Ночь греха
– Я не убил его, если ты этого боишься.
– Этого человека можно будет допросить?
– Он не станет отвечать. Ставлю на кон свою жизнь, что он почти не говорит по-английски. Но вот что для него печально – орудие убийства все еще обмотано вокруг его талии. Поэтому он будет повешен и умрет среди чужих людей на расстоянии вполмира от своего дома…
– И даже если он заслуживает своей участи, тебе это не очень по душе? – Ги налил из графина. – Я тебя не виню. Выпей бренди.
Джек взял протянутый бокал и осушил его.
– Я твердо решил воспользоваться своим уголком на семейном кладбище здесь, в Англии, когда придет мой час. Не хочу, чтобы меня прислали домой, засоленным в бочке.
– Твоя мать была бы рада слышать это, – сказал Ги. – И что дальше?
– Кроме той проволоки, здесь все мирское достояние убийцы да еще содержимое мешка, который вот этот матрос – бедолага из Бристоля – имел при себе.
Джек вывалил кучку мелких предметов на сиденье стула, потом подошел к окну и уставился на пустую стену дома на другой стороне переулка. По стеклу потоками струилась вода.
– Ты ограбил грабителя и рискнул оказаться на виселице из-за ничего не стоящего барахла? – спросил Ги.
– Меня не могут повесить, ты же знаешь.
– Если ты и дальше будешь вот так одеваться, – сухо возразил Ги, – в один прекрасный день вздернут на ближайшем дереве пугать ворон.
Джек весело рассмеялся. Напряжение, не отпускавшее его все это время, начало улетучиваться. Он, усмехаясь, повернулся.
– Черт побери, Ги, до чего же я рад тебя видеть! В целом свете не найти другого человека, умеющего так держать себя в руках. Да, я ввязался в сомнительное предприятие. Нет, я не могу сказать, что это такое. Я только что ограбил человека. Пожалуйста, закройте свои добродетельные глаза, сэр, пока я буду грабить останки еще одного.
– Закрыть глаза? Ты сошел с ума? Ни за что не соглашусь пропустить такое. Но что можно найти в карманах у нашего матроса, чего не сумел украсть убийца?
Джек налил себе еще бокал бренди и снова повернулся к кузену.
– Тебе ни к чему знать об этом, честное слово. Вот, будь другом, возьми графин и попроси хозяина вновь его наполнить.
– Ты не мог бы объяснить хотя бы, чего ради ты украл всю эту дребедень?
– Очень просто. Если бы меня кто-то увидел, то принял бы за еще одного вора, которого интересуют только деньги. Сбить человека с ног и не ограбить его – слишком подозрительно.
– Черт побери, Джек! – Ги усмехнулся, встал и взял пустой графин. – Неужели кому-нибудь когда-либо удавалось добиться от тебя чего-нибудь путного? Нет-нет, не отвечай мне! Я просто благодарю Господа, что ты наконец-то дома, хотя невозможно поверить, что у такого повесы со столь дурной репутацией имеются хоть какие-то достойные родственники.
Надеюсь, ты останешься в живых и скоро переступишь порог Уилдсхея?
– Да, скорее всего я вернусь в дом предков где-то на будущей неделе, потребую заклать упитанного тельца и устроить пир.
– И получишь все это в полной мере. На этот раз ты вернешься насовсем?
– Нет, отбуду в Азию с ближайшим кораблем. Ги остановился в дверях.
– Если так, то ты разобьешь сердце своей матери и сестер. Джек уставился на свой опустевший стакан и сказал, надеясь, что голос не выдаст его огорчения:
– А как поживает сейчас мой грозный отец?
– Его светлость поживает достаточно хорошо, учитывая сложившиеся обстоятельства, – ответил Ги. – Он скучает по тебе.
– И я скучаю по нему. Я скучаю по всем. – Ароматная линза янтарного цвета плавно перетекала на дне его стакана. – Господи, по твоему тону я подумал, что герцог умер за время моей отлучки.
– Он был болен и, полагаю, еще не совсем поправился. Ты, конечно же, должен знать об этом. Разве Райдер не известил тебя?
Джек проглотил последние капли бренди.
– Лиза пишет, Райдер одобрительно кивает издали, но все, что я узнаю от них, устаревает на месяц к тому времени, когда я это получаю…
Легкая дрожь выдала глубину его чувств. Джек глубоко втянул воздух, чтобы справиться с ней.
