Сердце огня и льда. Леди (СИ)
Почему?
Потому что папа истинный владелец кольца, а я – подопечная, вверенная заботам духа. Папа отдаёт Кадииму приказы, я же часть этих приказов, объект, требующий особого присмотра. Я носила кольцо, но каким-то образом не становилась хозяйкой духа.
Странно, что эта элементарная мысль пришла мне в голову только сейчас. Я так привыкла к своему хранителю, к нашему с ним общению, лёгкому, непринуждённому, к его немного покровительственному отношению старшего брата, что не задумывалась прежде, что это не связь хозяина и слуги.
Не сомневаюсь, папа носил артефакт с собой, и я проверила свою теорию той же ночью. Дождалась возвращения отца, дождалась, когда он уйдёт в свою спальню, и достала из ящика комода план наших апартаментов, схематично нарисованный мной ещё днём. Капля моей крови, короткое заклинание поиска. Ждать долго не пришлось, кровь растеклась маленькой кляксой по прямоугольнику, обозначенному на плане как папина спальня. Но как забрать кольцо? Прокрасться в комнату и обыскать отцовскую одежду? А если оно на папе, если он сейчас носит артефакт так же, как и я, – на цепочке или на шнурке на своей шее? В конце концов, карманы ненадёжны…
Я порвала лист с планом и бросила клочки в огонь в камине. Накинула халат поверх ночной сорочки, затянула пояс потуже и вышла из своей спальни в тёмную гостиную. Из-под двери папиной комнаты сочился свет, и я шагнула к створке, постучала.
– Входи, Веледа.
Я приоткрыла дверь, зашла медленно, словно в нерешительности. Впрочем, мне не надо притворяться, играть – я действительно опасалась, не будучи уверенной в собственных действиях.
– Папа, ты ещё не спишь? – я робко улыбнулась.
Отец сидел за небольшим письменным столом возле окна, на полированной столешнице бумаги веером, освещённые лампой. Чёрный пиджак брошен в кресло, галстук ослаблен, но всё же не настолько, чтобы я смогла рассмотреть основание шеи.
– Дела, неспособные подождать до утра, – устало ответил папа и повернулся ко мне. – Ты что-то хотела?
– Я… да. Сегодня утром во время моей игры с Пушком ко мне подошла Её императорское высочество, – наверняка мой сегодняшний охранник уже донёс об этом.
– Да? – в голосе удивление, но в голубых глазах я заметила тень удовлетворения – конечно же, ему о нашей с наследницей беседе доложили ещё до обеда, но в моём добровольном признании отец увидел подтверждение моей лояльности, безоговорочной преданности ему. – И чего же хотела от тебя Валерия?
– Ничего особенного. Расспрашивала о Пушке, сказала, вот на кого он променял свою хозяйку, – стараясь улыбаться беззаботно, я приблизилась к столу.
– Говорил я Октавиану, надо было сразу избавиться от этой твари, пока она была ещё мала.
– По-моему, Пушок хороший и никогда не причинит вреда наследнице.
– Однако если он попытается укусить тебя или напасть, бей не раздумывая, поняла, Веледа?
– Да, конечно, – я остановилась перед сидящим на стуле папой, принялась осторожно развязывать галстук. – Мне кажется, ты слишком много работаешь. С тех пор, как мы перебрались во дворец, ты выглядишь таким усталым, и мы совсем перестали разговаривать и проводить время вдвоём, – я надеялась, что голос не сорвётся, а руки не начнут предательски дрожать. Видит Кара, я никогда не предполагала, что опущусь до обмана, откровенной лжи родному отцу, до столь низкого спектакля. – Я здесь одна и скучаю.
– Фрейлины Катаринны… – начал папа. Взгляд его задумчив, отец смотрел на меня снизу вверх чуть удивлённо, оценивающе, будто заметив нечто новое, прежде не виденное.
И мне этот взгляд отчего-то неприятен. Он скользил холодным угрём по моему лицу, шее, плечам, груди, точно изучая заново.
