Первомайка

– Чего ты испугалась? Это он тебе руку хочет поцеловать. Ва-ха-ха, – сказал он ей, согнувшись от смеха. – А ну-ка дай ему руку. А то я еще никогда не видел, как российский милиционер целует руку чеченской снайперше. Эй, Арсланбек, смотри сюда! Быстрее! Вот молодец! Эй ты, а ну-ка давай еще раз!
Но покрасневшая чеченка не захотела повторного проявления галантности, опять вырвала свою руку, быстро подхватила кастрюлю с пирожками и почти побежала кормить других боевиков.
Радуевцы тоже сделали широкий жест: пообещали двум самым старательным омоновцам предоставить свободу сразу же после оборудования окопов, устроив своеобразное соцсоревнование. Кстати говоря, слово свое они опятьтаки сдержали: двое милиционеров со сбитыми до мяса ладонями были отпущены на волю. Не верящие в свое освобождение и ожидающие выстрелов в спину они медленно шли по шоссейной дороге к разрушенному мосту, где и были встречены десантниками…
Кроме этой показательной акции, Салман Радуев давал многочисленные интервью журналистам, которые прибыли вместе с дагестанскими депутатами для переговоров.
Перед телекамерами им выдвигались ультиматумы и требования к российскому правительству:
– Вот сейчас вы находитесь в селе Первомайское Республики Дагестан… Если, значит, российское руководство и руководство Республики Дагестан не выполнит наши условия или наши требования, то значит, мы переименовываем это село в село Газават-Юрт и примем здесь священный бой на пути Аллаха…
В отличие от этих грозных ультиматумов к федеральному и местному правительствам, по отношению к захваченным заложникам Радуев был подчеркнуто вежлив и корректен.
Он даже извинился перед ними:
– Ну как, не обижаетесь на боевиков? Ругать не будешь? А то потом скажешь, что были там чечены такие, террористы Не будешь так говорить?
Находящаяся в домах часть кизлярцев, которые не могли рыть землю, слушали его слова, ничего не говорили в ответ и только молча отрицательно качали головами.
Дагестанские парламентеры после всего увиденного с еще большим желанием старались уговорить боевиков отпустить часть заложников, хотя бы женщин и детей.
Радуев соглашался отпустить женщин и детей и признавал тот факт, что они просто были вынуждены брать их в заложники:
– Если мы взяли заложников, женщин взяли… Я понимаю, что это… Мы не гордимся этим! Клянусь, мы не гордимся! Ну хорошо. Что же нам тогда остается – угробить жизни четырехсот чеченских парней, что ли? Именно из-за этих женщин, из-за этих заложников, из-за этих пленных по нам сегодня не наносится ракетно-бомбовые удары.
Соглашаясь с депутатами Госсовета Дагестана, боевики отпускали часть захваченных кизлярцев. Но отпущенные на свободу дагестанцы доходили до представителей официальной власти, передавали им требования чеченцев и добровольно стремились вернуться обратно в Первомайское, где оставались их родственники: мужья, братья, родители и дети.
На вопрос изумленного журналиста, почему же она идет обратно к террористам, пожилая дагестанка отвечала просто и коротко:
– А как же я туда не пойду? У меня там дети остались…
Официальные власти тоже пытались вести свою пропагандистскую кампанию, но делали они это так бездарно и неумело, что это напоминало трагический фарс.
По всем телевизионным каналам показывали выступление Президента России, которого самым «наилучшим» образом информировали его подчиненные – руководители спецслужб. Усталый и больной Борис Ельцин старался держаться уверенно:
– Операция очень и очень тщательно подготовлена. Скажем, если есть тридцать восемь снайперов, то каждому снайперу определена цель, и он все время видит эту цель.
Сложив для пущей убедительности указательные пальцы один за другим и создав некое подобие снайперской винтовки, глава государства этой комбинацией пальцев и глазами старался изобразить один из боевых эпизодов спецоперации под Первомайским:
– Она, цель, перемещается и он глазами, так сказать, перемещается… Постоянно…
Постоянно Таким вот образом…
Боевики тоже смотрели телевизор в селе, и это выступление вызвало у них приступ неудержимого веселья. Салман Радуев стоял перед своими подчиненными и передразнивал Бориса Николаевича:
– Цел-лых три кольца окружения… Значит, тридцать восемь снайперов сопровождают боевиков… Ты видел?