– Я принесу еще бренди, – сказал Ги.
Джек смотрел ему вслед. Они были одного возраста и одного роста, выше большинства мужчин и, вероятно, ближе друг другу, чем родные их сестры и братья. Джек доверил бы кузену свою жизнь. Он без колебаний вовлек бы его и в это приключение, достаточно опасное, потому что был совершенно уверен, что Ги в состоянии за себя постоять. Но казалось, необъятная пустыня Гоби поглотила его душу.
Неужели скрытность подавила все остальные свойства его натуры только потому, что он уже не способен отказаться от мрачных привычек, порожденных одиночеством?
Джек изучил содержимое карманов мертвого матроса, потом обшарил их еще раз, осматривая швы и ботинки, не обращая внимания на инстинктивное отвращение к этому занятию. Еще несколько обыденных, невзрачных предметов вскоре выстроились на краю стола. Джек некоторое время смотрел на них. Бристольский матрос должен был унести окаменелость с «Рискованного» – иначе малайца не наняли бы ограбить его, – но когда его убили, у него этой вещи почему-то уже не было.
Джек закрыл глаза и попытался восстановить все подробности происшествия: толпа, обезумевший матрос, молодая леди с корзинкой…
Ги вошел в комнату.
– Нашел, что хотел? Джек взглянул на него. – Нет.
– Тогда сейчас же отправимся в Уилдсхей вместе. Мой фаэтон здесь и запряжен парой самых лучших гнедых, какие только могут предложить у «Таттерсоллза».
– Нет.
– Джек, герцог был болен. – Ги наполнил стаканы бодрящей жидкостью. – Не очень опасно, полагаю, но все же всем страшно хочется тебя видеть. Твои сестры, если бы им позволили, уже толпились бы вокруг тебя, пока мы разговариваем.
– Кто им помешал?
– Герцогиня не позволила своим дочерям томиться в трактире, как стаду потаскушек.
– И тогда это поручили тебе? – Джек криво улыбнулся кузену. – Да благословит Господь матушку! Она мудрая женщина – и еще раз спасибо тебе, Ги.
– И что же я им скажу, интересно?
– Что меня не оказалось на «Рискованном», и ты меня не видел. – Бренди обожгло горло. Он поставил пустой стакан. Пора остановиться, иначе он опьянеет. – Скажи, что ты выяснил, что я сошел с корабля в Португалии и теперь добираюсь домой сушей, но послал с одним из пассажиров сообщение: «Теперь, когда Наполеона больше нет, у меня есть возможность повидать Европу».
Воцарилось молчание. Ги отвернулся, даже спина его выражала осуждение.
– Я очень хорошо понимаю, что такое сообщение только ранит людей, которые сильно меня любят, – тихо сказал Джек, – с этим ничего не поделаешь.
Ги повернулся.
– Ты просишь, чтобы я лгал ради тебя? – Да.
– Это так важно?
– Чрезвычайно.
– И ты оставишь этого бедолагу… – Ги жестом указал на тело, – и его убийцу на меня?
– Да.
– Ты превратился в хладнокровного негодяя, Джек.
Это было сказано без какой-либо злости, но все же слова кузена причинили боль. Еще ни разу они с Ги не встречались после столь долгой разлуки, хотя бы не пожав друг другу руки…
– Я доверяю тебе – можешь смягчить это известие, как тебе захочется, Ги. Прости, я пока не могу ничего объяснить. Когда все разъяснится, ты узнаешь новости первым.
– Полагаю, эта честь должна принадлежать твоей матери, – сказал Ги. – Чем ты займешься дальше?
Джек нагнулся за зонтиком. С небольшого комка ткани на пол натекла лужица воды. Воспоминание блеснуло, как отражение в луже: леди, все внимание которой устремлено на то, как преодолеть ветер; ее храброе лицо, мокрое от дождя под английской соломенной шляпкой; корзина, стиснутая в одной руке, когда ее толкнул в толпу этот самый матрос…
Любой наблюдатель тоже мог видеть, что произошло. Рано или поздно они придут к тому же выводу. Ужас стиснул его сердце.
Джек стряхнул воду с черной ткани и закрыл зонтик.
– Леди потеряла зонтик, надо его вернуть, – сказал он.
Глава 2
Ее разбудил какой-то тихий шорох или щелчок.