Джангар

 
 
Время некоторое прошло,
 
Сел на Аранзала герой —
 
Хонгор, прозванный Алым Львом,
 
Попросил Мингйана герой
 
За высокой остаться горой
 
И помчался горным путем.
 
Белую перевалив Эрклю,
 
Хонгор подъехал к покатой горе
 
Цвета стекла — беловатой горе,
 
Алый стяг развевался там,
 
Алый стяг отражался там,
 
Словно радуга в небесах,
 
Под которым шли войска —
 
Тьмы тюменов, земля им узка!
 
В маленького ребенка тогда
 
Хонгор себя самого превратил,
 
А коня в жеребенка тогда
 
В двухгодовалого превратил
 
И подкрался к богатырям
 
Боковой незаметной тропой.
 
Барсы беседу вели меж собой.
 
 
 
Вот что подслушал исполин:
 
«У океана отважным Гюмбе
 
Я завладею», — сказал один.
 
«Заполучу я в плен Шикширги.
 
Все владенья Менген Шикширги,
 
Что над сахарно-белой рекой,
 
Станут моими», — сказал другой.
 
Третий, Шовто Хара, сказал:
 
«Хонгра я захвачу живьем,
 
В жены возьму его Герензал!»
 
 
 
Скрежетаньем зубов коренных,
 
Клокотаньем отваг молодых,
 
Запертых в необъятной груди,
 
Закипевших в булатной груди, —
 
Хонгор ответил на эти слова.
 
Принял он истинный облик свой,
 
Обнажил он меч боевой,
 
Бурей неистовой поднялся,
 
Выворачивающей леса,
 
На знаменосца напал, крича,
 
Сбил его с ног взмахом меча.
 
Выхватил Хонгор вражеский стяг
 
И поскакал к уступам седым.
 
Вот уже близко Эрклю-гора!
 
Но богатырь Шовто Хара
 
Поскакал в погоню за ним,
 
И на скате горы нагнал,
 
И в лопатку бердыш вогнал.
 
 
 
Семьдесят пуговиц грозной брони
 
(Плотно застегнуты были они)
 
Разлетелись, пылая, как жар.
 
Был воистину страшен удар,
 
Но беспримерный, верный скакун,
 
Ловок, увертлив был Аранзал.
 
С быстротою серны скакун
 
Алого Хонгра к Мингйану примчал.
 
И Мингйану Хонгор сказал:
 
«Эту жалкую тряпку возьми, —
 
И на вражеский стяг указал, —
 
Джангру в подарок ее передай.
 
Знай: пока не придет наш народ,
 
Ни один из врагов не уйдет!»
 
И вернулся на перевал.
 
 
 
Налетел на Шовто Хара,
 
Исполина с седла сорвал,
 
На вершину горы швырнул.
 
Аранзала назад повернул
 
И Нярин Улана догнал.
 
В великана пику вогнал.
 
Тот припал головою к земле,
 
Еле-еле держась на седле.
 
Ухватив его за улву
 
И к себе прижав до поры,
 
Алый Хонгор, подобный льву,
 
Поскакал на вершину горы.
 
 
 
В это время прекрасный Мингйан
 
Прибыл в свой богатырский стан,
 
Где сидели Джангровы львы.
 
Он сошел у ворот бумбулвы,
 
Распахнул двенадцать дверей, —
 
Зачастил колокольчиков звон…
 
Восседал на престоле нойон,
 
Слушал песню богатырей.
 
И Мингйан, отвесив поклон,
 
Джангру знамя врага преподнес.
 
 
 
Тут закричала Джангрова рать:
 
«Видимо, Хонгор в борьбу вступил!
 
Как же нам быть?
 
На врага пойдем —
 
Нас разгромит мангасская рать.
 
Если же мы на врага не пойдем —
 
Можем Хонгра мы потерять».
 
