НеМир (СИ)

Лоб, скулы, подбородок — все очертания мягкие, ни одного резкого контура. Их рисунок дополняет совершенство формы носа. Губы — красивые, полные, четко выраженные.
Когда она очнется, ее лицо будет выражать мысли, отображать ее внутренний мир.
Я отвожу взгляд.
 А со скрытой, от моего взгляда, частью все в порядке?Мои руки непроизвольно сжимаются в кулаки. Это подло — рассматривать ее обнаженное тело. Почему подло? Я же не из вуайеристических потребностей хочу это сделать. Мне необходимо убедиться, что ТАМ все тоже в норме. Ага, конечно… Кого ты уговариваешь? Ведь у нее не только тело пострадало, но и внутренние органы. Так что надо быть последовательным и, если твое желание носит исключительно медицинский характер, то ее должен осматривать врач, а не ты.
Я нажимаю кнопку на браслете, вызывая брата. У Вилена такой же браслет, который в данный момент слегка вибрирует на его запястье. Мы редко используем их, так как сразу условились связываться таким образом, только в случае крайней необходимости.
  
Глава 3
 
Без памяти
 
На этот раз я не пришла в сознание, а медленно вошла в него.
Постепенно, не спеша, как будто контролировала этот процесс.
Я не концентрировалась на том, чтобы услышать, о чем говорят мужчины рядом со мной. Их голоса были где-то на периферии моего сознания. Мне сейчас было не до них. В данный момент я была занята исключительно поиском БОЛИ. Я искала ее, боялась найти ее, но упорно продолжала ее поиски. Но место БОЛИ было занято совсем другим ощущением — онемением. У меня затекло все тело. Я рефлекторно пыталась пошевелить руками или ногами, но мои усилия оказались тщетными.
Да, ощущение не из приятных, но, как говорится, жить можно.
Пора переключаться на разговор.
— Несколько дней она пробудет здесь. Всем скажем, что я молюсь и провожу ритуалы. Медику здесь делать нечего.
— Может, все-таки, пусть ее осмотрит?
— Нет.
Когда Избранный, а это именно его голос, говорит «нет», то это не просто «нет».
Это — ЧЕРТ-ПОБЕРИ-БЕЗОГОВОРЧОЕ-НЕТ.
Как же должен выглядеть мужчина, имеющий такой властный голос? Кем же он должен быть? Его собеседник, как же его… ах да, Вилен примирительно соглашается:
— Ладно, как считаешь нужным.
— Распорядись принести чистое постельное белье и мою одежду.
Шаги, хлопает дверь. Вилен вышел из комнаты.
Меня охватывает паника, я пытаюсь определить ее источник. Что-то не так. Что-то не так. Что? Я задумалась… О чем? Какая мысль явилась причиной панического беспокойства? Я почувствовала эту подступающую волну в тот момент, когда задумалась об имени собеседника Избранного. Итак, он — Вилен, Избранный — Рэд. А я? Как меня зовут? Спокойно…
Я начала мысленно примерять себя к десяткам, имеющихся в моей памяти, женских имен. Но ни одно не казалось мне родным, ни одно не казалось мне… моим. Мое дыхание участилось, воздуху не удавалось оставаться бесшумным. Я стала тихо постанывать.
Мое лицо оказывается в аккуратном плену ладоней Рэда.
— Ш-ш-ш, девочка, ш-ш-ш. Все хорошо. Ты в безопасности. Тебя никто не обидит. Все хорошо. Успокойся. Успокойся, пожалуйста.
Я позволила себе подчиниться его настойчивому «успокойся». Мысленно взяла себя в руки, и восстановила дыхание. Все правильно — стоны и недостаточная вентиляция легких делу не помогут. Холодный четкий анализ приведут мои мысли в порядок, и я отвечу себе на все вопросы.
Опять паника… Нет, не отвечу… Как же я отвечу, если даже не помню свое имя?
Его пальцы гладят мне щеки, его голос опять взывает к спокойствию.
Он продолжает свои уговоры:
— Девочка, я с тобой, я рядом. Дыши.
Ну что ж, пока я не могу вспомнить свое имя, буду называть себя «девочка».
Дышу, дышу, я дышу. Теперь мне надо открыть глаза. Я хочу понять «где я» и с «кем я», раз пока не удается вспомнить «кто я».
