Богоубийство (СИ)

В ее глазах… он видел жизнь. Она боролась. Он видел ее борьбу ради него и ради их будущего ребенка. Он никогда не забудет того, каким был ее взгляд. Таким понятливым… и обреченным… словно последним… осознающим свой конец.
Почти всю ночь тело Мерилу боролось с тем, чтобы не испустить свой дух, и не оставить Стефана одного, без двух самых бесценных жизней. И тщетность этой борьбы Стефан искренне не хотел вспоминать, все же часто думая об этом.
Сидя у могилы Мерилу, он стоически переводил взгляд и смотрел на могилу своего не рожденного сына – Роберта. Так он назвал его, когда хоронил его отдельно, но рядом с его матерью. Прикусив губу от желания расплакаться, он возвел глаза к небу, пытаясь сдержать слезы, понимая, что ими ничему не помочь. Задавал один и тот же вопрос о том, почему же он не погиб, и почему же он не в могиле, словно взывая к смерти, зная, что у нее свой черед. И до чего же больно признавать ввиду своего мировоззрения, что рая нет. Что в нем нет Мерилу. Что там не будет и его. Он ее не увидит. Больше никогда. Никогда он не обнимет ее за живот.
И храня свой личный ад в собственном сердце, он принимал единственную тешившую его мысль о том, что хотя бы может общаться лишь с ее могилой, с ней в гробу, пока жив сам. Поскольку признавал, что человек после смерти попадает лишь туда. И больше никуда.
* * *
Поздно вечером Льюис прислал Стефану сообщение на пейджер. В нем говорилось о том, чтобы Стефан как можно скорее заскочил к нему сегодня. В субботу. Видимо, до понедельника не подождет, раз уж он упомянул Робинсона в сообщении.
Стефану очень не хотелось подниматься со стула, сидя за печатной машинкой. Совсем недавно он стал пробовать себя писателем. Скорее для себя. И скорее – снова. Он не относился к этому столь серьезно. Скорее – с не покидающей его ностальгией того юношеского порыва, который подавно захоронил в себе. Видимо, не совсем. Грела его одна идея…
Первые строки давались ему очень тяжело. И, собственно, сообщение Льюиса делало его попытку удачно начать свою задумку невозможной на данный момент. Он чувствовал что-то неладное. Ему пришлось отложить свою попытку, как следует прочувствовать себя писателем романа, судя по уже угасшему рабочему настрою на сегодня.
Научные статьи, тезисы, и одна еле нацарапанная монография, посвященная немецкой классической философии – то чего добился Стефан, и то, чего ему уже не хватало для того, чтобы самовыразиться в блужданиях собственного интеллекта. Все эти семинары, лекции, конференции – на них особо не выскажешься. Не более, чем дозволено. А ведь он на самом деле любил литературу всегда. Будучи студентом, Стефан много читал. Был одним из немногих студентов, который прочитал полностью «Войну и мир» Льва Толстого, «Братьев Карамазиных» Федора Достоевского, «Улисса» Джеймса Джойса – произведения, которые ни один его сокурсник до конца прочитать не смог. Он обожал огромные романы. Иногда Стефан утрировал это, вспоминая, как и сам пробовал тогда начать писать большой роман. Но уже толком не помнил, почему так и забросил его, едва начав. Возможно потому, что влюбился в Мерилу…
Сейчас же ведя активную научную и преподавательскую деятельность, он старался вспомнить себя былого, возродить в себе этот интерес. Воздвигнуть, соединив писательский порыв с философской деятельностью, настоящий философский роман современности. С долей психологии, естественно. Ее Стефан также всегда любил.
Выдохнув сдержанно, но с долей досады о потерянных мыслях, Стефан предпринял попытку записать некоторые мысли в блокнот, оставив начатый лист в печатной машинке. Он заставил себя подняться со стула и пойти одеться, поскольку не мог проигнорировать категоричный посыл его друга, и излишне промедлить, представляя, как тот ожидает его. А он очень не любил заставлять ждать людей, будучи пунктуальным человеком.
Льюис жил в нескольких кварталах от него. И Стефану не потребовалось бы много времени на преодоление расстояния между ними. Выйдя в коридор, он больше переживал о том, что большую часть времени у него сейчас отнимет миссис Трефан.
