Сунг
– К особистам его надо, – процедил сквозь зубы разведчик, – Пусть потрясут. Может, действительно сигнал подал, сволочь…
– Будем мы еще с этим гоблином валандаться, – буркнул Рукосуев, – Когда приедет опер из отряда на этот участок – заберет его. А пока пусть остается… Снесарев! Приставь к нему кого-нибудь из надежных людей. Есть надежные?
– Русского не приставишь, – пожаловался начальник «Сунга», – Во-первых, их у меня мало? в каждой бочке затычки. Во – вторых, они все равно по-местному ни бум-бум. Кто этого клоуна знает– может, действительно агент, и у него есть сообщники на «точке». О чем он там с ними будет трепаться, наш все равно не поймет. Опер у нас по плану только через неделю должен быть…
– А местные ребята?
Есть пара-тройка. Но ведь это не выход… Курганцев у меня много. Ненадежная публика. Хоть бы кулябцев прислали…
«Курганцами» здесь зовут выходцев из Курган-Тюбинской области. В свое время Курган-Тюбе был населен представителями различных кланов Таджикистана и разных мусульманских течений. Согнанные насильно с родных мест по указанию сталинских властей, ненавидящие друг друга, они представляли собой мину замедленного действия. В 1992-м году она рванула, породив страшную резню в городе и его предместьях. Бойню между таджиками и узбеками, гармцами, ленинабадцами и кулябцами.
Ваххабизм – его приверженцев в Таджикистане зовут «вовчиками» – был здесь очень силен. Как и любая радикальная идея среди маргинальных слоев населения. С той только разницей, что эта имела религиозную платформу.
Противовесом этого «коктейля Молотова» считался Куляб, столица клана дехкан [4], победившего во время войны не без помощи русских и узбеков. Кулябцы хотя и отличались жуликоватостью и раздолбайством в несении службы, но «вовчиков» ненавидели люто: понимали, что в случае чего, пощады не будет. Поэтому на них в случае обострения обстановки можно было положиться.
О ситуации в регионе я знал не только из сообщений о военно-политической обстановке в регионе, которые командование более чем регулярно доводило до офицеров.
В Кулябе у меня завелся свой «конфидент». Он относился к самому уважаемому этническому клану в Таджикистане – персидскому. Таджики вели свою родословную именно из Ирана, поэтому являться чистокровным иранцем считалось особой честью.
Получивший неплохое гуманитарное образование в Душанбе, перс прекрасно знал историю Туркестана. Изумительно (как и полагается местным, желающим выжить в пылающем котле междоусобиц) разбирался в межклановых противоречиях республики. Ко всему прочему мой новый друг являлся союзником России по всем показателям: был женат на русской полукровке, ненавидел ваххабитов и воевал против них в 1992 году на стороне кулябского клана.
Я с ним выпил не один большой чайник зеленого чая, часами просиживая на мягких курпачах в уютном домике на окраине Куляба и слушая его размышления о геополитическом будущем Таджикистана.
… – Кулябцев пришлем… – неопределенно пообещал комендант. – Сейчас ты мне на вопрос четко отвечай: сможешь надежного парня к этому бурундуку приставить?
– Замкомвзвода есть, – ответил Саранцев, – Из учителей. Семья под Курганом погибла. Загнали с толпой таких же несчастных в сарай, забили двери, проделали в крыше дыру и закачали туда раскаленный гудрон… Представляете? Он этих «вовчиков» рвать зубами готов…
– Вот и пусть присматривает, – заключил Рукосуев. И, обращаясь уже к нам всем, добавил, – Пошли, ребята! Дотемна надо успеть дойти до заставы…
– Товарищ подполковник! – остановил я его, – я ж сюда не на экскурсию прибыл. Мне нужно с обстановкой ознакомиться.
– А она тебе еще не ясна? – прищурился Рукосуев.
Отступать я не собирался.
– Нет, товарищ подполковник! По долгу службы я обязан переговорить со старшим лейтенантом.
– Дело твое, – отступил Рукосуев.