– Сборище глупых наседок, – перебила я, сняла и повесила галстук на свою руку, чтобы не мешал. Расстегнула верхнюю пуговицу на тёмно-синей рубашке, поправила воротничок. Словно невзначай коснулась кончиками пальцев кожи под воротником, почувствовала металлические звенья цепочки. – Целый день только и делают, что болтают без умолку о моде да сплетничают. Какое мне дело до моды или последних придворных скандалов? И как Её императорское величество их терпит? Вот, так-то наверняка лучше. Доброй ночи, папа. Не засиживайся допоздна, – я наклонилась, поцеловала отца в щёку и, выпрямившись, направилась к двери.
– Завтра тебе принесут платье и туфли для бала.
Я по пути положила галстук поверх пиджака, обернулась к папе.
– Я пойду на бал? Замечательно.
– Разумеется, пойдёшь. Неоспоримую красоту моей розы должны видеть все, – отец улыбался, но мне неожиданно почудилось нечто змеиное, незнакомое в изгибе губ.
– Добрый ночи, папа.
– Доброй ночи, моя роза.
Я выскочила из папиной спальни, закрыла дверь и юркнула поскорее в свою. Застыла перед створкой, чувствуя, как охватывает мелкая дрожь и липкий панический страх. Раньше я не замечала на отце никаких цепочек и сейчас надеялась, что не ошиблась и папа действительно носит кольцо под одеждой. Но как снять артефакт с отца, и желательно так, чтобы он ничего не заметил?
Глава 9
Айшель
Я не могу вспомнить, что мне снилось, но, кажется, что-то хорошее, оставившее воздушное, безмятежное ощущение праздника, каким воспринимаешь его лишь в раннем детстве, когда видишь мир большим, светлым и волшебным, когда веришь, что никто в целом свете тебя не обидит, когда не понимаешь ещё, насколько недобры порой бывают люди.
Не могу вспомнить, когда уснула, когда смежила веки, устав смотреть в потолок. Но проснулась в объятиях тумана, прижатая к мужскому боку, чувствуя взгляд внимательный, ласковый.
– Как спалось? – пальцы Нордана перебирали мои волосы, словно со вчерашнего утра ничего не изменилось.
– Хорошо, – я открыла глаза, всмотрелась в лицо мужчины, спокойное, расслабленное. – А тебе? Вы хоть немного поспали? – или лежали всю ночь, прислушиваясь к моему дыханию?
– Поспали.
– Правда?
– Не веришь?
– Я не знаю, что ещё ты можешь, вы оба можете сказать, только чтобы я не тревожилась. Или не сказать.
– Котёнок, хочется тебе или нет, нравится тебе это или нет, но были, есть и будут вещи, о которых ни я, ни Дрэйк не станем распространяться, о которых ни один из нас не станет предупреждать заранее, обсуждать либо вообще позволять им дойти до тебя, – голос ласков, спокоен. Нордан пропускает сквозь пальцы длинные тёмные пряди, но мне видится вдруг прорубь, старая, затянутая толщей льда, видится бездна, скрывающая надёжно во тьме своей тайны, прошлое, то, что мне знать не позволено, то, что мне не дадут узнать. – Так или иначе, что-то мы будем решать только между собой, не ставя тебя в известность, и не потому, что считаем тебя бесполезной комнатной собачкой, а потому, что ты наша женщина и мы стремимся тебя защитить. В том мире, который ты знаешь, и так слишком много грязи. В нашем её ещё больше.
Я перевернулась с бока на спину и прядь шёлковой лентой выскользнула из пальцев мужчины.
– Будешь возражать, доказывая своё право голоса и женскую независимость? – осведомился Нордан обманчиво лениво.
– Нет.
Треть постели пуста, подушка уложена аккуратно.
– И ни слова против?
– Нет. Зачем? В пансионе нас учили повиноваться мужу во всём, – я приподнялась, села, опершись спиной на свою подушку.
– И где была твоя мужняя покорность накануне? – посетовал Нордан шутливо.
– Спала, наверное. Дрэйк давно ушёл?
– Как обычно, полагаю. Смотрю, он до сих пор верен своим привычкам.
Раннее пробуждение – независимо от того, во сколько он ложился накануне. Медитация в саду, пока в доме все ещё спали, пока на улице тихо и лишь птицы встречали рассвет. Я знала – потому что, просыпаясь с первыми лучами солнца, не раз замечала за окном отблеск пламени, видела выжженный круг на земле в саду.
– Шель, ты хорошо знаешь эту волчицу, Тайю? – неожиданный вопрос Нордана застал врасплох.