Сын ветра. Сказки Центральной и Южной Африки

Во второй половине дня птичья стая вернулась. Первыми прилетели Сокол и Сорокопут.
— Ну, какие новости, соплеменники? — спросила Сова.— Кого решили избрать вождем?
— Мы так и не пришли к единому решению,— ответил Сокол.— Вопрос слишком сложный, с налету его не решишь. Ясно одно — Орла мы не можем признать победителем в состязании. Что же касается Жаворонка, то мы решили предать его казни через повешение.
— Предать казни?
— Да, и именно через повешение,— подтвердил Сорокопут.— Вытаскивай его из норы, да поживее!
Сова в сомнении покрутила головой, но уточнять, почему стая пришла к такому решению, не стала, ибо большинство птиц уже возвратилось, и хоть у некоторых был весьма смущенный вид, но остальные зато возбужденно чирикали, щебетали, посвистывали.
— Вытаскивайте его наружу! — кричали птицы.— Мы повесим этого наглеца! Чтоб неповадно было оскорблять главного судью. Не тяни время, Сова! Полезай за ним!
Делать нечего, протиснулась Сова в нору и давай шарить по всем закоулкам, по всем проходам. А на поверхности птицы подняли страшный галдеж:
— Чего она там мешкает? Скорей, Сова! Солнце уже садится, и нас клонит в сон.
Ворон, Сокол и Сорокопут тоже полезли в нору, чтобы помочь Сове. Увы, их поиски оказались безрезультатны. Обескураженные, они выбрались наружу, последней — Сова.
— Где Жаворонок? — неистовствовала стая.— Подать его сюда немедля!
— Простите меня, собратья,— пролепетала Сова.— Сама не знаю, как это случилось, но Жаворонок сбежал. Нет его там, и все тут...
— Как сбежал? Куда твои глаза смотрели? Да ты небось нарочно его упустила. Убить Сову! Казнить Сову!
Тучей налетели птицы на Сову, намереваясь расправиться с ней прямо на месте. Не из робкого, однако, десятка оказалась Сова. Она пустила в ход и острые свои когти, и кривой клюв, и могучие крылья. Попробуй ухвати! Между тем, шаг за шагом, она отступала к норе и наконец забилась в нее так, что никому уже было не достать ее.
— Вылезай, Сова! — требовали самые горячие.— Либо ты нам предоставишь Жаворонка, либо мы расправимся с тобой. Вылезай!
Не на таковскую напали! С ней, Совой, никто прежде не позволял себе так бесцеремонно обращаться. Подумать только — кто ей угрожать вздумал! Мелюзга всякая! Да она их всех...
— Полезайте сюда! Сами ко мне полезайте! — проухала она из глубины норы.— Все вы храбрецы, когда налетаете скопом на одного. А вы сюда поодиночке залезайте, посмотрим, чья возьмет.
Притихли на миг нападающие, переглянулись. Вход в нору был достаточно широк, чтобы в него могли протиснуться Сокол или Ворон. А более крупные птицы наверняка застрянут. К тому ж они считали травлю Совы делом постыдным и не желали в него ввязываться.
— Ну что ж, полезайте, Сокол и Ворон,— ухмыльнулся Гриф.— Вы нынче весь день так и рвались в бой, чтобы показать свою удаль. Полезайте в нору и убейте Сову за то, что она упустила Жаворонка.
И тот и другой сразу притворились, будто эти слова касаются кого-то другого, только не их. А солнце все быстрей и быстрей скатывалось за горизонт, к себе домой, чтобы провести ночь подле своей матушки, в уютной колыбели. Многие птицы забеспокоились — им тоже пора было возвращаться домой. Первыми выказали неповиновение те из птиц, что вернулись с другого поля со смущенным видом. Они недолго посовещались между собой, затем разом снялись с места и полетели прочь.
— Назад,— кричали им вслед,— собрание еще не кончилось!
— В птичьем племени не было и нет обычая проводить слеты после захода солнца! — раздалось в ответ.
Что поделаешь, пришлось и остальным птицам тронуться в путь. Кто поодиночке, кто парами, кто стайками и стаями, покидали они место слета. Когда совсем стемнело, на поле не осталось никого. Одна Сова сидела в глубине норы и не могла уснуть. О возвращении домой она и помыслить не смела. Неужели ей так и придется сидеть здесь, в этой норе, и ждать голодной смерти? Нет, нет! И Сова решилась. Впервые в жизни отважилась она ночью отправиться на поиски пищи. Ничего, видно, не поделаешь, отныне ей всегда придется охотиться, пока другие птицы спят, и еще до зари возвращаться в свое надежное убежище. Ох и нелегко же ей было привыкнуть к такой жизни! На первых порах Сова совсем плохо видела в темноте, то и дело натыкалась на деревья и кусты. Однако со временем пообвыкла, глаза ее приспособились к темноте, и она вполне сносно могла прокормить себя. С тех пор Сова и сделалась ночной птицей.
Птичья стая так и не простила Сове ее измены. С тех пор и поныне, если случается птицам наткнуться на Сову в дневное время, они поднимают тарарам. Вьются стаей вокруг Совы, набрасываются на нее, щиплют клювами, бьют крыльями и осыпают бранью. Но подобное случается нечасто, обычно Сова сразу дает им достойный отпор, к тому же средь бела дня она никогда не охотится. Теперь она в темноте видит гораздо лучше, чем днем. Все бы ничего, если б Сова с тех пор, как ее отлучили от птичьего братства, не чувствовала себя такой одинокой. Не дано ей изведать счастья. В ночной тиши частенько можно услышать ее жалобный крик:
— О-о, одна я! О-о, одна!
Птицы же больше никогда не собирались все вместе. Похоже, им этого даже не хочется. Не любят они вспоминать тот злополучный день, когда хотели выбрать вождя.
А Жаворонок и поныне на воле. Несколько дней он прятался в высокой траве, поскольку боялся мести Сокола, Ворона и других строгих птиц. Но постепенно осмелел. Конечно, и Сокол, и Ворон так и не простили ему и затаили зло, но все прочие птицы сошлись во мнении, что Жаворонок в общем-то безобидная птаха и надобно его оставить в покое. К тому же, если когда-нибудь снова придется собраться на общий слет и устроить состязание на звание вождя, то Жаворонок едва ли осмелится принять участие в этом состязании. Теперь он кое-чему научен.
Вот и все.
  
