Чекисты о своем труде (Рассказы и очерки)

Артиллерийский огонь утих.
— Сейчас гитлеровцы снова пойдут в атаку, — крикнул политрук. — Приготовить гранаты!
Опять на опушке леса показались вражеские цепи. Теперь уже гитлеровцы не казались такими самоуверенными и не галдели. Они двигались, низко пригнувшись и маскируясь за стволами сосен и кустарником. Не один десяток вражеских трупов остался на земле.
Враг оттянул свои цепи далеко в лес, и вновь ударила артиллерия.
— За мной, — крикнул политрук и, выскочив из окопа, бросился в лес, вслед за отступающими немцами. Родионов понимал, что единственное спасение людей сейчас в том, чтобы покинуть окопы и прижаться к врагу.
Опасения политрука подтвердились. Вражеские снаряды кучно ложились на поляну, попадали в окопы. Но люди были уже в лесу, впереди. Маневр Родионова на этот раз спас жизнь бойцам. Через полчаса артиллерийский огонь прекратился.
— Всем в окопы! — передал по цепи команду политрук.
Пограничники возвращались в окопы и не узнавали их. Некоторые были вовсе сравнены с землей, стенки обвалились, зияли воронки. Но не было времени, чтобы пустить в ход лопаты и надежно окопаться. По лесу вновь наступали цепи гитлеровцев, охватывая теперь заставу с флангов.
— Немцы в тылу, товарищ политрук, — доложил Ибутаев, наблюдавший за лесом.
С пронзительным визгом шлепались мины, разбрасывая во все стороны осколки. Был убит Ибутаев, тяжело ранен пулеметчик Дворжак. Редели ряды защитников. От тяжелой раны умер у пулемета сержант Игнатенко. Были убиты еще несколько бойцов. Особенно много жертв было в переднем окопе. Но живые продолжали неравный бой. Место погибшего сержанта Игнатенко занял у пулемета политрук Родионов.
А кольцо гитлеровцев сильнее стягивалось вокруг заставы. Они кричали:
— Рус, сдавайся!
На левом фланге загорелся лес. Пахло гарью, трещала хвоя. Становилось тяжело дышать. Упал без сознания раненный в голову сержант Златин.
Теперь приходилось яростно отстреливаться и бойцам тылового окопа. Пулеметчики Григорьев и Стреблянский, сержант Котляр, рядовые Харитонов, Быстряков, Даутов, Воробьев, Козовякин, Сисин, Бессалов вели огонь по врагам, обходившим заставу с тыла. И вот свист снаряда. Оглушительный разрыв. Упал на дно окопа смертельно раненный Харитонов, ранен в челюсть Быстряков.
Политрук Родионов продолжал расстреливать в упор гитлеровцев, пока не кончилась последняя лента. Тогда он дал команду оставшимся в живых защитникам отойти в лес, но бойцы тылового окопа не смогли услышать слова команды: связь давно была прервана. Бросив бесполезный теперь пулемет, политрук побежал, пригибаясь, через дорогу, к опушке. Вражеская пуля настигла его раньше, чем Родионов смог укрыться в лесу. Рядом погибли еще трое бойцов.
А тыловой окоп все еще продолжал отстреливаться и отбиваться гранатами. Но вот в него залетела вражеская граната с длинной деревянной ручкой и упала под ноги Григорьеву. Он попытался схватить ее, чтобы выбросить из окопа, но не успел. Стреблянский, увидев убитого товарища, в отчаянной ярости прижался к щитку пулемета. Но и он погиб, прошитый автоматной очередью.
Вот что вспоминает Бессалов о последних минутах обороны:
— Обрушившаяся стенка окопа прижала меня к земле. Воробьев бросился к куче песка, разгреб ее руками, но я лежал уже без движения. Немного поодаль, вытянувшись во весь рост, лежал убитый Козовякин. Здесь же, в изгибе окопа, погиб и Даутов. В 13 часов застава пала, а вокруг в окопах лежали трупы комсомольцев-пограничников. Они не сделали ни шагу назад.