Он понимал, что сбивать меня с пути выполнения служебных обязанностей не просто вредно для нервов, но и опасно для карьеры. Вдруг окажусь говнюком? И накатаю рапорт на имя начальника пограничного отряда о том, как подполковник занимается самоуправством во вред службе. Я-то знал, что делать этого не буду, но коменданту догадываться об этом было совсем необязательно.
Я подошел к начальнику «стопаря», наблюдавшему за нашей перепалкой с засунутыми в карманы бушлата руками. Столь вольной позой в присутствии старшего начальства он явно хотел продемонстрировать неодобрение этому самому начальству.
– Старший офицер отдела границы отряда старший лейтенант Саранцев, – козырнул я ему, – Теперь это будет мой участок. Отойдем?
С первого взгляда Снесарев вызывал симпатию. И дело было даже не в том, что наши фамилии чем-то похожи, что мы погодки и в одном звании, и что получили по «фитилю» от коменданта. Причем, зря получили…
В начальнике «Сунга» было качество, которое я всегда ценил в людях – самостоятельность. Таким тяжко жить не то что в армии, где самостоятельность выжигают каленым железом, но и на «гражданке».
За то, что самовольно передвинул на километр расположение «секрета», чтобы накрыть группу китайских контрабандистов (времени на доклад не было), я в свое время не получил в срок звание капитана. Хотя позже за такой же проступок заработал медаль. При другом начальнике…
В старших классах школы я прочем строку: «В самостояньи человека – залог величия его». Прочел и запомнил. Наверное, зря запомнил. Поскольку чаще сталкивался с материальным проявлением житейской мудрости «Главное – не высовываться!» Я неоднократно ловил себя на мысли: «Руководствовался ли этим девизом в реальной жизни автор цитаты – полковник лейб-гвардии кирасирского полка Александр Фет? А если да, как ему удалось дослужиться до степеней известных и воинских чинов с такими принципами?! В старой русской армии инициативу не жаловали более нашего…»
… – Ну, как здесь? – спросил я Саранцева, – Обстановка?
– Тихо, – ответил он, – Уже неделю. Это и настораживает. Раньше на нашем участке «духи» проявляли активность день – через день. А тут – тишина. Интересно, что теперь ползают на соседнем участке – на «Шахтах», где ты был. Но, я подозреваю, что если и будет прорыв – то у нас. Там – для отвода глаз.
– Ты докладывал?
– А как же!
– Ну, и чего?
– Чего-чего! – зло сплюнул на снег Саранцев, – Хрен в очко! Получил приказ «Усилить охрану государственной границы!». Как будто мы здесь плюшками балуемся!
– Почему ты решил, что у тебя рвать будут? – задал я новый вопрос.
Интерес был не праздный. Я уже решил, что по возвращении доложу позицию Снесарева по команде «наверх». А для этого следовало запастись весомыми аргументами.
– Активность наблюдали на той стороне, – ответил мне начальник «Сунга». – Да и переходить Пяндж удобнее напротив нас. В районе «Шахт» крутой склон – там легче отбиться от атаки. У нас же – сам видел…
– Минами прикрылся?
– Везде мины не поставишь.
– Понял…
– Документацию смотреть будешь? – спросил Снесарев, вынимая из кармана сине-красную пачку «Президента», популярную среди офицеров в этих краях, и протягивая мне сигарету. – Водку пить не приглашаю – сам видишь…
И он выразительно покосился на Рукосуева, с недовольным видом вышагивавшим поодаль и регулярно глядевшего на часы.
– Документы у тебя в порядке? – ответил я вопросом на вопрос.
– Без базаров, – щелкнул зажигалкой «старшой», – у меня хватает грамотных солдат, чтобы бумажки писали. Слышал ведь – даже учитель есть! Это на «Шахтах» одни кишлачники сидят…
– Тогда проверять не буду. Скажи лучше, как у тебя с водой?
– Есть. Ребята с Пянджа таскают.
– Далеко же!
– А что делать? Иначе дерьмом зарастем. Поэтому и тропу я днем не минирую.
– А ночью?
– На ночь «сигналки» ставлю. Напротив тропы пулеметное «гнездо» находится, пулемет пристрелял лично. Так что не сунутся.
Я жму Саранцеву руку:
– Удачи тебе! В следующий раз подольше у тебя побуду.