Красивая жизнь (ЛП)

− Что ты имеешь ввиду?
− Я продала почку.
− А?
− Я продала одну из своих почек. Не смотри на меня так, в Индии вообще все так делают.
− Не понимаю. Как ты могла продать почку?
− Ну их же две.
− Я имею ввиду…кто их вообще покупает?
− Доктор.
− Доктор?
− Да, доктор.
Ночной клиент, он лечил шлюх на дому. Она часто его навещала в последние несколько месяцев.
− Ты продала почку понарошку? Это что, какое-то экстремальное садо-мазо, да?
− Так и знала, что ты прикалываться будешь.
− Господи, у тебя есть хоть крупица самоуважения?
− Просто заткнись, блядь, ладно? Это мое тело и моя почка. И пизда тоже моя. Я не могла сказать «нет» тридцати тысячам баксов.
Я на мгновение застыл, не мог ничего сказать. С одной стороны, продавать свои органы было настоящим безумием, но с другой стороны нет. Только не в Лос-Анджелесе. И не для такой как Карен. Тридцать тысяч долларов, в конце концов, немалые деньги.
− И зачем ему почка? Я имею ввиду, что он с ней делать будет?
− Не знаю, отдаст в больницу, наверное. Какая разница? Курить хочешь?
Она полезла в карман куртки, я заметил у нее на руке золотой браслет, которого раньше не видел. На нем было много филигранной работы, он выглядел как антиквариат.
− Боже, какой красивый.
− Это поздравительная открытка17 от Дока.
− Очень мило.
Карен устало вздохнула.
− Так курить хочешь или нет?
У Карен не было своей стеклянной трубки с набитой в середину металлической мочалкой для посуды. Такую легко везде таскать в кармане, как документы. Но когда снимаешья, с ней легко попасться. Карен делала собственное устройство.
Заполненный на три четверти стакан воды, обтягивался фольгой, которая крепилась с помощью канцелярской резинки.   Затем с одной стороны круга делали иглой несколько отверстий, а с другой небольшой разрез в пол дюйма. На фольгу сыпали сигаретный пепел и кусочек крэка-кокаина. Поджигали этот маленький сексуальный вулкан зажигалкой и чистый белый дым бил прямо в голову.
Когда Карен больше не могла задерживать дыхание, она протянула его мне. Я снова наполнил его пеплом и поджог. Прохладный дымок проникал внутрь, мой рот онемел, легкие готовы были взорваться. Выдыхаешь совсем чуть-чуть, и опять засасываешь в себя крэк.  Слегка текут слюни.  Держишь, держишь… А затем медленно и спокойно выдыхаешь. В этот момент ты морщишься, зажмуриваешь глаза. А потом все вокруг исчезает. И только ты паришь в совершенно умиротворяющей пустоте. Лучше, чем вкусная еда, лучше, чем любовь. Наступает легкая тошнота. Из всех ощущений в мире, крэк для тебя лучше всех.
Удовольствие длится максимум десять минут. Вот и все. Ты падаешь на землю и видишь, что ничего не изменилось. Кишки крутит, челюсти сжимаются, страх нарастает со скоростью несущегося галопом коня. Не самое лучшее состояние, особенно когда тебе недавно удалили почку.
Мы какое-то время не разговаривали, нам слишком сильно дало в голову. Вместо этого мы принялись скакать по комнате. Вставали, садились, снова вставали. Включали-выключали телевизор. Пили алкоголь, что стоял в холодильнике. Несли всякую чушь.
Потом был бурный секс, и несколько минут отходняка от воздействия кокаина. Я повалил Карен животом на стол и вошел в нее сзади, мы оба рычали как звери. От ее задницы пахло дерьмом. Когда мы закончили, то не стали друг к другу ближе.
Карен без юбки и трусов легла на кровать. Сама ее поза демонстрировала равнодушие, она еще раз напомнила мне, как мало я для нее значил. Весь ее вид кричал, что ей теперь наплевать, как я к ней отношусь. В моем присутствии не стоит даже пытаться хорошо выглядеть.
Когда я заговорил, у меня руки тряслись от злости, но через тридцать секунд я разозлился еще сильнее.
− Эта машина первое, что ты мне дала.
− Знаю.
− Компенсация за потраченное время?
Она скатилась с кровати и натянула трусы.
− Это благодарность тебе, Джек. И прощальный жест. Я ухожу.
− Что?
− Мы расстаемся. Сейчас у меня есть деньги, и я могу уехать. Такая жизнь не нужна нам обоим.
