Вампир Лестат
Я зашатался и в ужасе попятился. Мне вдруг показалось, что он сейчас вскочит и схватит меня за ноги. Наверное, это было вызвано тем, что я споткнулся о тарелку с остатками испорченной пищи и о кувшин, который опрокинулся и разбился, отчего по полу растеклась отвратительная лужа свернувшегося и вонючего молока.
Я вдруг почувствовал сильную боль в груди, и изо рта у меня хлынула струя крови. Чтобы хоть немного прийти в себя, я вынужден был выскочить за дверь.
Несмотря на головокружение и тошноту, я не мог отвести глаз от крови, волшебным алым цветом светившейся в отблесках факела, постепенно темневшей и уходящей в щели между плитами пола. Кровь была живой, и ее сладкий запах, словно свежая струя, ворвался в отвратительную вонь разлагающихся тел. Сильнейшая жажда заставила меня забыть о тошноте. Спина моя согнулась, и с удивительной для меня самого гибкостью я стал наклоняться все ниже и ниже.
Все это время я не переставал думать о неизвестном мне молодом человеке. Его притащили сюда еще живым, и пища, испорченные остатки которой я видел, служила либо для поддержания его сил, либо для того, чтобы пытать его голодом. Он умер, запертый в подземелье вместе с гниющими трупами, сознавая, что обречен вскоре стать одним из них.
Господи! Как можно вынести подобные муки? Ужасные мучения! Скольким еще юношам с такими же светлыми волосами и голубыми глазами пришлось испытать то же самое?
Я уже стоял на коленях, все ниже и ниже наклоняя голову. В левой руке я продолжал сжимать факел, а мой язык непроизвольно высунулся изо рта и стал походить на шевелящегося слизняка. Вот он уже коснулся пола, лизнул лужицу крови… Непередаваемое, восхитительное ощущение! Удовольствие, переходящее едва ли не в экстаз!
Неужели я это делаю? Неужели это я слизываю с пола кровь в какой-нибудь паре дюймов от горы трупов? Неужели это мое сердце замирает от восторга рядом с мертвым телом мальчика, которого Магнус притащил сюда точно так же, как притащил меня? Рядом с мальчиком, обреченным на смерть вместо вечного бессмертия?
Я все лизал и лизал. В колеблющемся свете факела комната то освещалась, то вновь погружалась в темноту. Волосы покойника касались моего лица, а похожий на осколок хрусталя глаз неотрывно смотрел на меня.
Почему же я избежал участи быть заключенным в это подземелье? Какое испытание удалось мне выдержать, чтобы не трясти сейчас эти толстые решетки и не кричать от ужаса, чтобы не испытывать того кошмара, который охватывал меня в комнатке деревенского кабачка, словно провидение подавало мне тревожный сигнал?
Меня колотило, руки и ноги дрожали. И тут я услышал какой-то ужасный звук, но не сразу понял, что звук этот – мой собственный душераздирающий крик, вырвавшийся из самых глубин моего существа, такой же завораживающий, как и вид алой крови, голубых глаз юноши, как поблескивание в свете факела шевелящихся червей и крыльев насекомых.
Отбросив в сторону факел, я пятился на четвереньках, пока вновь не наткнулся на оловянную тарелку и разбитый кувшин. Вскочив наконец на ноги, я бросился по лестнице наверх, с грохотом захлопнув дверь темницы. Мой отчаянный дикий крик уносился к самой верхушке башни и, казалось, достигал неба.
Эхо его отдавалось от каменных стен, еще больше усиливаясь и буквально оглушая меня. Но я не в силах был замолчать.
В конце концов я заметил, что сквозь узкие бойницы и зарешеченные окна в башню проникает бледный свет холодного утра. Крик сам собою затих. Я увидел, как засветились камни стен и все окружающие меня предметы, и почувствовал, что струящийся потоком свет обжигает мне веки.
Времени на размышления не оставалось, и я помчался во внутренние покои.
Когда я наконец выбрался из узкого прохода, комната была освещена тусклыми пурпурными лучами утра. Казалось, что заполняющие сундук драгоценности пришли в движение, и их сияние буквально ослепило меня. Я торопливо поднял крышку саркофага.
