Джангар

 
 
Оседлав боевых коней,
 
С быстротой великой тотчас
 
Оба помчались в латах своих,
 
В одеяньях богатых своих,
 
И Шикширги настигли как раз,
 
Когда он судьбой наказан был,
 
Когда ясновидцем связан был,
 
Когда его дорогого коня
 
Уводил Алтан Цеджи…
 
 
 
Увидал Алтан Цеджи:
 
Мчатся могущественные друзья.
 
«Мне бороться с ними нельзя,
 
Буду сразу же побежден.
 
Если соединился нойон
 
С Хонгром, — драться напрасно мне,
 
Надо сдаваться, ясно мне!»
 
 
 
И ясновидец, так сказав,
 
Ноги Менген Шикширги развязав,
 
Навстречу всадникам поскакал.
 
Чумбуры серебряные растянув,
 
Железом из лучших желез застегнув,
 
Сталью из лучших сталей согнув
 
Стройные ноги своих бегунцов,
 
Четверо славных храбрецов
 
Для беседы сошлись мужской.
 
Важный, величественный Цеджи
 
С речью к ним обратился такой:
 
 
 
«Только вот этому Джангру Богдо
 
Семь исполнится юных лет,
 
С ним сравниться не сможет никто.
 
Силой своей удивит он свет.
 
Сонмы врагов раздавит он.
 
Имя свое прославит он.
 
Станут пред ним трепетать враги,
 
Счастливы станут народы его.
 
Слушайте, Менген Шикширги!
 
 
 
В эти прекрасные годы его
 
Обручите с ханшей Шавдал.
 
Перейдите в подданство к нему.
 
Передайте все ханство ему,
 
Все мирские свои дела,
 
Все святые свои дела.
 
И когда великий нойон
 
Соберет на пир племена,
 
В радости вечной пребудет он,
 
В изобилье пребудет страна.
 
Мне тогда поручит нойон,
 
Мне, Алтану Цеджи, возглавлять
 
Правую сторону богатырей.
 
И прекрасный, как ясный сон,
 
Будет Хонгор тогда возглавлять
 
Левую сторону богатырей.
 
Сорок мы покорим держав.
 
В руки свои навеки взяв
 
Все дела вселенной всей,
 
В красоте нетленной всей
 
Бумбы величие распространим —
 
Да воссияет из рода в род!
 
И в золотом совершенстве тогда,
 
В мире, в довольстве, в блаженстве тогда
 
Заживет могучий народ».
 
 
 
Сел Алтай Цеджи на коня,
 
Поскакал бронею звеня,
 
Свой табун обратно гоня.
 
Джангар, Хонгор и Шикширги
 
С превеликою быстротой
 
К башне помчались Шикширги —
 
Тополёвой и золотой —
 
И устроили торжество.
 
 
 
И когда нойон достиг
 
Лета седьмого своего, —
 
Четыре хана в жены ему
 
Дочерей предложили своих,
 
И простые нойоны ему
 
Дочерей предложили своих,
 
Джангар и слушать их не стал,
 
Ни с чем они удалились прочь, —
 
В жены взял Ном Тегиса дочь —
 
Шестнадцатилетнюю Шавдал.
 
Взял он в руки мирские дела,
 
Взял он в руки святые дела
 
И с поры достопамятной той
 
Стал величаться в народе своем
 
Совершеннейшим сиротой,
 
Джангром, единственным в роде своем.
 
 
  
Песнь вторая
 
О том, как женился богатырь Улан Хонгр, Алый лев
 
 
 
Шумные полчища силачей,
 
Шесть тысяч двенадцать богатырей,
 
Семь во дворце занимали кругов.
 
Кроме того, седых стариков
 
Был, рассказывают, круг.
 
И красноликих важных старух
 
Был, рассказывают, круг.
 
Жены нежно-белые там
 
Тоже составили круг.
 
 
 
Словно плоды спелые, там
 
Девушки составили круг.
 
Диких степных кобылиц
 
Молока потоки лились.
 
Разливались озера арзы,
 
Радующей взоры арзы.
 
 
 
Стали красными наконец
 
Нежные глотки богатырей.
 
Загудел многоуглый дворец.
 