Цесарка и Курица
 
Говорят, однажды, когда на рисовых полях больше не осталось риса, Цесарка и Курица украли бататы и решили их съесть. Они разожгли огонь и испекли бататы. Тут Курица говорит:
— Самые большие я отнесу к себе в хижину, а здесь, в поле, съем только мелкие.
— А я сделаю по-другому,— сказала Цесарка.— Сперва съем самые большие бататы. Вдруг придет хозяин поля, я тогда брошу мелкие и улечу.
— Хозяин? — удивилась Курица.— Я его не боюсь. Если он придет, я улечу, а большие бататы прихвачу с собой.
И началось пиршество! Одна клевала мелкие бататы, другая — крупные. Вдруг появился хозяин и погнался за воровками. Цесарка, успевшая досыта наесться, улетела и бросила подружку, а та бестолково металась взад-вперед, не зная, что делать с крупными, тяжелыми плодами. Хозяин схватил ее, унес с собой.
Вот так, говорят, человек изловил и приручил Курицу.
  
Курица и Крыса
 
В один прекрасный день встретились Курица и Крыса. Крыса испугалась такой большой птицы: она никогда прежде не видала кур.
— Курица, голубушка,— проговорила она дрожащим голосом,— давай поклянемся кровью, что отныне мы будем друзьями.
Добрая Курица с охотой согласилась. Они скрепили свой союз кровью, и Курица сказала новой сестре:
— Пойдем вместе клевать рис, мой хозяин рассыпал его на солнышке, чтоб подсушить.
— Ох, сестра, я не могу искать пищу днем. Прошу тебя, давай дождемся наступления ночи, тогда и пойдем.
— Но ведь я не ночная птица. Как же нам быть?
В конце концов они решили так: Крыса, которая боится дневного света и людей, дождется темноты и пойдет добывать пропитание ночью, а Курица отправится на поиски днем, но нарочно раскидает зерна, чтобы Крыса могла их потом подобрать.
Вот почему Курица, когда клюет, всегда ворошит землю лапами и раскидывает зерна: это она заботится о том, чтобы Крыса, ее кровная сестра, могла прийти ночью и подобрать еду.
  
Дикий Бык, увидавший в воде свое отражение
 
Однажды безгорбый Дикий Бык пил воду в прозрачном ручье; у него были длинные ноги и длинные рога. Увидав в воде свое отражение, он обрадовался и сказал: