Красная лилия
Нора Робертс
Красная лилия
На исходе лета с его влажным, удушливым зноем я переношу часть своего сада в дом. Правда, меня неизменно обуревают сомнения, ведь так жалко срезать взлелеянную красоту – разноцветные маргаритки и гвоздики, лиловый лиатрис, желтый тысячелистник и изысканные лилии на длинных стеблях. Эти сомнения развеиваются, когда монотонный дождь или невыносимая жара загоняют меня в прохладные комнаты… Я наслаждаюсь обилием своих цветов.
Если же погода позволяет работать на свежем воздухе, закончив прополку и удалив увядшие цветы с розовых кустов, чтобы расцвели новые, я могу посидеть в тени на скамейке или качелях либо прогуляться по саду и полюбоваться результатами своего труда. А еще больше я люблю гулять с внучкой и открывать ей мир цветов, как открывали его мне мои родители. Надеюсь, что смогу привить ей любовь ко всему, что растет из земли, а вскоре постараюсь передать эту любовь внуку, как передала ее сыновьям.
Моя семья – другая моя страсть, другой мой сад, разноцветный, яркий и полный неограниченных возможностей.
Каждый год от весенних посадок и летнего разноцветья, осеннего царства цинний, хризантем и пламенеющих деревьев я получаю заряд энергии на долгую холодную зиму. Пока мои сады спят, я представляю, что они принесут мне, проснувшись весной, и что подарю им я. Когда первые крокусы храбро высовывают головки из промерзшей земли, я понимаю, что скоро мне предстоит убирать камни, отгонять оленей, выдергивать сорняки и бродить по моему любимому саду, выглядывая то, против чего я не смогу устоять в этом году. И снова завороженно следить за обновлением жизни…
В саду радость и красота, труд и вознаграждение. Надеюсь, вы создадите свой собственный сад.
Пролог
Кайле, ребенку моего ребенка, и всем тем огням, которые еще засияют к моменту окончания этой истории
Любая прививка подразумевает соединение двух разных растений с целью создать новое – сильное и здоровое, с лучшими характеристиками обоих родителей.
Молодость проходит, любовь увядает, листья дружбы опадают, но тайная материнская надежда цветет всегда.
1893 год, январь
Мемфис, Теннесси
От отчаяния она лишилась рассудка. И у нее не осталось никаких средств к существованию.
Когда-то она была красива, умна и честолюбива. Она добилась главной цели своей жизни – роскоши, пользуясь красотой для соблазнения и умом для того, чтобы правильно распорядиться достигнутым. Она стала любовницей одного из самых богатых и влиятельных мужчин в Теннесси.
У нее был изумительный дом, обставленный на деньги Реджинальда и декорированный в угоду ее фантазиям. Слуги беспрекословно выполняли любые ее приказания. Ее гардероб мог соперничать с нарядами самых успешных парижских куртизанок. У нее были драгоценности, собственный экипаж и веселые друзья.
Она устраивала блестящие вечеринки. Ей завидовали, ее желали.
Она, дочь незаметной прислуги, имела все, чего жаждала ее алчная душа.
У нее был сын.
Ребенок, которого она не хотела рожать, изменил ее, стал центром ее мира, единственным, кого она любила больше самой себя. Она строила планы для своего сына, она мечтала о нем. Она пела ему, пока он спал в ее чреве.
Она привела его в мир в невыразимых страданиях, но и в радости. Она радовалась, зная, что, когда боль закончится, она возьмет на руки своего бесценного сына.
Ей сказали, что она родила девочку. Ей сказали, что ребенок появился на свет мертвым.
Ей солгали.
Она знала это даже тогда, когда бесновалась от горя, когда погружалась в пучину отчаяния. Даже сойдя с ума, она знала, что ей солгали. Ее сын жив.
Они украли ее дитя. Как может быть иначе, если она чувствует биение его сердца как своего собственного?
Ее дитя похитили не повитуха и не доктор. Его забрал Реджинальд. Он за свои деньги купил молчание тех, кто ему служил.