Желтые полчища силачей
 
Стали кичиться силой своей,
 
Озираться стали вокруг,
 
Вопрошая соседний круг:
 
«Ужели сражений для славы нет?
 
Сайгаков — и тех для облавы нет?
 
Ужели для боя державы нет?
 
Ужели врага для расправы нет?»
 
 
 
И когда, повеселев,
 
Так вопрошали богатыри,
 
Мрачен был Хонгор, Алый Лев.
 
За чашей сидел угрюмый он,
 
Молча сидел до самой зари.
 
Сокровенные думы он
 
Высказал Джангру наконец:
 
«Восемнадцать отважных лет
 
Мне уже пробило давно,
 
Джангар великий, ответьте мне:
 
Почему же на свете мне
 
Жить в одиночестве дано?»
 
 
 
Улыбнувшись, Богдо сказал:
 
«Где мой рыжий конь Аранзал?
 
Оседлайте скакуна!»
 
Выбежал преданный Бор Мангна,
 
Славный богатырь-коневод.
 
У холода прозрачных вод,
 
У бархата зеленых трав,
 
Среди бесчисленных скакунов,
 
Среди темнеющих табунов
 
Бегал, резвился рыжий конь.
 
 
 
Принялся за дело Мангна.
 
Сел на рыжего скакуна,
 
Слева направо обогнул
 
Ханскую ставку Мангна.
 
Сталью из лучших сталей согнул
 
Переднюю ногу коня,
 
А задние ноги коня
 
Железом из желез застегнул.
 
 
 
Подвел он коня к двери дворца.
 
Сорок четыре молодца
 
Придерживали бегунца.
 
Серебряный подпотник положив,
 
Шестилистый потник наложив,
 
Широкий, словно простор степной,
 
Коневод накинул седло
 
В наковальню величиной,
 
Большое, удобное седло,
 
Ущельеподобное седло!
 
Подушку положил на седло —
 
Из тибетского серебра.
 
Подпругу и катаур натянул
 
Вдоль узорчатых тебеньков.
 
Между ребрами коневод
 
Из восьмидесяти язычков
 
Сцепление натянул.
 
Так он сильно его натянул,
 
Что выступили сок и пот
 
Из восьмидесяти язычков.
 
Так он сильно его затянул,
 
Что сало на белом животе
 
Сложилось в семьдесят семь слоев.
 
 
 
Колокольчики нацепил
 
На шею и на гриву коня.
 
Очень крестец красив у коня!
 
Аранзал в крестце собрал
 
Всю грозную красоту свою.
 
Аранзал в глазах собрал
 
Всю зоркую остроту свою.
 
Аранзал в ногах собрал
 
Всю резвую быстроту свою.
 
Величественный священный хвост,
 
Восьмидесятисаженный хвост
 
Высится над крестцом, как навес.
 
Ноги, как у тушкана, стройны,
 
Уши — дивной величины,
 
Шести четвертям они равны,
 
С ножницами они сходны.
 
 
 
Вот заиграл он с солнцем-луной
 
Бархатною гривой густой,
 
Вот он запрыгал, сбруей гремя,
 
Будто копытами четырьмя
 
Землю врага хотел растоптать.
 
То в один, то в другой конец
 
Отбрасывал бегунец
 
Отборнейших конюхов-молодцов,
 
Но, резвясь, не забывал
 
О переходе трудном он:
 
Не был конем безрассудным он!
 
 
 
Гибкая, как тростинка, Шавдал
 
Надела на Джангра пышный халат.
 
Похвалил хозяйку Богдо…
 
В руке сжимал нагайку Богдо.
 
Так ее сжимала рука,
 
Что выступил из нагайки сок.
 
Из шкуры трехлетнего быка
 
Сердцевина ее сплетена.
 
Снаружи покрыта шкурой она
 
Четырехлетнего быка.
 
Напоминают узоры ее
 
Узоры на спине змеи.
 
Варили ее в слюне змеи,
 
 
 
Опускали в отраву ее,
 
Укрепили на славу ее.
 
Взгляните на оправу ее:
 
Стальные пуговки на ней —
 
Сразу всех не сосчитать;
 
С красным шелковым ремешком
 
Сандаловая рукоять;
 
Стальная на самом конце ладонь:
 
Станешь бить — обожжет, как огонь!
 
 
 
И сказал героям нойон:
 
«Пока мой Хонгор жениться не прочь,
 
Пока он молод и силен,
 
Поеду сватать Хонгру жену —
 
Зандан Герел, Замбал-хана дочь».
 
 
 
Но воскликнул Алтан Цеджи:
 
«Не спешите, нойон: сперва
 
Выслушайте мои слова.
 
Когда мой конь Аксаг Улман
 
Был быстрейшим из коней
 
А я моложе был и сильней, —
 
Не был в вашем подданстве я,
 
Не жил в Джангровом ханстве я.
 
Много предпринял странствий я
 
По неизвестным странам земли.
 
Так однажды добрался я
 
До владений трех Шаргули,
 
Чтобы ханов вызвать на бой.
 
 
 
Битву тогда повести не пришлось.
 
И на обратном пути мне пришлось
 
Скакать у владений Замбала тогда.
 
И в голову мне запало тогда:
 
Есть у Менген Шикширги сын —
 
Храбрый Хонгор. Лишь он один
 
Замбалу годится в зятья!
 
Оглянулся на миг назад
 
И на девочку бросил взгляд,
 
На трехгодовалое дитя.
 
 
 
Мига было довольно мне,
 
Чтоб девчонку ту разгадать.
 
Понравилась не больно мне…
 
В свете пятидесяти окон —
 
Видел я — вышивала она.
 
Девяносто девять шелков
 
Сразу соединяла она!
 
Внешний вид ее был таков:
 
Ангела затмевала она!
 
Прелестноликой, лучистой была,
 
Но внутри — нечистой была,
 
Обманщицею ловкой была!
 
Проклятою бесовкой была!
 
Разве в мире она — одна?
 
Разве Хонгру она жена?
 
Союз этот будет опасен, Богдо!»
 
Сердито Джангар ответил ему:
 
«Против того, с чем согласен Богдо,
 
Почему возражаешь ты?
 
Мудрым себя считаешь ты,
 
Взглядом провидца пугая народ.
 
Все, что случится, ты знал наперед.
 
Но, вижу я, сделался старым ты,
 
И вещим не светишься даром ты.
 
Слова бросаешь даром ты, —
 
Да пролетят, не задев ушей!»
 
 
 
С этим вышел нойон из дворца.
 
Сорок четыре молодца
 
Подвели к нему бегунца.
 
А ясновидец Алтан Цеджи
 
Так, оставшись один, сказал:
 
 
 
«Увидим, как рыжий конь Аранзал
 
Отощает на трудном пути,
 
Останется без мозга в кости,
 
Останется без жира в груди,
 
А вот этот великий нойон,
 
Долгим походом изнурен,
 
Спереди прахом степным запылен,
 
Сзади солнцем степным опален, —
 
Притащится верхом на коне,
 
Держась уже с трудом на коне,
 
Ничего не видя вокруг,
 
Выпустив из ослабевших рук
 
Дротик пестро-желтый свой!»
 
 
 
Стремени коснулся едва
 
Пунцового сапога носок, —
 
Джангар сел уже на коня,
 
Словно красный уголек,
 
Отскочивший от огня!
 
 
 
Аранзал, что ветер, летуч,
 
Поскакал он пониже туч.
 
Повыше коленчатого ковыля.
 
Всем бы такого коня в пути!
 
На расстояние дня пути
 
Задние ноги выбрасывал он,
 
Передние ноги забрасывал он
 
На расстояние двух дней.
 
Поддерживал он грудью своей
 
Подбородок, что на скаку
 
Соприкасался с черной землей.
 
Опалял он дыханьем траву —
 
Становилась она золой.
 
Задевая слегка мураву,
 
Зайцем сизо-белым скакал
 
Длиннохребетный конь Аранзал.
 
 
 
Семью семь — сорок девять дней
 
Рыжий проскакал Аранзал.
 
Джангар выехал на перевал.
 
Чумбур серебряный растянул,
 
Черной нагайкой своей взмахнул,
 
Черными зрачками сверкнул,
 
Черным взглядом холодных глаз
 
Четыре окинул конца земли.
 
Между востоком и югом, вдали
 
Замбалханова башня зажглась,
 
Заполыхала, словно костер.
 
Далее Джангар взоры простер —
 
Очерки всадников он увидал,
 
Очевидно, спешивших к нему.
 
