Всамделишные сказки
Хватился наутро Петруша своего котелка у изголовья — глядь, а в нём какие-то склянки и черепки лежат — что за чертовщина! Запустил он руку в котелок, в стеклянное крошево, шарит там, руку в кровь порезал! — нету его богатств! А ведь вчера только на месте были камушки-колечки, всей деревне показывал!
А тут в двери кто-то ломится. Открыл Петруша — милиция наехала!
— Где золото взял? Показывай, рассказывай. Выкладывай, товарищ Пётр Семёнов, служивым государственную долю!
Они его выспрашивать, а Петруша ничего ответить не может, от горя ошалел…
Ну, стариков позвали. Они переглянулись, заступились за земляка. Сказали — не в себе, мол, был мужик с вечера, мороки у него от жары. Всей, мол, деревней котелок видали — не было там ничего. Отступились служивые, уехали.
Одно только колечко осталось Петруше — то самое, что он на палец надевал, — под подушкой нашёл. Разглядел его Петруша, а оно негодное, так, медная игрушка с красным стёклышком! Сверкнет стёклышко, подмигнёт ему — аж застонет Петруша…
Терпел-терпел бедняга, да и побежал в тот самый лес, к малиновым буеракам. Снял с пальца медное кольцо, размахнулся, зашвырнул под куст: забери, мол, старая, своё обманное добро, а в ответ то ли сова в чаще заухала, то ли старуха-лесавка над самым ухом хохотнула — кто его знает!
Петруша недолго в деревне оставался, в город поехал, да так и не вернулся…
Жалели его бабы, как время прошло, а старики по-своему толковали: мол, в жаркое лето малиновый сон в малиновом-то саду — к исполнению желаний. Во как! Только желание это без злобы должно быть, весёлое, независтливое, значит, а иначе горе одно и обман. А коли не уверен в своём сердце, так не искушай судьбу, не верь сладкому мороку, не гляди малиновых снов.
— Да уж, Агафья Дормидонтовна, ну и сказочки у тебя! Побоялась, значит, меня в Петрушин лес в жаркий полдень пускать? Чтоб, значит, нечаянно снов малиновых не нагляделась, искушенья какого не вышло, а?
— А ты не серчай, милая душа… Чего судьбу пытать по пустякам, из-за пирогов малиновых! Надо будет — судьба тебя сыщет. Уж кем покажется — старухой-лесавкой, али ещё кем, это уж кому какая доля.
Всякому свой час, свой сон малиновый, своё и пробужденьице… Так-то!
За синей Кленовой горой спит маленькая, тихая деревенька Грибушино, давно меня не было там!
Туда, туда! Сначала поездом, потом дождаться неторопливой электрички в Кишерть, да пешком до перевоза через речку Сыпву — кто-то возит нынче на другой берег, в милое моё Грибушино?
Взойду на гору к знакомому дому, постучу в окошко. И ахнет моя тётка, выбежит встречать Агафья Дормидонтовна, впопыхах и на радостях обронит старую тапку с ноги, засмеётся: «Здравствуй, здравствуй!»
И заживём мы с нею как в сказке, лучше прежнего!