Котляр дополняет воспоминания Бессалова:
— Нам приходилось все труднее, но мы не отступали. Я бил из своего «Максима» по флангу. Амортизаторы полопались, кожух пробит, ленты на исходе. Вражеская пехота отошла, и фашисты решили сравнять нас с землей, открыли беглый огонь из пушек и минометов…
Когда артиллерийский огонь прекратился, гитлеровцы смогли занять заставу. В полузасыпанных песком окопах они нашли кроме трупов лишь несколько оглушенных, тяжелораненых советских пограничников.
К окопу подошел гитлеровский офицер и сказал что-то хриплым голосом сопровождавшим его автоматчикам. Те бросились вытаскивать из окопов уцелевших пограничников. Офицер ткнул пальцем в петлицу Котляра и спросил на скверном русском языке:
— Вы есть сержант? Вы мне будет говорить правду. Здесь был по крайней мере батальон. Куда ушли остальные?
— Можете искать подземный ход, — угрюмо ответил Котляр, чувствуя, что теряет сознание.
Офицер досадливо махнул рукой и прохрипел что-то другому офицеру, пожилому, мешковатому, и удалился в сопровождении автоматчиков. Мешковатый, больше похожий на конторского служащего, был назначен начальником конвойной команды: Котляр, Воробьев, Ульянов и Кириенко попросили его разрешить похоронить погибших товарищей и получили согласие. Может быть, этот офицер, в отличие от большинства своих собратьев не был лишен некоторого понятия о воинской чести и проникся уважением к стойкости и мужеству советских пограничников. Так, на поляне, изрытой воронками и вспаханной осколками снарядов, появились две братские могилы.
В ноябре 1962 года на месте гибели заставы были произведены раскопки. Принимал участие в раскопках и Бессалов. Домика лесника и других строений не сохранилось. На их месте рос молодой сосняк.
С волнением пограничники находили в песке тронутые временем и ржавчиной патроны, гранаты, предметы солдатского обихода. Вот извлекли петлицу политрука с тремя кубиками, перочинный нож, часы. Потом нашли истлевшие остатки кармана солдатской гимнастерки с авторучкой и тремя наганными патронами. По всей вероятности, авторучка и патроны принадлежали одному из сержантов, так как наганами в качестве личного оружия обычно пользовался только сержантский состав.
Недавно, по ходатайству пограничников Прибалтики и местных органов власти, имя политрука Петра Андреевича Родионова было присвоено одной из застав.
 А. ЛУКИН 
 БЕССТРАШИЕ 
 
Примерно за год до начала великой битвы на Курской дуге с одного из подмосковных аэродромов уходили в ночное небо тяжелые транспортные самолеты. За линией фронта в глубоком тылу противника отделялись невидимые с земли парашютисты. Среди них находились чекисты Владимир Григорьевич Фролов, Виктор Кочетков, Постоногов и другие добровольцы. В составе шестой по счету группы оставили борт самолета полковник Медведев и автор этих строк — его заместитель по разведке.
Вскоре все группы собрались, с боями прошли в заданное место и обосновались в лесах под Ровно.
Первое время этот отряд особого назначения старался ничем себя не обнаружить, но зато с нарастающим упорством и настойчивостью разведчики отряда, как и других партизанских групп, все глубже проникали в логово врага.
…С утра до вечера по улицам Ровно сновали немецкие офицеры всех родов войск и званий, чиновники различных ведомств, понаехавшие из Германии коммерсанты. Время от времени в толпе попадались мундиры гестаповцев, мелькали повязки полицейских. По городу круглые сутки шныряли шпики в штатском. К вечеру улицы пустели. Местные жители с наступлением темноты не имели права выходить из домов, а новые «хозяева» устремлялись в увеселительные заведения. В ресторанах и казино с шумом взлетали в потолок пробки от трофейного французского шампанского, пьяно галдели тыловые офицеры. На зеленых столах шла крупная игра. Играли на деньги, пахнувшие кровью, заработанные грабежами и насилием.
В ресторане «Дейче гофф» самой красивой официанткой считалась Лидия Лисовская. С виду ей было лет двадцать пять. Гибкая, стройная фигура. Гордое, будто точеное лицо, большие серо-голубые глаза. Великолепные пышные волосы цвета спелой ржи. Было известно, что она вдова польского капитана, говорили — даже графа. И это льстило ее тщеславным поклонникам — сынкам мюнхенских пивоваров и берлинских лавочников, ставших гитлеровскими офицерами.