 
 
Поскакал во весь опор
 
Всадникам навстречу нойон.
 
Сто молодцов увидел он,
 
Тонкостям всяким обученным там.
 
Одногорбых увидел он
 
Сто верблюдов, навьюченных там
 
Бурдюками хмельной араки.
 
Разостлали сто молодцов
 
Перед нойоном дербюлжин,
 
И сказали сто молодцов:
 
«Будь благосклонным, господин,
 
Соизволь сойти с коня,
 
Яства широкой рукой принять
 
И пиалу с аракою поднять!»
 
 
 
О здоровье всех расспросив,
 
Как месяц в полнолунье, красив,
 
Принял нойон угощенье их,
 
Выслушал он сообщенье их:
 
«О приближении узнав
 
Прославленного Богдо,
 
Повелителя многих держав,
 
Наш именитый хан Замбал
 
Нас навстречу гостю послал».
 
 
 
Молодцов поблагодарив,
 
С ними распростился нойон.
 
Снова в путь пустился нойон.
 
Увидал нойон, наконец,
 
Белый тысячевратный хурул,
 
Бронзовый Замбал-хана дворец.
 
Замедлил плавный бег Аранзал,
 
Мелкой иноходью бежал,
 
Не сгибая высоких трав,
 
Низких не колыхая трав.
 
 
 
Башню взглядом одним рассмотрев,
 
Джангар спешился в тени
 
Трех сандаловых дерев,
 
Выросших у стены дворца.
 
Отборных двадцать два молодца
 
Отвели на луга бегунца.
 
 
 
Джангар, открывая подряд
 
Двадцать серебряных дверей,
 
В главный ханский покой вошел,
 
На серебряный сел престол.
 
 
 
Беседу ханы тогда повели.
 
Благоуханные потекли
 
Речи дружественных владык.
 
Сидели в раздолье пира они,
 
В блаженстве счастья и мира они
 
Наслаждались арзой в эти дни.
 
Семь веселых суток прошло,
 
И новые семь просияли светло,
 
На третью седмицу Джангар сказал:
 
 
 
«Родовитейший хан Замбал!
 
В поисках верблюда я
 
В ваше священное ханство попал.
 
Не успокоюсь, покуда я
 
Трехгодовалого не найду!
 
Вот примета: на третьем году
 
Был у него проколот нос.
 
Утрату я дорогую понес!
 
Честь окажите, как брату, мне
 
И возвратите утрату мне.
 
Рыжий, горячий пропал верблюд!
 
К вам, не иначе, попал верблюд!» [2]
 
 
 
Замбал-хан засмеялся тут,
 
Мудрое молвил слово он:
 
«Если несуществующий скот
 
В степь забредет и пропадет,
 
Будет ленив, что корова, он,
 
Не возвратится снова он.
 
Пропал верблюд на чужом лугу.
 
Не разыщет его никто.
 
Лучше попросите то,
 
Что я вам предложить могу».
 
 
 
В таких забавах, в таких речах
 
Еще семь суток прошло в пирах —
 
Не видно было конца торжеству!
 
Когда же к исходу пришло торжество,
 
«Пришлите ко мне скорей того,
 
Кого я сыном своим назову!» —
 
Джангра попросил Замбал-хан.
 
 
 
С ханом распростился Богдо,
 
И в путь обратный пустился Богдо —
 
Были земле тяжелы шаги;
 
В коралловые дорожки он
 
Пунцовые вдавливал сапоги.
 
 
 
Молодцы проводили его,
 
На коня посадили его.
 
В руки свои величаво он
 
Золотые поводья взял.
 
Объехал слева направо он
 
Ханский дворец и на всем скаку
 
Ударил по тебеньку,
 
Беззвучно ударил семь тысяч раз,
 
И звонко ударил семь тысяч раз,
 
И доскакал он за семь дней
 
До желто-пестрой башни своей.
 
 
 
Сразу же толпа силачей
 
Серебряную раскрыла дверь.
 
Сияя светом лунных лучей,
 
Сел повелитель на престол.
 
Знатные исполины его,
 
Даже простолюдины его
 
Встретиться с нойоном пришли,
 
С аракой и поклоном пришли.
 
Отборная чернь и знать пришла —
 
Счастливую весть узнать пришла.
 