Она вспомнила, как Реджинальд стоял в ее гостиной, явившись к ней лишь через долгие месяцы горя и отчаяния. Он покончил с ней, думала она, дрожащими пальцами застегивая пуговки серого платья. Покончил, получив то, что так хотел. Сына, наследника. Того, кого не смогла дать Реджинальду его бесчувственная жена.
Он использовал любовницу, забрал ее единственное сокровище, будто имел на это право. Предложил взамен деньги и приказал уехать в Англию.
Он заплатит, заплатит, заплатит, мысленно твердила она, прихорашиваясь. Но не деньгами. О нет, не деньгами!
Она осталась нищей, но она найдет способ. Разумеется, она найдет способ отомстить, как только возьмет на руки своего бесценного Джеймса.
Слуги – мерзкие предатели – крали ее драгоценности. Она это знала. Ей пришлось продать почти все оставшиеся, и ее нагло обманули. Но чего еще было ждать от мошенника-ювелира? В конце концов, он мужчина.
Лжецы, обманщики, воры. Все они такие.
Они все заплатят за причиненное ей горе.
Она не смогла найти рубины – браслет из рубинов и бриллиантов в форме сердечек, словно кровь и лед. Реджинальд подарил его, когда узнал о ее беременности.
Безделушка. Слишком изящная, слишком маленькая, на ее вкус. Но сейчас, отчаянно желая найти браслет, она перерыла в бесплодных поисках давно не убиравшиеся спальню и гардеробную.
И разрыдалась, как ребенок, найдя вместо браслета сапфировую брошь. Когда слезы высохли, когда ее пальцы сомкнулись на драгоценности, она забыла и о браслете, и о своем отчаянном желании найти его. Она заулыбалась, глядя, как сверкают драгоценные синие камни. Этого хватит для нее и Джеймса. Она увезет его прочь отсюда. Может быть, куда-нибудь в деревню. Будет там жить с ним, пока к ней не вернутся силы.
Все очень просто, решила она, со страдальческой улыбкой разглядывая себя в зеркале. В сером платье она выглядит прилично, достойно, как и подобает матери. Конечно, она похудела и платье висит на ней, но тут уж ничего не исправишь. У нее больше нет слуг и портнихи, которая могла бы все подогнать по фигуре. Не страшно. Здоровье вернется, когда она будет жить с Джеймсом в хорошеньком сельском домике.
Она уложила белокурые волосы и с сожалением отложила в сторону румяна. Никакой яркости, решила она. Такой она понравится ребенку.
Сейчас она поедет за ним. Поедет в Харпер-хаус и заберет своего сына.
Ехать от города до величественного особняка Харперов долго. Извозчику придется заплатить дорого. Своего выезда у нее больше нет, а скоро, очень скоро явятся люди Реджинальда и выгонят ее из дома, как уже угрожали.
Ей необходим экипаж, чтобы привезти Джеймса в Мемфис. Потом она отнесет сына наверх в его детскую, уложит в колыбельку и будет петь ему, пока он не уснет.
– Лаванда голубая, дилли, дилли… – тихо пела она по дороге, переплетая тонкие пальцы и глядя на пробегающие мимо зимние деревья.
Она захватила с собой голубое одеяльце, которое выписала из Парижа, крохотный голубой чепчик и пинетки. Ребенок все еще казался ей новорожденным. В ее расколотом сознании шести месяцев, прошедших с его рождения, просто не было.
Экипаж катил по длинной подъездной аллее, и наконец показался Харпер-хаус. На фоне сурового серого неба трехэтажное желтое каменное здание с белыми оконными переплетами казалось особенно теплым, изящным и в то же время горделивым, словно сознающим свое величие.
Она слышала, что когда-то по этим лужайкам среди деревьев и кустарников бродили павлины, хвастливо распуская роскошные разноцветные хвосты. Однако Реджинальда раздражали пронзительные крики, и, став хозяином поместья, он приказал избавиться от птиц.