Господин Ганджубас

Офис ютился между конторой небольшой компании по прокату автомобилей и мастерской «сделай сам». Джим открыл дверь. Обычная комната, стол, телефон на нем. Аппарат работал, но номера Джим не знал. Это была личная телефонная линия предыдущего владельца.
— Склизкий отправился в Кабул?
— Да, вылетел сегодня утром, — соврал я.
— Сколько ему потребуется времени, чтобы послать мне нордель?
— Что такое нордель, черт побери, Джим?
— Ты должен пользоваться кодами, тупая ты валлийская блядь. Нордель — это гашиш.
— Теперь понятно. Склизкому потребуется около недели.
— Неделя?! Целая гребаная неделя! Почему же так охренительно долго?
— Не знаю, Джим.
Мы тронулись дальше. До отлета в Хитроу было полно времени, и мы зашли поесть в ресторан. Джим позвонил по телефону, через несколько минут появился Гас. Сел за столик в углу.
— Запомни, Гоф, никаких гребаных игр. Шифры и вымышленные имена, тогда разыграем все как по нотам. Ты со мной, приятель. В Ирландии тебя никто не тронет. Захочешь связаться, звони по этому номеру в Дублине. Никому его не давай. Никому, понял? До встречи.
Прошло несколько дней, а Грэм до сих пор не вылетел на Ближний Восток. В переправке гашиша на самолете ему должен был помочь тип по имени Раоул, человек Мухаммеда Дуррани в Карачи. Я несколько раз видел этого малого у Грэма. Низенький, чуть полноватый пакистанец в очках, лет на десять старше меня. При каждой нашей встрече он широко улыбался и пересчитывал толстые пачки денег. Грэм и его калифорнийский связной, Эрни Комбс, член Братства вечной любви, промышлявшего контрабандой наркотиков, часто отправляли транспорт в Пакистан под загрузку гашишем Раоула. Затем этот транспорт перегоняли по суше в Европу или отправляли на кораблях через Атлантику. Раоул был богат: ему принадлежали кинотеатры и прочие многочисленные предприятия в Карачи. Грэму только и надо было, что дать пакистанцу указания, как везти груз: морем или по воздуху. В своей стране пакистанец был всемогущ — пасовал только перед стихийными бедствиями и войнами. А тут Индия строила план вторжения в Восточный Пакистан. Надвигалась нешуточная война. И Раоул был бессилен перед ней.
По крайней мере раз в день звонил нетерпеливый Мак-Канн и спрашивал:
— Сколько еще ждать, ёб твою?
— Джим, там идет война. Аэропорт в Карачи окружен солдатами. Сейчас оттуда ничего не вывезти.
— Да какая война?! А что за хрень, ты думаешь, идет у меня в стране? Повсюду солдатня. И это меня не останавливает.
— А некоторых людей останавливает, например нашего человека в Карачи.
— Сраные валлийские академики. Вы что, не можете достать нордель где-нибудь еще?
— Надеюсь, можем. У Грэма есть люди в Бейруте и Кабуле.
— В Кабуле?! Ты же сказал, что там идет эта гребаная война, и ты ни хрена не можешь сделать. Не надо этих мудацких игр, Гоф. Я предупреждал тебя.
— Джим, война идет в Пакистане, в том месте, откуда мы собирались отправить тебе спорттовары.
— Что еще за гребаные спорттовары?
— Нордель, Джим. Ты же понимаешь, о чем я. В любом случае, в Афганистане войны нет.
— Скажи Склизкому, что у него три дня на поставку, или ему ноги переломают.
— О'кей, Джим.
Было еще несколько подобных разговоров. В итоге Мухаммед Дуррани сказал, что может выслать партию из Кабула в течение недели. И я полетел в Шаннон, прихватив Марти Лэнгфорда, который согласился пожить в «Парадайзе», пока не прибудет гашиш, и присмотреть за товаром до переправки в Великобританию. Джим встретил нас в «Шаннон Шамрок». Он был очень подавлен, но все же немного жутковат.
— Лучше, чтобы все получилось, ёб твою, — буркнул он Марти, — если желаешь еще увидеть Уэльс.
— Я не хочу быть заложником, Говард. Я не прочь посидеть в коттедже в полном одиночестве, но мне не нравится вся эта херня, которую несет Нибло, понимаешь.
— Не беспокойся, Марти. Нибло, как ты его называешь, только лает, но не кусается.