Но слова не вымолвил нойон,
 
Сидел он, в думы свои погружен,
 
Семью семь — сорок девять дней.
 
 
 
Наконец повелитель держав
 
Произнес такие слова:
 
«Священнейший месяц избрав,
 
Священнейший день указав,
 
Отправьте Хонгра, Алого Льва,
 
В Замбалханово ханство скорей
 
Да подберите-ка жениху
 
Достойное убранство скорей!»
 
 
 
У бархата зеленых трав,
 
У холода прозрачных вод
 
Хонгров отыскал коневод
 
Лысого Оцола Кеке.
 
Оцол Кеке в крестце собрал
 
Всю грозную красоту свою.
 
Оцол Кеке в глазах собрал
 
Всю зоркую остроту свою,
 
Оцол Кеке в ногах собрал
 
Всю резвую быстроту свою.
 
Отборнейших конюхов-молодцов
 
Отбрасывал бегунец
 
То в один, то в другой конец,
 
Новый обдумывая поход,
 
Прыгал и сбруей своей гремел…
 
 
 
Крикнула ханша Зандан Герел:
 
«Едет в далекую землю жених,
 
Оденем его с головы до ног!»
 
Хонгор обулся в пару своих
 
Кровяно-красных прекрасных сапог
 
Что может быть в мире лучше их!
 
Только одно закаблучье их
 
Выстрочило двести девиц,
 
А голенища прекрасных сапог
 
Тысяча выстрочила девиц.
 
Рубаха была надета на нем
 
Цвета неувяды-травы.
 
Три драгоценных бешмета на нем.
 
 
 
Надел боевые латы он.
 
Пояс надел богатый он.
 
Нацепил на правый бок
 
Односаженный меч стальной
 
В семьдесят меринов ценой.
 
Дорогой атласный кафтан
 
В десять тысяч кибиток ценой
 
На плечи себе накинул он.
 
Шлем набекрень надвинул он.
 
Широкую желтую пиалу
 
Семьдесят раз опрокинул он —
 
Семьдесят и один человек
 
Поднимают ее с трудом.
 
 
 
Обогрелось крепким питьем
 
Нежное белое нутро.
 
Гордо Хонгор глядел на толпу.
 
Жилы раздулись на мощном лбу,
 
Стали с нагайку величиной.
 
Сердце забилось в клетке грудной —
 
Десять кипело там отваг,
 
Готовых вырваться каждый миг.
 
 
 
Десять пальцев белых своих
 
Сжал он в грозные кулаки.
 
Страшно такого потрогать льва.
 
Каждый палец, что коготь льва!
 
В лунках зрачки холодных глаз
 
Перевернулись двенадцать раз, —
 
Сокол такими глазами глядит,
 
Сокол, когда за добычей летит!
 
 
 
Удивил он мощью своей
 
Полчища храбрых богатырей.
 
Долго разглядывали его,
 
Силу отгадывали его,
 
Гудело от круга до круга там,
 
Все вопрошали друг друга там:
 
«Какою же силой он одарен?
 
Чьей мощи мощь подобна его?»
 
 
 
Разобрав подробно его,
 
Исследовав со всех сторон,
 
Обсудив достоинства все,
 
Воинство сошлось на том,
 
Что лоб — Маха-Галовой силой силен
 
Что в темени сила Очир-Вани,
 
Макушка же силе Зунквы сродни.
 
Решили: лопаток его ширина
 
Семидесяти саженям равна.
 
Решили: бедер его ширина
 
Восьмидесяти саженям равна.
 
Решили: стан в середине своей
 
Сорока достигает локтей.
 
 
 
Сидел он пред ними на седле,
 
Стоял он пред ними на земле,
 
Рассмотрен по всем законам был, —
 
Решили: героем он конным был
 
И пешим непревзойденным был.
 
Плохих примет найти не смогли.
 
Решили: нет вблизи и вдали
 
Равных духом геройским ему,
 
Он — гордость богатырей земли!
 
И пожелали всем войском ему
 
Исполненья задуманных дел,
 
Возвращенья в родимый предел —
 
К чешуйчатой двери дворца.
 
Благословили храбреца,
 
Хонгор быстро сел на коня,
 
Словно красный уголек,
 
Отскочивший от огня.