Так и случилось. Ожидаемый им скрип двери за спиной раздался, и он не спеша повернул ключ в дверном замке, перед тем, как обернуться на ее слова:
- Стефан, что-то случилось? – обеспокоенный голос прошел сквозь его спину.
- Эмм… Пока не знаю, - задумчиво ответил Стефан, и не соврал, ведь действительно, не знал же.
Он хотел как можно быстрее закончить с ней разговор, заведомо зная, что не получится. То ли у него – отказать в поддержании этого разговора. То ли у нее – ничего не спрашивая, закрыть дверь. Однажды чуткость этой женщины спасла ему жизнь. Он каждый раз напоминал себе об этом, стараясь не относиться к ней предвзято в такие моменты. Она ведь тоже живет одна. Ее понять можно. Но ее нужно было вынести. Этому Стефан учился до сих пор.
- Куда ты собрался? – допытывала она. - Уже пора спать ложиться, а ты идешь куда-то. Ты к проститутке?
- Что? – удивился Стефан.
- Куда можно идти в такое время?
- Не беспокойтесь, я услугами проституток не пользуюсь.
- Да, знаю я, что парень ты хороший! К другу, значит?
- Да, к нему.
- И надо же так затемно? Что-то случилось? До утра не подождет?
- Миссис Трефан, я не понимаю, почему вы так беспокоитесь? Разные обстоятельства могут быть у людей!
- Уже поздно. На тебя могут напасть. Наркоманы ходят. Ты, надеюсь, не один из них?
Стефан снова искренне удивился, но постарался толерантно улыбнуться, взяв во внимание, какие телепередачи о маргиналах и убийцах любит смотреть миссис Трефан по вечерам, накручивая себя здесь в коридоре при виде соседа, но спокойно выключая свет у себя в комнате перед сном, пусть и чутким, но явно не из-за жутких телепрограмм.
- Вовсе нет, - спокойно ответил он. – И вы знаете это.
- Да, знаю, - вздохнула она. - Но вот посмотришь, как у людей в семьях. Мать родного сына не знает, чем занимается, вот так вот уходя на ночь глядя. А я же беспокоюсь… Видишь людей каждый день, разговариваешь с ними, заботишься о них, а потом оказывается, что вовсе и не знаешь суть этих людей. Их истинное лицо. Их спрятанную душу.
Стефан полностью поддерживал все, что говорила миссис Трефан, давая ей понять это улыбкой и кивками головы. Пусть и говорила она вещи совершенно очевидные для него. И почему у него поднималось настроение, когда он общался с ней? При этом, желая убежать от нее? Стефан еще долго будет спрашивать себя об этом. А пока, он уже убегал к своему другу, под сопровождающий его голос миссис Трефан:
- Будь осторожен, мальчик мой! И возвращайся настолько быстро, насколько сможешь! Не задерживайся допоздна!
- Не волнуйтесь, миссис Трефан! Со мной все будет хорошо. Помните об этом, ложась спать. Сон – это здоровье, - чуть обернувшись на бегу, отозвался Стефан, и послал воздушный поцелуй, зная, что это потешит и успокоит милую старушку.
Иногда он представлял себе ее молодой. Какой красивой она была еще лет двадцать тому назад – верной женой, ответственной матерью. Но сейчас он выбегал из подъезда, и ему некогда было думать об этом больше, чем смог.
Душевно вдыхая петрикор, Стефан шел по тротуару вдоль широких клумб маленького сквера, обойдя который, он и выходил на частный сектор, в котором жил Льюис. Как же он любил этот запах, вдыхая его глубоко и размеренно. Он ассоциировался у него с тем, что весна понемногу вступает в свои силы. А он, наслаждаясь (пока что еле ощутимым) потеплением, тешил себя мыслями о лете, которое он также любил в противовес ненависти к зиме. Не любил он ее.
Льюис жил в довольно крупном, мансандровом доме. Правда, дом этот был его родителей. Внешний вид этого дома визуально делал его хозяина чуть богаче на вид, чем он был на самом деле. А то, что он жил в нем один, и вовсе делало Льюиса бесценным кадром для провинциальных дам, пусть и все местные его уже давно знали. Поэтому, Льюис любил иногородних дам. И поэтому, Стефан позвонил в дверной звонок довольно кротко, не настойчиво. Ведь он всегда не был уверен на все сто, один ли Льюис дома, или с кем-то. И не важно, что он прислал это сообщение двадцать минут назад.