 
 
Колебались Бумбы сыны,
 
Обсуждали дело войны,
 
Спорили, гудели там,
 
Так прошло три недели там,
 
Но к соглашенью бойцы не пришли.
 
 
 
Биться за честь родной земли
 
Джангар повелел наконец!
 
Сев на рыжего жеребца —
 
Это был Аранзала отец —
 
Выехал Джангар Богдо из дворца
 
И шесть тысяч повел за собой
 
Истинных, смелых богатырей.
 
Ратники мчались мысли быстрей.
 
Пестро-желтый стяг боевой
 
С украшениями на древке
 
Реял у знаменосца в руке.
 
 
 
Хонгор, края бессмертного сын,
 
С целым войском сражался один.
 
Бил врагов неустанно он.
 
На Догшон Мангна-хана он,
 
Как на жертву алчущий лев,
 
Наконец, напал, осмелев.
 
Отпрянул от Хонгра Мангна-хан,
 
И глянул на Хонгра Мангна-хан,
 
И, назад отодвинув шлем,
 
Обнажил он могучий лоб.
 
Хонгор ударил мечом сплеча,
 
В лоб угодил, — глядит: от меча
 
Брызги пламени летят,
 
И в четыре пальца длиной
 
Отломился кусок стальной.
 
 
 
Но не сдвинулся Мангна-хан,
 
Не почувствовал великан
 
Прикосновенья меча ко лбу.
 
Хонгор тогда прекратил борьбу,
 
Аранзала назад повернул.
 
 
 
Но Догшон Мангна-хан натянул
 
Свой закаленный, зеленый лук,
 
Величиною с косяк дверной,
 
И стрела полетела вдруг
 
И вонзилась в хребет спинной.
 
Хонгор наземь свалиться мог,
 
С конского крупа уже сползал,
 
Но скакун исполину помог,
 
Быстро унес его Аранзал
 
И примчал на вершину вновь.
 
Хонгор выбрал глубокий лог,
 
С Аранзала сошел и лег
 
Извергая горячую кровь.
 
 
 
Прибыл с войском Джангар-нойон,
 
Остановился перед горой…
 
В левое стремя отвесил поклон
 
Савар, Тяжелорукий герой,
 
Сидя на Лыске своем, попросил:
 
«Я нахожусь в расцвете сил,
 
Лыско — в расцвете быстроты.
 
Вашей жажду я доброты:
 
Разрешите мне, Джангар, сейчас
 
Мангна-хана коснуться рукой!»
 
Вновь попросил и в третий раз, —
 
Джангар не вынес мольбы такой
 
И на хана позволил напасть.
 
 
 
Савар поднял свой пестрый бердыш,
 
Свой десятиострый бердыш,
 
Излучавший десять пламён,
 
Рассекавший ханов племён, —
 
И бросился наперерез врагу.
 
Но Мангна-хан на всем бегу
 
Остановиться решился вдруг.
 
Это — воистину смельчак!
 
Отодвинул назад шишак, —
 
Мощный лоб обнажился вдруг:
 
Был теперь под ударом он!
 
Савар молвил: «Время — мое!»
 
(Слыл героем недаром он.)
 
Встал, опершись на стремя свое, —
 
Прямо в лоб угодил бердышом!
 
Но Мангна-хану бердыш — нипочем,
 
У Мангна-хана сила своя!
 
Только пламени брызги летят,
 
И расплющены лезвия.
 
 
 
Савар Лыску погнал назад,
 
Чтобы спрятаться в лоне горы.
 
Но героя на склоне горы
 
Мангна-хан свирепый нагнал,
 
Меж лопаток секиру вогнал, —
 
Заскрипел спинной позвонок.
 
К счастью, Лыско был быстроног,
 
Савра, чуть живого, унес
 
И примчал его на утес,
 
Где могучий Хонгор лежал,
 
Где живучий Хонгор лежал.
 