Мысленно прошу свои веки: «Сим-Сим, откройся».
…Глаза, те же глаза, которые я видела, выпросив у БОЛИ разрешение проверить, на месте ли мои органы зрения.
Мне требуется какое-то время на то, чтобы я смогла воспринимать что-то, помимо этих глаз…
Мужское лицо так близко, что я могу четко увидеть чистоту текстуры его смуглой кожи… густые ресницы… темную щетину… сухие губы.
Мужское лицо так близко, что я вдыхаю неповторимый аромат его кожи, его дыхания. Он такой терпко-пряный, что я, помимо воли, поднимаю свое лицо навстречу ему и делаю при этом глубокий вдох.
Этот вдох был последней каплей, которая выгнала безотчетную панику из моей головы. И мой мозг, наконец, прекратил терзать мои легкие ощущением кислородной недостаточности.
Я почувствовала резкое облегчение от чистоты восприятия окружающего меня пространства и себя в нем.
Никакой БОЛИ… Никакой ПАНИКИ.
Мы все еще всматриваемся в глаза друг друга.
Мне не хочется отводить взгляд. Точнее, я боюсь, что, если сменю свой фокус зрения, то снова потеряю самообладание. Глаза Рэда — моя единственная точка опоры, они не дают мне уйти в море беспокойства и неопределенности. Их взгляд удерживает меня, подобно якорю, в состоянии спокойствия и защищенности.
Не знаю, насколько бы затянулась эта «игра в гляделки», если бы не вошедший в комнату Вилен.
Мы с Рэдом одновременно смотрим на него:
— С пробуждением, спящая красавица. Меня зовут Вилен. Еще меня называют Вилен — Прекрасный и Вилен — Неотразимый. Кстати, Рэд, она меня вообще слышит?
Мне с трудом удалось сохранить ничего не выражающее лицо. Уголки губ хотели приподняться, но я их остановила. На моем лице не дрогнул ни единый мускул. Слышать-то я тебя слышу, самовлюбленный красавчик, но вот только пока не решила, стоит ли вам с братом об этом знать. Ведь я помню ту часть вашего разговора, когда ты говорил про Защиту, про репутацию Избранного. Что-то мне подсказывает, что надо осмотреться толком, и лишь потом раскрывать свои карты. Учитывая то, что у меня на руках нет ни одного козыря, небольшой блеф мне пока не помешает.
Вилен продолжает радушно улыбаться:
— Эй, чудом-спасенная, ты меня слышишь? Ну, хоть промычи что-нибудь, если слышишь.
Рэд резко его обрывает:
— Вилен, прекрати паясничать, а не то твой рот в ближайшие дни только и сможет, что мычать.
Потом он мягко поворачивает мое лицо к себе, и я опять смотрю в его глаза. Какой у них удивительный оттенок серого цвета…
Прошло уже несколько часов с момента моего пробуждения. За окном ночь. Рэд только что покормил меня в третий раз, но я все равно ощущаю голод. Он кормит меня по чуть-чуть, с промежутком в полтора-два часа, каким-то овощным, почти жидким, пюре. Я каждый раз хочу забрать у него ложку, чтобы покушать самостоятельно, но мне нравится его забота и то, с каким торжеством он смотрит в пустую тарелку. Такое ощущение, что он — мой тренер, а я — победитель в очень важных спортивных соревнованиях.
Получаю удовольствие от чистоты простыней, на которых я лежу, от приятной тяжести одеяла, которым я укрыта, от невероятной мягкости подушки под моей головой.
Рэд выходит из комнаты.
Я воспользовалась тем, что осталась одна в комнате, и, впервые за сегодня, улыбаюсь себе не только мысленно, но и, растянув губы в улыбке, вспоминая как он недавно относил меня в ванную комнату. Как он смотрел то на меня, то на ванну, и не знал, что ему делать дальше. Мне стоило неимоверных усилий не рассмеяться, над их с Виленом диалогом — я же, вроде, глухо-немая для них, и не должна реагировать на их слова.
А говорили они примерно следующее:
— Рэд, да посади ты ее в ванну, и посмотри, знает ли она, что делать с мылом-мочалкой.
— Как посадить? Прямо завернутую в простыню посадить?
— Не-е, простынь надо снять.
— Вилен, не будь придурком.
— Да мы же видели ее уже.