Неукротимая любовь

Он был удивительно элегантен в голубом сюртуке с лацканами из синего атласа. Галстук его был ослепителен, а пуговицы жилета, украшенные сапфирами и алмазами, сверкали в лучах тонких свечей.
Войдя в небольшой салон, примыкавший к столовой, Фортуна подумала, как не соответствует обстановке ее наряд. Платье почистили, но оно помялось после долгого путешествия и выглядело убого.
Правда, миссис Денверс нашла для нее кружевную муслиновую косынку, которую Фортуна набросила на плечи, а волосы ей причесали и уложили в модную прическу. Но когда она вбежала в комнату, маркизу бросилась в глаза не ее одежда, а сияющие глаза, улыбка на устах и ямочки на щеках.
— Я опоздала? — зачем-то спросила она. — О, прошу вас, не ругайте меня. Я боялась, что вы не станете меня ждать, но я никак не могла прийти пораньше. Ваши слуги обступили меня и засыпали вопросами — я не могла уйти, не поговорив с ними.
— Мои слуги? — изумленно спросил маркиз.
— Да, все те, кто знал Гилли, — объяснила Фортуна. — Оказалось, что миссис Денверс очень хорошо ее помнит — ведь они были подругами. Ваши горничные и дворецкий Чамберс тоже помнят ее. Он рассказывал мне, как Гилли однажды вылечила его от ревматизма с помощью травяного отвара, который она сама приготовила.
— Я помогал ей готовить, и, когда Чамберс жалуется на свой ревматизм, я делаю ему эти отвары.
— Я уже шла в столовую, когда миссис Денверс сказала, что повар, который служит у вас уже тридцать пять лет, очень обидится, если я не заскочу на кухню и не повидаюсь с ним. Все они так много хотели рассказать мне, а я им, но Чамберс сказал, что его светлость, наверное, уже кипит от гнева. И тогда я убежала.
— Очень мило с вашей стороны, — сказал маркиз, но в его тоне не было слышно привычного сарказма.
— Значит, вы не сердитесь на меня? — умоляющим голосом спросила Фортуна.
— Я рассержусь, если вы своей болтовней испортите мне обед, — ответил маркиз, и Фортуна, улыбаясь, произнесла:
— Постараюсь не испортить. А вдруг я расскажу что-нибудь интересное?
Ответить маркиз не успел. Двери в столовую распахнулись, и Чамберс зычным голосом объявил:
— Обед подан, милорд.
— Вот видите! — воскликнула Фортуна. — Всего на пять с половиной минут позднее обычного.
Не ожидая ответа маркиза, она пошла впереди него в столовую. Она не шла, а плыла, и в посадке ее головы было столько изящества, что маркиз, следуя за ней, совсем позабыл, что ожидание этой деревенской девчонки разозлило его до крайности.
В столовой прислуживали четыре лакея, а стол, освещенный двумя огромными канделябрами, был украшен золотым орнаментом. В вазе стояли пурпурные и белые орхидеи. Фортуну охватил благоговейный страх.
— Какая роскошь, — робко произнесла она, немного придя в себя. — Вы всегда здесь обедаете?
— Когда бываю дома, — ответил маркиз с привычным выражением скуки на лице, — что случается, уверяю вас, довольно редко.
— Я польщена, — сказала Фортуна, — что из-за меня вы сегодня остались дома. Ведь это же… из-за меня, правда?
— Правда, — кратко ответил маркиз.
— Впрочем, я вижу, что подобная перспектива вас, в отличие от меня, не очень радует, — задумчиво произнесла Фортуна. — Значит, я должна постараться вас развлечь. Только как мне это сделать? Я ведь совсем не разбираюсь в тех вещах, которые интересуют вас. — Она озабоченно взглянула на маркиза и вдруг свела вместе ладони. — Какая же я глупая! Гилли всегда внушала мне, что мужчины больше всего на свете любят говорить о себе. «Эта тема им никогда не наскучит, — говаривала она. — Заведи с мужчиной беседу о нем самом, и он будет доволен». Так что теперь я знаю, что делать. Я буду расспрашивать вас о вашей жизни, и вам не будет со мной скучно.
На мгновение воцарилась зловещая тишина.
И вдруг Чамберс изумился так сильно, что чуть было не выронил из рук серебряное блюдо, — впервые за много лет его хозяин смеялся!
  