На его вопрос один из боевиков отрицательно покачал головой, и Радуев под общий смех продолжал перемещать сложенные в виде снайперской винтовки руки из одной стороны в другую:
То туда… То туда… Мол, куда эти боевики денутся…
Перед объективами видеокамер чеченцы открыто смеялись и хотели показать всему миру, что им не страшны ни три кольца окружения, ни какие-то снайперы с их снайперскими винтовками…
Из всех подразделений только наши две разведгруппы могли наблюдать за боевиками в оптические прицелы, поскольку десантникам мешал это делать высокий бугор перед селом, а горным стрелкам – высокие камышовые заросли, не говоря уже о находившихся на значительном удалении от Первомайского остальных спецподразделениях. Да и по количеству нас тоже было тридцать восемь, но снайперские винтовки были не у всех. На то, что нас всех прозвали снайперами, мы не обижались:
– Хорошо, что хоть снайперами назвали. А то ведь могли и попугаями обозвать, как в том детском мультфильме про удава, мартышку и тридцать восемь попугаев.
Но находились и такие, кто желал уточнить свою боевую задачу:
– Вот мы постоянно сопровождаем боевиков, это понятно. А что же делать, если террорист зашел в уборную: сопровождать его лично внутри или сопровождать его глазами, то есть подсматривать, что ли? А может, закрыть глаза и подождать, пока он не совершит свои черные террористические дела в захваченном им мирном дагестанском туалете?
Но эту часть боевой задачи никто нам уточнить не помог, и нам оставалось лишь наблюдать в полевые бинокли и оптические прицелы за черными фигурками боевиков и заложников на окраине Первомайского. Заложники с белыми повязками на головах ударными темпами рыли для радуевцев окопы, а мы со своих позиций пытались определить огневые точки в обороне противника. Но из-за большого расстояния сделать это нам не удавалось.
Самую большую опасность для нас представлял милицейский бронетранспортер, подаренный боевикам. Его позиция находилась как раз напротив наших групп. БТР был вооружен крупнокалиберным 14,5-миллиметровым пулеметом КПВТ и спаренным с ним 7,62-миллиметровым пулеметом ПКТ. Достать его мы могли, только добравшись скрытно за сто метров и пустив в дело либо гранатометы, либо огнеметы. А КПВТ имел возможность дать нам прикурить и с тысячи метров, и с двух тысяч, не говоря уже про наши пятьсот, которые нас разделяли.
Прошло несколько дней томительного ожидания. Ежедневно прилетал вертолет и доставлял нам продовольствие, боеприпасы. Иногда начальник разведки улетал на нем в штаб группировки, но обязательно вскоре возвращался обратно к нам. «Хоть здесь и поближе к боевикам, но спокойнее, понятнее и привычнее», – как-то сказал он нам.
Тем временем к селу подтягивались дополнительные силы, состоящие из подразделений ОМОН, СОБР, «Витязь», «Альфа», «Вега». Было даже подразделение из Службы безопасности самого Президента. Все эти команды охватили Первомайское с востока и юга, находясь на расстоянии, явно превышающем дальность прямого выстрела.
С севера и запада село было блокировано подразделениями Министерства обороны: в центре – наши две группы, справа от нас на взорванном мосту десантники, которым была придана одна БМП. Слева в одном-двух километрах от нас еще в первую ночь позиции заняло подразделение 136-й Буйнакской горнострелковой бригады, усиленное несколькими БМП.
Но продовольствием обеспечивали наших соседей плохо; несколько раз, несмотря на то, что нам самим сухпайка едва хватало на всех, мы делились с ними хлебом, сухпайком и свежим мясом.
Неподалеку от дома лесника бродило небольшое стадо коров, которых наши солдаты начали потихоньку истреблять. Конечно, было жалко этих животных, но зато у нас теперь было мясо для добавки к обычному рациону как наших бойцов, так и десантников и горнопехотинцев. Наши соседи справа и слева сначала отказывались от мяса, но после нашего предупреждения, что сухпайком мы делимся с ними в последний раз, голод взял свое, и на одичавших коров стали охотиться не только наши солдаты…