Архитектура 2.0 (СИ)
Дежавю — уже виденное. Ольга точно помнит, что впервые видела Риту такой стихийно-одухотворенной, когда она рассказывала про Нимфу и Мальчика с картины её крайне оригинального деда-художника. И так же время и пространство замирали вокруг этой странной женщины с загадочной улыбкой на милых губах.
«Надеюсь… она ведь останется? — в свою очередь с каким-то сладко-волнительным страхом вопрошает у неизвестности Рита. Всё происходящее как никогда зыбко и абсолютно правильно. Именно так оно и должно быть!», — восклицает уверенность, но не представляется, в чем же именно, лишь распадается искорками в глазах, да пузырьками шампанского в крови, бегущей по венам и становящейся всё хмельнее, шальнее, свободнее.
В этой свободе Ольга и Рита едва замечают время, пролетевшее остатком пути на сверхзвуковой скорости и сгустившееся под вечерним горизонтом ломаными очертаниями легендарного города. И вот уже за окнами машины бегут дома, магазины, трамваи. Постепенно сбрасывая скорость, Ольга легко улавливает ритм городского танца и вступает в него на равных правах. В такую хмельную жару Питер звучит босса-новой. «Новым импульсом», родившимся от страстной любви смуглой бразильянки Самбы и заметно посветлевшего к тому времени американца Джаза. Смягчив взрывной характер своего вспыльчивого любовника, Самба слегка успокоила и собственный темперамент, добавила ленцы в голоса солистов и солисток, легкого характерного покачивания бедер в танцевальный ритм с присущими ей одной скользяще-затянутыми шагами по любой из плоскостей. Будь то жизнь, оголенные нервы девушек, между которых опасной близостью искрится пространство высокого напряжения или вечерний проспект, соблазнительно танцующий в ритме медленно-быстро-быстро. Шаг кошки, уступающей соблазну страсти, но при этом не менее страстно желающей сохранить независимость, гордость.
Скинув босоножки и с ногами устроившись на сидении, Рита вновь запускает свои длинные тонкие пальцы в отросшие за последний месяц темно-русые кудри, слегка поднимает их к затылку и так сидит некоторое время, глядя на город, сошедший с ума за день под непривычно горячим солнцем и ждущий теперь прохлады по-южному недолгой ночи. Словно каноэ, Ольга легко ведет свою ауди каналами улиц, неслышно выстукивая на светофорах кончиками пальцев ритм, прошивший радиоэфиром всю северную столицу, и с тоской понимает — как же она не хочет сегодня ехать в Москву!
========== Часть 2 ==========
Мягко и осторожно ступая в ритме/рисунке танца, подсмотренного у всезнающего интернета, Джамала видит свою кухню бразильским кафе, стоящем на сваях прямо над шелестящими волнами; тростниковые стены, яркие плетеные коврики, крыша из листьев банановой пальмы и она — роковая красавица, сводящая с ума всех без исключения одним только взглядом, родившаяся, как Афродита, из пены морской, только получившая в подарок от солнца не молочно-белую, а тепло-бронзовую кожу, дивную походку и всю нежность мира в ладони.
Смеясь сама с собой и вымышленной героиней с алой розой в смоляных волнах волос, Джамала еще несколько минут назад так же искренне и навзрыд плакала от невыносимой печали по укатившим в Питер Ольге и Рите, а теперь танцует бразильскую самбу, постепенно замедляя ее в босса-нову, готовит ужин…
«Может быть, я излишне наивна, так быстро записывая Риту в ничтожно малое число моих подруг, — пожимает плечами красивая женщина, стоя над сотейником с томящимися овощами, задумчиво откусывает от морковки, которую требуется потереть на терке. — Но мне кажется, это верно. За столько лет нашего сомнительного знакомства, как бы я ни пыталась раньше ее ненавидеть, она никогда не отвечала подобным. Вечер после презентации Ольгиного проекта не считается. Теперь-то я понимаю, почему она была не в себе, я сама еще неизвестно как поступила бы на ее месте. И как жаль, что мама в детстве не отдала меня в танцевальную школу! Как же я люблю эту музыку и танцевать!».