Мы покатили на арендованном автомобиле в «Парадайз». Марти там понравилось. Он был начитан, любил простые удовольствия и с нетерпением ожидал возможности почитать книжки и побездельничать. Я отбыл в Лондон на встречу с Грэмом. Джим где-то откопал номер Плинстона (возможно, через справочные телефонных компаний, но утверждал, что вышел на него через килбурнский следственный отдел), поэтому Грэм не отвечал на звонки. Его жена Мэнди исправно сообщала, что Грэм в Кабуле, всякий раз, как звонил Джим.
Пока я был у Грэма, позвонил Мухаммед Дуррани. Партию отправили из Кабула во Франкфурт, где ее погрузят на самолет «Эйр Лингус» до Шаннона. Один из людей Дуррани прибыл в Лондон с накладной. Мы с Грэмом отправились за ней в Найтсбридж. В накладной речь шла о партии старинных ковров, отправителем числился Али-хан из Кабула, получателем — Джума-хан в Шанноне. Выглядело это сомнительно. Я позвонил на дублинский номер Джиму:
— Груз в пути. Будет у тебя завтра.
— Охрененно вовремя.
— Есть некоторые проблемы, Джим.
— Какие?
— Это не спорттовары.
— Ты имеешь в виду, что это не нордель?
— Да нет, нордель, но по документам старинные ковры.
— Насрать, как его описывают. Его ведь отправили «Ашлингу»?
— Да, но тут другая проблема, Джим. Он адресован Джу-ма-хану в Лимерике.
— Ты, тупая валлийская сука, какого хрена написал мое имя?
Только тут я осознал созвучие имен Джим Мак-Канн и Джума-хан. Забавное совпадение.
— Ты что, не знаешь, что такое безопасность? Вымышленные имена, шифры. Я, ёб твою, уже сотню раз это говорил, а ты там еще и мое гребаное имя написал. Ты что думаешь, мы тут в игрушки играем?
— Джим, хан — это такое обращение на Ближнем Востоке, вроде «мистер». И к тому же там написано Джума, а не Джим. Джума — что-то вроде «пятницы» на урду.
Как об стенку горох.
— Может, в Кабуле Джим Мак-Канн и означает Пятница 23, но в Ирландии Джим Мак-Канн — это я, мать твою, Кид! Я все же получу нордель, но из-за твоих сраных закидонов это будет стоить еще пятьсот фунтов. Они нужны мне прямо сейчас.
На следующий день рано утром я вылетел в Шаннон. На этот раз Джим ждал меня в аэропорту. Он был в бешенстве. Забрал пятьсот фунтов и побежал, крича во весь голос:
— Жди меня в «Парадайзе» или в «Шаннон Шамрок». Зарегистрируйся под именем Мак-Карти.
Я взял машину и поехал в «Парадайз». Марти встречал меня на улице, физиономия его выражала неподдельное облегчение:
— Говард, слава богу, это ты! Я думал, это опять пакистанцы.
— Пакистанцы? Какие еще пакистанцы?
— Два дня назад я услышал, как подъезжает машина. Думал, это ты или Нибло из ИРА. Машина остановилась перед воротами, из нее вышли двое пакистанцев. Ты сказал мне, что из Пакистана прибудет наркота, вот я и подумал, что они имеют к этому какое-то отношение. Думал, что они передадут мне гашиш, гроб или еще что-нибудь. А они рубашками торговали. Рубашками! Потом я решил, что ты отправил их сюда шутки ради. Или Нибло послал, чтобы позлить меня. Потом мне показалось, что они — пакистанские копы в штатском. Я приобрел у них пару рубашек. Вон они. Не так уж и дурно за те деньги, что отдал.
Опять случайное совпадение. Что за черт?
— А больше гостей не было?
— Не было. Все шито-крыто. Было другое дерьмо.
Мы перекусили, курнули, и я поехал в «Шаннон Шамрок», где зарегистрировался как Стивен Мак-Карти. Мать серьезно подумывала о том, чтобы крестить меня Стивеном, а мой предок Патрик Маркс носил фамилию Мак-Карти. Пока еще я выбирал псевдонимы, связанные с прошлым.
Я задремал было, но зазвонил телефон.
— Немедленно спускайся, Гоф! С каких это пор старинные ковры грохочут, когда их двигаешь?
Джим торчал в холле, рот до ушей. Я проследовал за ним до гостиничной парковки. В центре стоял открытый раздолбанный «форд». На заднем сиденье его помещался ящик, прикрытый мешком, другой засунули в багажник, который из-за солидных размеров груза не закрывался. Гашишем разило за несколько метров.