы, но иметь его себе за компанию всё равно было приятно. В Киеве мы, тоже, как-то обедали или ужинали в Ботаническом саду в пору цветения сирени. Роскошнейшее ощущение! Сиреневая пена, взбитая бурунами обволакивает тебя со всех сторон, и ты купаешься в ней, как пупсик в тазике. В Каменец-Подольском мы сидели на краю их геологического каньона и обозревали старую крепость в закатное время, когда по небу, как маленькие дракулы, носились летучие мыши. В Крыму, на Южном берегу, у нас был камень в сосновой роще, где берёт начало Солнечная тропа до Ялты. Теперь вот пришёл черёд Будапешта.
Долго искать нам не пришлось. Подходящее место обнаружилось за той самой церковью с часами на колокольне, но не со стороны улицы, а с другой, где, как выяснилось, был разбит просторный сквер с фонтаном посередине и липами вперемежку с платанами по краям. Под деревьями стояли миниатюрные скамеечки примерно в две с половиной попы шириной. На одной из них мы и расположились со своим рюкзаком, вином и снедью.
Распивать вино там, где нельзя – дело глубоко аморальное и противоправное. Мы это, конечно, знали, но заставить себя соблюдать закон так и не научились. Правда, и нарушать его в открытую тоже боялись. Поэтому, где бы не заставал нас случай с бутылкой вина или шампанского, мы всегда пили его тайком. Стаканы старались иметь непрозрачные. Разливали в них вино тоже не вынимая из рюкзака. Ну и на прочие хитрости пускались. Неудобно порой бывало жуть просто. Да и стыдно тоже. Вроде и люди взрослые, и ресторан себе позволить могут, а ведут себя, как школьники. Но какие есть, такие есть. Оправданий своим странностям мы никогда не искали.
– За завтра? – спросила Оля, когда я наполнил стаканы.
– За завтра, – подтвердил я.
Мы чокнулись. Голубой француз оказался неплох. Разогнал нашу славянскую кровь уже на первом глотке. Мягко, но уверенно. Похоже, велосипед у него на этикетке неспроста был нарисован. На втором глотке мы унюхали вокруг себя аромат цветущих лип, а на третьем услышали щебет дрозда с верхотуры платана. По условиям культурного винопития Будапешту можно было ставить пятёрку. Осталась мелочь – выяснить условия нашего в нём проживания.
Этим выяснением мы и должны были заняться завтра. Наутро у нас была назначена встреча с агентом, который продавал одну примерно подходящую нам квартиру. Связались мы с ним ещё из Питера. Я написал ему письмо по-английски, где объяснил, что нам от него надо и на тот случай, если он не поймёт, приложил перевод на венгерский. Его я слепил с помощью словаря и самоучителя. Перевод был кривой, в этом сомнений у меня не было. С венгерским языком, если не понимать азов, как не переводи, всё равно белиберда выйдет. А я в то время про азы эти только читал да и то по диагонали, но рассудил так, что плохой перевод лучше, чем никакой, ну и отправил.
Ответ мне этот агент сочинял больше недели. В нём было всего три строчки, написанные на вполне сносном английском. То ли поэтому всё так долго у него заняло, то ли наоборот, это он мой перевод так долго переводил, я так и не понял. Но главное он нам подтвердил. Квартира, да, продавалась, и он готов был нам её показать, как только мы будем в Будапеште.
Мы, ясное дело, после его письма воспряли. Первый шаг к победе сделан. Может и разведывать ничего не надо будет, а прямо с самолёта на новоселье попадём. Денег на покупку у нас хватало. Лишь бы банкомат не заело.
Квартира эта находилась в не особо чем примечательном районе города, но имела в себе четыре комнаты и больше сотни метров площади. После нашей одной на двадцать квадратов в Колпино это были хоромы. Необычно было то, что вход в неё был не с лестничной клетки, как у нас, а с наружной галереи вроде длинного балкона по контуру здания, но с этим мы готовы были мириться. Таких домов в старом фонде Будапешта каждый третий.
Магазины, транспорт, время до центра – всё это Оля досконально изучила, ещё сидя за своим рабочим столом. Даже парк неподалёку нашла – имени целого Чайковского. С бюстом, всё как полагается. А чуть подальше ещё один – со всякими физкультурными конструкциями. Мне большего и желать не приходилось. Берём!
Дрозд отщебетал свою арию на платане и улетел петь куда-то дальше. Сквер у церкви постепенно заполнялся людьми.
Разогнав нам кровь, «голубой француз» теперь искал общий язык с венгерской колбасой. Ему в этом помогала буханка цельнозернового, и в совокупности у них получалось весьма недурственное трио.
Охмурённые ароматом липового цвета, мы с Олей старались не мешать им, жевали себе потихоньку, смотрели на заходящее за будайские холмы солнце и воображали, каким оно окажется завтра наше новое четырёхкомнатное жильё.
А когда мы вернулись вечером домой и проверили почту, то обнаружили в ней письмо от нашего агента, в котором он сообщал мне по-английски, что квартира, на которую вы, уважаемый мистер Круц, имели виды сегодня была продана, и по этой причине назначенный на завтра осмотр отменяется. Предложений насчёт показа других квартир в письме не было.
– Вот гад! – возмутилась Оля.
Ну хоть кто-то меня «мистером» в Будапеште назвал, подумал я и сказал:
– Чёрт с ним. У нас ещё запасной вариант есть.
 
Устами мясника
 
Этот запасной вариант у нас был уже в другом агентстве, и переписку там я вёл с дамой со странным именем Коцка Иштваннэ. На мои запросы, написанные по-английски и кривые переводы на венгерский она отвечала кривыми переводами на английский и то с большой задержкой. Хотя уже то, что отвечала, было хорошо. Кроме неё я писал ещё примерно десятку агентов, но ответов так и не получил. Как такое возможно, я не понимал. Если бы я продавал дома, и мне пришло бы письмо, я бы на него ответил, даже если бы оно было написано на иероглифах. Но у венгерских агентов, похоже, так не работало. У них, если ты покупатель, тебе то ли надо реверанс сначала сделать, то ли ещё как-то доказать, что ты не верблюд, и только тогда с тобой, может, поговорят. Либо нам просто не повезло, и мы десять раз подряд на разгильдяев попали. Всякое бывает.