Урфин (СИ)

В палате добровольцы помогли переложить раскисшего бегемота и Лена облегчённо вздохнула. Вместе с напарницей настроили капельницу и продолжили обход. Шутками встречали девушек мужские палаты, кое-кто пытался флиртовать, женская половина больше жаловалась или изматывала бесконечными просьбами, текла унылая больничная жизнь.
Незаметно подкрался вечер, смена длится сутки и вечернее время лишь половина дежурства, однако вечером спокойнее. Больные реже выглядывают из палат, гостившие родственники разъехались, процедуры закончены. Гастроэнтерологическое отделение, словно теряющий энергию волчок, постепенно замирало. Вечером постовая сестра может передохнуть, почитать книжку.
Обессилившая от дневной суеты Лена первый раз осталась ночевать вне дома, новизна ощущений будоражила. Она совсем не хотела спать, согреваемая жёлтым светом настольной лампы, Лена уютно устроилась на посту, чтобы почитать книгу.
Тамара оставила её дежурить, а сама ушла подремать.
Из палаты высунулся старичок, оторвав взгляд от книжки, Лена строго взглянула.
Дедок пригнувшись, выскользнул в коридор, его старые ноги зашаркали к туалету.
Минут через десять, словно безмолвный призрак, старик прошаркал обратно.
Будильник мерно тикал, сказывалась усталость, смысл книжки ускользал, Лена зевала и тёрла глаза. Тишина закупорила больницу, людей сморила глубокая ночь. Книжные строчки дрожат, прыгают, расплываются… Лену клонит вниз.
Она отложила книжку, словно примерная школьница, положила руки на стол, сверху опустила голову и прикрыла веки…
Жёсткая ладонь грубо сжала лицо, губы заныли от боли, чья-то рука обхватила подмышки, холодные, будто ледяные, пальцы схватили лодыжки. Лена испуганно открыла глаза, кругом темнота, хотелось крикнуть, но грубая ладонь зажала рот.
Лену подняли и понесли.
Она извивалась, дёргалась, бесполезно, её куда-то тащили. Над ухом тяжелое сопение, сильные, наверное, мужские кисти давили словно тиски. Девичье сердце бешено колотилось, не хватало воздуха, холодными кольцом страх сжал живот. Лена, опутанная множеством рук, будто пойманная паутиной муха, медленно теряла надежду вырваться. Кто-то схватил её зад, грубые пальцы больно сжали ягодицу, Лена мысленно вскрикнула, глаза наполнились слезами.
Темнота превратилась в сумрак, Лена различила три мужских силуэта, двое тащили её, а третий шёл рядом. Под ногами хрустел мусор, мужчины то и дело запинались, слух резала непонятная брань, воздух полон цементной пыли. Свободный мужик приблизился, его рука скользнула ей между ног, пальцы глубоко врезались в промежность, Лена дёрнулась и покраснела, мужик довольно захихикал.
Скрипнула дверь, по пустой комнате, с гулким эхом, затопали сапоги, Лену швырнули на мягкие тряпки и она закричала…
Лена проснулась и подскочила, глаза широко раскрылись, губы жадно хватали воздух, тонкие пальцы впились в край стола.
Объёмная грудь вздымалась, как кузнечные меха, постепенно дошло – это сон.
Отделение хранило молчание, Лена облегчённо выдохнула и опустилась на стул.
Однако беспокойство не покидало, в больнице определённо что-то не так… слабо запахло дымом. Лена напряглась, она явно чувствовала запах тлеющей верёвки. Сердце вновь тревожно забилось.
Подгоняемая предчувствием Лена поднялась, ее беспокойный взгляд пробежался вдоль коридора.
Запах шёл с мужской половины, осторожно она двинулась по коридору, третья палата приоткрыта, из щели клубился дымок.
Лена распахнула дверь и увидела, как алкаш, которого привезли днём, сидя на корточках, любуется языками пламени. Огненные струи мечутся по свисающей с кровати простыне, сверху, укутанный одеялом, спит больной. Огонь вспыхивает ярче, стены шевелятся будто живые, дым поднимается к потолку, во сне больной тревожно ворочается.
– Ты что?!! – вскрикнула Лена.
Завороженный пламенем алкаш вздрогнул, его голова резко повернулась, из рук выпал спичечный коробок. Безумные глаза, как два чёрных стеклянных шара, отражали огненные языки.