Отражение в зеркальной поверхности микроволновки, очень удобно стоящей на специальной подвесной полке, мило улыбается Джамале в ответ на рассеянность ее мыслей.
— Да, танцевать — мечта всей моей подростковой юности, — рассказывает отражению Джамала. — Но мама всегда излишне переживала за меня, всего боялась и я вместе с ней. Поэтому танцевала я только дома, и только когда не видел никто. Не считая, правда, времени, когда мы с Кампински разучивали вальс для выпускного. Это Ольга была моей смелостью и защитой, и связью с остальным миром…
Воспоминания, видящиеся сейчас совершенно иначе, смущают Джамалу, дарят милый румянец и заставляют отвернуться от назойливых глаз собственного отражения.
— Вот только Рите об этом прошлом не нужно знать. Она не поймет. Это у меня с Ольгой ничего тогда не было, а у нее были вполне себе определенные чувства и планы на мой счет. И что-то подсказывает мне, Рита даже разбираться не станет, просто сотрет меня с лица земли на всякий случай и дело с концом. Это Золотарев не был ей нужен ни под каким предлогом, а с Ольгой дело другое.
— Если у меня будет дочка… — Джамала в задумчивости наматывает на палец дежурный локон, — да если и сын… уметь танцевать, это одинаково хорошо и для девочки, и для мальчика. Да я и сама могу еще научиться.
Следующая мысль кривит губы Джамалы странной усмешкой:
— Сегодня Ритка Золотарева прямо хит моих размышлений! Но тем не менее она вполне подходящий пример. Ей почти тридцать, а она взялась изучать что-то совсем уж сложное, так чем я хуже? И уж явно не глупее, чтобы освоить азбуку бразильского или даже аргентинского танца. Где танго, например, это не просто музыка ног, построенная на бесконечных вариациях и импровизациях, это диалог мужчины и женщины посредством выразительных движений и взглядов, это настоящая азбука страсти, и мне не нужно ни больше, ни меньше…
Звонок в дверь обрывает стройные цепочки мыслей, заставляет Джамалу вздрогнуть, поморщиться и разозлиться на саму себя — «сколько я еще буду бояться этих звонков после того ужасного вечера, устроенного мне Золотаревым?».
Поправляя на ходу волосы, Джамала спешит в прихожую, она никого не ждет, а жест «прихорашивалка» скорее автоматический, чем преднамеренный.
Глянув в дверной глазок, женщина сердито закусывает губу, — «не Золотарев. хвала богам, но тоже удовольствие сомнительное». С явной неохотой Джамала открывает дверь, спешно заталкивает свои эмоции под радушную улыбку. Нет, маму-то она видит с удовольствием и тепло приглашает пройти, но пигалицу Саиду! Чтоб ей провалиться на месте!
Играя при маме скромницу и «хорошую дочь», последняя вежливо и нарочито искренне улыбается сестре, справляется о здоровье, отмечает «твое состояние тебе явно к лицу, ты такая красивая стала, еще лучше, чем раньше».
Дипломатично принимая сестринские объятия, Джамала не верит ни единому слову Саиды, но улыбается.
— Ужин готовишь? — мама привычно оглядывает «жилище» старшей дочери. — Значит, я правильно подумала, что тебе теперь нужна помощница. Тебе теперь за двоих осторожнее надо быть, а Саида расторопная, шустрая. Она тебе и приготовит, и постирает, и в магазин сбегает.
Вкупе с приторной улыбкой Саиды, слова Малики становятся гуще сахарного сиропа, в котором Джамала рискует застыть глупой бабочкой.
«Только этого мне не хватало для полного счастья!», — неслышно кричит в пустоту внутренний голос.
— Мамочка, вы не волнуйтесь, главное, — усаживая мать в мягкое кресло, Джамала бросает взгляд на притаившуюся позади матери сестру, будто отмечает: — «Так вот зачем ваш вечерний визит!» — улыбка Джамалы постепенно становится ядовитой. Но Саида на провокации не ведется, а честно играет роль святой.