Быстро скользнув внутрь, я поставил крышку на место. Болезненные ощущения на коже лица и рук исчезли. Теперь я был в безопасности. Я лежал совершенно неподвижно и, постепенно забывая о своих бедах и горестях, погружался в бездонную пропасть бесконечной тьмы.
Глава 7
Меня разбудила жажда.
Я мгновенно вспомнил, где нахожусь и кем я теперь стал.
Меня уже не мучили сны о холодном белом вине, прохладных на ощупь яблоках и зелени деревьев и травы в отцовском саду.
В темноте узкого пространства гроба я провел языком по зубам и почувствовал, что клыки мои чрезвычайно велики и остры как ножи.
В башне кто-то был, и, хотя этот смертный еще не приблизился к двери внешнего помещения, я мог читать его мысли.
Я ясно ощутил его напряжение и беспокойство при виде незапертой двери на лестницу. Такого никогда раньше не случалось. Я почувствовал его страх, когда он увидел на полу обугленные головешки, и услышал, как он испуганно позвал: «Хозяин?!» Я понял, что это слуга, и в то же время догадался, что он коварен и вероломен.
Способность слышать его тайные, невысказанные мысли взволновала и заинтересовала меня. Но что-то меня при этом очень беспокоило… Его запах!..
Приподняв тяжелую крышку каменного саркофага, я выбрался наружу. Запах был очень слабым, но противостоять его притягательности я не мог. Он напоминал мне мускусный запах первой в моей жизни продажной девки, в чьей постели я оказался, чтобы удовлетворить юношескую страсть. Я вспомнил и о восхитительном аромате жареной оленины, и о том, какой восторг он вызывал после многих и многих дней нестерпимого голода в иные зимы. Он был восхитителен, как запах вина нового урожая, свежих яблок или чистой воды несущихся с гор потоков, которую я в жаркие летние дни пил пригоршнями.
Должен признаться, что этот запах казался мне во сто крат чудеснее и вызывал у меня острый, почти животный аппетит.
Я с легкостью, словно плывя в темноте, преодолел туннель, вытолкнул закрывавший его камень и оказался во внешней комнате.
Я увидел перед собой побледневшего от ужаса смертного.
В голове этого высохшего, худого и слабого старика путались разнообразные мысли и предположения. Я понял, что он служит одновременно конюхом и кучером, но не был уверен в правильности своих догадок.
И тут меня обдала его жаркая злоба по отношению ко мне. В его преступных намерениях не оставалось никаких сомнений. Пока он внимательно оглядывал меня с головы до ног, в душе его кипела бешеная ненависть. Это он раздобыл и принес великолепную одежду, которая была на мне. И именно он присматривал за несчастными узниками подземной темницы, пока они были еще живы. Почему же, вопрошал он в безмолвной ярости, я сейчас не там?
Как вы догадываетесь, моя любовь к нему от подобных мыслей не возросла. Больше того, я готов был убить его голыми руками.
– Где хозяин? – в отчаянии спросил он. – Где мой господин?
Интересно, за кого принимал он своего хозяина? Наверное, считал его чародеем при королевском дворе. Но теперь власть и могущество перешли ко мне. И этот человек явно не обладал какой-либо полезной для меня информацией и ничего интересного рассказать не мог.
Как только я, хоть и против его воли, узнал все это, внимание мое переключилось на пульсирующие вены, выступающие под кожей его лица и рук. Исходящий от него запах буквально сводил меня с ума.
Я чувствовал тихое биение его сердца и явственно представлял себе, какова может быть на вкус его кровь. При одной мысли о том, как эта теплая густая кровь станет растекаться по моим венам, меня захлестнуло предвкушение восторга.
– Твой господин умер, он сгорел, – пробормотал я, медленно приближаясь к нему и удивляясь равнодушию в своем голосе.
– Не может быть, вы лжете, – ответил он и обвел взглядом почерневшие стены, потолок, двери.
Он был вне себя от ярости, и злоба его ярким светом пульсировала перед моими глазами. Я отчетливо чувствовал его горечь, отчаяние, то, как он лихорадочно размышляет над моими словами.