 
 
И двенадцать богатырей
 
Тороками своих коней
 
Вытащили из Хонгра стрелу.
 
Разом ухватистый Хонгор встал,
 
Джангра приветствовать поспешил.
 
 
 
Сын Булингира, славный Санал,
 
Так повелителю доложил:
 
«Совершенства когда, наконец,
 
Зрелой жизни достиг мой отец, —
 
Булингира я сына лишил,
 
И нойоншу, несчастную мать,
 
Как бурханы, прекрасную мать,
 
Я достойных поминок лишил.
 
Дорогую жену свою
 
Я супруга нежданно лишил,
 
И родную страну свою
 
Я разумного хана лишил,
 
И за вами последовал я.
 
И ни разу не сетовал я.
 
Так позвольте же мне метнуть
 
Крепкий дрот Мангна-хану в грудь!»
 
 
 
«Хорошо!» — повелитель сказал.
 
Натянул катаур Санал,
 
На коне помчался вперед
 
И метнул золоченый дрот.
 
Извернулся чалый Манзан,
 
Ловкий сделал он поворот, —
 
Мимо хана пронесся дрот
 
И вонзился в тело земли…
 
 
 
Тут нойона досада берет:
 
«Это дело не нравится мне,
 
Надо с дьяволом справиться мне!»
 
И нойон золоченый дрот
 
Устремил на Манзана тогда.
 
Тот кружится то взад, то вперед,
 
Все увертки пускает в ход.
 
Но свирепого хана тогда
 
Джангар поднял на дроте своем,
 
Разлучил Мангна-хана с конем.
 
 
 
Поднимая отвагу в Богдо,
 
Крикнул Бумбы могучий народ:
 
«Не упускал еще наш Богдо
 
Воина, поднятого на дрот!»
 
Но и мангасская рать орет:
 
«Как бы ни был крепок ваш дрот,
 
Наш владыка справится с ним
 
И сломает рывком одним!»
 
Услыхал эти клики Мангна.
 
И свиреполикий Мангна
 
Разломал на двенадцать частей
 
Золоченый дрот боевой.
 
 
 
Голос вдруг загудел громовой,
 
Это Хонгор вскричал, сам не свой.
 
Так могуче вскричал богатырь,
 
Что земли задрожало лицо,
 
Лопнул старый желчный пузырь
 
У лисицы, лежавшей в норе.
 
Хонгор двинулся вниз по горе,
 
Желтых барсов позвал за собой.
 
С Мангна-ханом вступил он в бой.
 
Храбро бился лютый мангас,
 
Но, со всех окруженный сторон,
 
Был захвачен в путы мангас —
 
Наконец Мангна-хан побежден!
 
 
 
Выступил Алый Хонгор вперед:
 
«Тысячу лет и один год
 
Будьте подвластной Джангру страной
 
На Мангна-хана всей пятерней
 
Бумбы родной наложил он печать,
 
Прочь отпустил мангасскую рать».
 
 
 
А могучие Джангровы львы
 
Поскакали к вратам бумбулвы.
 
Вскоре, достигнув башни своей,
 
Спешились полчища богатырей
 
У чешуйчатых светлых дверей.
 
Распахнули их поскорей —
 
Зачастил колокольчиков звон.
 
Джангра ввели, под локоть держа,
 
На золотой усадили трон,
 
Где сиял он, подобно луне
 
Ночью пятнадцатого числа.
 
Черной рекой арза потекла,
 
Начался пир в нетленной стране,
 
В честь небывалой победы пир,
 
В честь несравненного Хонгра пир,
 
Возвратившего родине мир.
 
Джангар, исполненный счастья, сидел,
 
Точно мирских и духовных дел
 
В руки свои вернул он бразды.
 
И, победой своей горды
 
Над могучим и страшным врагом,
 
Силачи восседали кругом.
 
Чаши кипели, браги полны,
 
Радостно пели Бумбы сыны.