− Не верю.
− Я люблю тусить, накуриваться. Мне нравится трахаться за деньги. Это и правда так. А ты живешь в этом дебильном мире телезвезд. Мы не подходим друг другу.
Мир вокруг меня перевернулся. Я вдруг увидел всю комнату плоской и размытой, она стала похожа на фото в высоком разрешении, которое слишком сильно увеличено, чтобы разглядеть в нем что-нибудь. Я застыл на месте, я сразу вспомнил всю глупость, что совершил в последний год.
Я спас Карен от передоза, предоставил жилище, кормил и одевал. Она гуляла весь год, я каждую ночь просыпался, когда она приходила и шла в душ. Я держался, думал, что в один прекрасный день все закончится, и мы будем жить вместе до конца своих дней.
В глубине души, я, конечно, понимал, насколько абсурдны были мои надежды. Любой сторонний наблюдатель сказал бы мне, что все шло к разладу задолго до того, как у меня появился шанс откупиться. Но когда все идет из рук вон плохо, очень удобно нацепить «розовые очки» надежды на будущее.
Я потерял контроль и ударил ее. Может из-за того, что Карен предала меня, как только у нее появились деньги, может из-за кокаина в крови. Не знаю. А может я просто боялся остаться один.
Карен заорала на меня, я заорал в ответ, мы сцепились и начали по комнате. Меня переполняли отчаяние и злость, я ударил ее еще несколько раз. Это выглядело очень-очень мерзко. Закончилось все тем, что Карен выбежала из квартиры. Из разбитой губы у нее текла кровь. Я не пытался ее остановить.
− Оставь себе гребаную тачку.
Это были ее последние слова.
Я стоял посреди внезапно затихшей и пустой комнаты, лампочка без абажура светила слишком ярко. Через открытую дверь веяло ночной прохладой, ветер принес что-то к моим ногам. Я поднял – мятый кусок бумаги с моим именем – извещение о покупке машины. Мне стало дурно.
Глава третья
Я посмотрел на часы. Было уже поздно идти на работу. Круто. Я и не собирался, у меня имелась уважительная причина – смерть члена семьи.
Смерть. Ее смерть.
Как далеко она зашла? Сколько времени прошло между нашей дракой и ее смертью? Когда ей вспороли живот? Может совсем немного, может ее выпотрошили той же ночью через час или полчаса после того, как она рассерженная убежала из дома. Но тело в парке лежало явно не восемь дней.
Если бы ее убили прошлой ночью, и полиция обнаружила меня, все бы сильно усложнилось – у меня не было бы алиби, я бы не смог доказать, чем занимался после работы.
В морозилке стояли банки из-под бисквита, в них лежали блестящие упаковки и коричневые флаконы с таблетками.  Карен получила их один или два месяца назад, убирала мусор в комнате, где доктора из Сан-Диего проводили холостяцкую вечеринку. Куча различных антидепрессантов, но все просроченные. Однако они все еще хорошо действовали. Я проглотил двадцать миллиграмм Валиума. Я думал, не позвонить ли в «Донат Хейвен». Но мне не хотелось объяснять им, почему не пришел – лучше посидеть с пивом и посмотреть утренние передачи по телевизору. Подождать, пока не накроет Бензодиазепин. А потом просто улететь…
Я вспоминал увиденное в парке. И то, как Карен ушла из дома. Совпадение это, или знак? Меня раздирали противоречивые чувства. Погибла бы она, если бы я тогда не вышел из себя?
Наверное, придется признать, что частично виноват – но я был лишь звеном цепи. Я выгнал Карен из квартиры, а погибла она уже потом. Но я выставил ее за плохие поступки, а она, в свою очередь, совершила их из-за тяжелой жизни, которую вела с детства. Если брать в расчет все события, нельзя сказать, что это целиком моя вина. Но мы оба сыграли свои роли, и каждая несла частичку вины.
Но за всеми этими пространными рассуждениями о вине скрывались обычные переживания. День раскочегаривался все больше, а мне хотелось лишь валяться на диване в заставленной мебелью квартире. Суетливые, целеустремленные калифорнийцы болтали и смеялись, я слышал их смешки и бормотания там, внизу. Не могу сказать, меня целиком охватило горе. Это был скорее шок, вызванный ужасной смертью близкого человека, и, конечно, мой собственный страх. Я боялся снова остаться один в этом городе. Но чувство невосполнимой потери? Нет.