Глава 3
 
Маркиз, управляя парой великолепных гнедых, запряженных в его фаэтон, проехал ворота Стэнхоуп и оказался в парке. Он был необыкновенно элегантен в своей лихо заломленной высокой шляпе и шейном платке, завязанном совершенно новым замысловатым узлом. Маркиз знал, что молодые франты, увидев этот узел, еще до исхода дня напустятся на своих камердинеров, коря их за то, что они сами до него не додумались.
Весь бомонд, а также менее значительные персоны, катающиеся в экипажах, верхом на лошадях или просто прогуливающиеся в парке, следили не за маркизом и его великолепными лошадьми, которых они уже много раз видели, а за его спутницей.
Алистер Мерил был прав, когда говорил, что швеям мадам Иветт придется работать всю ночь. Платье Фортуны прибыло всего лишь за несколько минут до того, как она спустилась вниз и отправилась на прогулку.
И хотя у нее почти не было времени хорошенько рассмотреть себя в зеркале, она поняла, что чутье парижанки не подвело Иветт — это Фортуна увидела по глазам маркиза, медленно спускаясь к нему по лестнице.
Только француженка могла додуматься до клубнично-розовой атласной шляпки, оттенявшей белизну волос Фортуны и в то же время подчеркивавшей расцветающую красоту юной девушки, подобную бутону дамасской розы. Платье с высокой талией было обшито по вороту полоской кружев; точно такие же кружева украшали и манжеты, а цвет лайковых перчаток гармонировал с платьем.
Фортуна была так хороша, что даже вышколенные лакеи в холле, позабыв на мгновение о том, что их учили никогда не демонстрировать своих чувств, взглянули на нее с одобрением.
— Вы довольны? — спросила озабоченно Фортуна.
— Я вижу, что Иветт в точности выполнила мой наказ, — был ответ маркиза.
И только тогда, когда они отъехали от дома и двинулись к площади, Фортуна решилась задать маркизу вопрос:
— А какой наказ вы дали мадам?
— Есть ли на свете женщина, которую не интересует ее внешность! — воскликнул маркиз. — Но раз уж вам интересно, то я скажу, что велел Иветт сделать так, чтобы вы выглядели блестяще.
— Надо думать, это вам влетело в копеечку, — тихо произнесла Фортуна.
— Я уже говорил вам, что это не имеет никакого значения, — ответил маркиз.
Немного помолчав, Фортуна спросила:
— А вы вчера вечером выиграли?
Маркиз быстро взглянул на нее.
— Откуда вы знаете, что я играл в карты, ведь вы отправились спать? — спросил он. — Кто вам сказал?
Фортуна тихонько рассмеялась.
— Вы и вправду думаете, что ваша прислуга ничего не замечает? — спросила она. — Естественно, слуги знают все. Гилли всегда говорила мне, что от них ничего нельзя скрыть. Сегодня утром ко мне в комнату вошла горничная и, раздвинув шторы, сказала: «Прекрасное утро, мисс, к тому же его светлости вчера повезло в картах».
На лице маркиза отразилось изумление.
— А я и не знал, что мои слуги так хорошо осведомлены о моих делах и интересуются ими.
— Разумеется, интересуются, — заметила Фортуна. — Неужели вы не понимаете, что они вас любят?! Я слышала, что ваши предки всегда были очень добры к тем, кто из поколения в поколение служил в вашем замке. А миссис Денверс говорит, что лондонские слуги тоже очень любили ваших родителей.
— Да, миссис Денверс со мной уже давно, — ответил маркиз. — Сколько я себя помню, она была у нас.
— Тогда почему же вы думаете, что ей безразлично, что происходит с вами и чем вы занимаетесь? — спросила Фортуна. — Да все ваши слуги очень переживают за вас. Сегодня утром миссис Денверс рассказала мне, что, когда случилось несчастье и ваш отец был подло обманут герцогом, они все очень расстроились. Но не потому, что боялись потерять место, а потому, что их потрясло то горе, которое свалилось лично на вас.
У маркиза, похоже, случилась какая-то заминка с лошадьми. Он не ответил, а Фортуна продолжала:
— Как я уже говорила, они вас любят, и потому очень обрадовались, узнав, что вы вчера выиграли.
— Значит, вы задали мне вопрос, уже зная на него ответ? — спросил маркиз.