– Врёшь!.. – истошно заорал алкаш. – Не возьмёшь! – его губы скривились, зубы блеснули, он бросился к Лене.
Здоровый бугай-алкаш широкими ладонями сдавил горло, Лена захрипела.
Она не могла разглядеть лицо бугая, видела лишь раздутые ноздри, оскаленный рот и волосатые толстые руки. Перед глазами темнело, хотелось вдохнуть, но мужские пальцы давили шею.
«Это сон… всё ещё кошмар…»
От шума и удушливой гари палата проснулась, раздались матерные крики, огонь заметался по полу, больные кашляли, густым туманом комнату наполнял едкий дым.
Впуская ледяной холод, кто-то распахнул окно.
– Мать твою! Ты что творишь?!! – к бугаю подскочил полненький парень и ударил.
Отняв одну руку от горла Лены, алкаш отбивался.
– Что за шум? – приглушаемый зевком донёсся голос Тамары.
Словно загнанный зверь Бугай вздрогнул.
Его ладонь разжалась, волосатая рука оттолкнула нападавшего толстяка, буян выскочил из палаты.
– А-а-а!.. – безумный крик потряс отделение.
Возле сестринского поста буян остановился, сильной рукой подхватил стул, тот, как дубина, взлетел над головой и обезумевший алкаш побежал обратно.
Зыбкий туман висит в общем коридоре, распахиваются двери палат, люди испуганно выходят, от горького дымного запаха морщатся сонные лица, отделение просыпается.
– Убью!!! – размахивая над головой стулом, завопил бегущий алкаш.
Больные кинулись обратно, но Тамара смело шагнула навстречу.
– Прекрати безобразие! – решительно потребовала она. – Здесь больница!
Буян остановился, его глаза испуганно забегали, рука со стулом опустилась.
Мгновение алкаш сохранял спокойствие, голова втянулась в плечи, рука судорожно теребила спинку стула, Тамара быстро пошла на него.
Алкаш встрепенулся и кинулся к комнате отдыха.
Просторный завиток коридора, называемый комнатой отдыха, не имел дверей. Основной проход отделялся стеклянной вставкой, на улицу смотрели два больших окна. Внутри темнел диван, старые ободранные кресла и, грозившая раздавить хлипкий столик, гора журналов.
Буян ворвался, как ураган, стул-дубина ударил о стеклянную вставку, но толстое стекло выдержало. Алкаш пронёсся через комнату, опрокинул кресло, журнальный столик отлетел в сторону, с жалобным шуршанием по полу рассыпались старенькие журналы.
Тамара осторожно заглянула, бешеный алкаш метался и раскидывал мебель.
Стул-дубина ударил окно, зазвенело разбитое стекло. В коридор потянуло холодом, воздух заблестел снежной пылью.
Тамара отчаянно оглянулась, из палат торчат головы, однако никто не спешит помочь. Алкаш продолжал буянить, снова зазвенело стекло.
Ждать бесполезно, Тамара побежала к лестнице, её сандалии затопали вниз, растрёпанная и взволнованная она влетела в отделение сердечников.
На посту дежурила Татьяна, полная медсестра лет сорока пяти, рядом, укутанный махровым халатом, остановился крупный парень.
Парень и Татьяна глядели вопросительно.
– Ох… – Тамара тяжело дышала, слова прерывались. – У нас там… – она показала рукой в сторону лестницы, – такое…
– Мы слышали шум, – Татьяна вскочила, чтобы освободить место. – Да что случилось? Говори уже…
– Больной… больной с ума сошёл… – опускаясь на стул, прошептала Тамара.
Пытаясь отдышаться, она нервно всхлипывала, мелкая дрожь била всё тело, парень подал ей стакан воды, Тамара жадно выпила.
– Бегает по коридору со стулом, всё крушит… окно разбил… ой, что будет-то!.. – завыла Тамара.
Татьяна и парень переглянулись.
Парень расправил плечи, руки туже затянули пояс халата.
– Пойдёмте! – сказал он.
Тамара послушно поднялась, робко взглянула на Татьяну и нерешительно двинулась за парнем.
«А он ничего… интересный».
– Я психиатрическую вызову, – хватая трубку телефона, крикнула Татьяна.
Парень шагал решительно, его толстые крепкие ноги перескакивали через две ступеньки, Тамаре приходилось бежать.