Сердце огня и льда. Леди (СИ)
– Полагаешь, это может быть… ловушка? – не похоже, чтобы всё произошедшее в столовой было спектаклем, разыгранным специально ради нас. Ни Веледа, ни Рейнхарт не могли знать, что мы скрываемся в той же комнате, что мы вообще придём туда. За нами не следили, девушка и старший собрат вошли через другой вход.
– В нынешней ситуации я в принципе мало в чём уверен.
– Мир Веледы рухнул, она узнала, что самый близкий ей человек… нечеловек врал всю её жизнь, – сердце моё преисполняется сочувствием к девушке, оставшейся в одиночестве среди руин собственной разбитой жизни, брошенной тем, кого она искренне считала своим родным отцом. – Даже не представляю, каково ей сейчас…
– Пока она держится неплохо, – Нордан остановился перед дверью, открыл. – И, несмотря на явную попытку закатить истерику, повела себя как хорошо выдрессированный член братства: воспользовалась удачной возможностью и ударила неожиданно, не медля. Канделябр не стихийная сила, его не почуешь. Особенно от того, от кого не ждёшь удара в спину.
Не понимаю, чего больше в словах мужчины – подозрений или восхищения?
Бал в разгаре. В центре зала по-прежнему танцевали пары, остальные прохаживались по оставшейся части, беседовали, выходили на балконы. Катаринна всё ещё на троне, окружённая несколькими фрейлинами, кресло Валерии пусто, Пушка рядом тоже нет. Дрэйка мы разыскали не сразу, зал велик и в нём много людей, но я привычно положилась на свои ощущения, на запах, что направлял легко, уверенно. Наконец мы нашли Дрэйка в обществе наследницы и принца Антонио. Рядом с девушкой сидел Пушок, в трёх шагах от молодого человека замерли двое мужчин, один постарше, в обычном фраке, другой помоложе, в костюме домино. Первыми нас заметили, конечно же, Дрэйк и пёс. Пушок встал, приблизился к нам, норовя ткнуться обоими носами поочередно в мою руку. Дрэйк улыбнулся мне и бросил на собрата взгляд укоризненный, неодобрительный.
– Дрэйк времени даром не теряет, – пробормотал Нордан.
– Ваше императорское высочество, – я присела в реверансе перед принцем и Валерией. – Ваше высочество
– Леди Айшель Ориони и мой собрат Нордан, – Дрэйк представил нас Антонио, и молодой человек одарил меня вежливой улыбкой. Нет в ней ничего сверх принятой при всяком цивилизованном дворе светской любезности, однако Нордан нахмурился мгновенно, обнял меня за талию привычным уже жестом собственника. Ни поклона, ни даже приветственного кивка особе королевской крови, лишь холодный снисходительный взгляд свысока.
– Леди Ориони, – если принца и удивило поведение Нордана, то он ничем этого не выдал. – Собрат ордена Двенадцати. Наслышан о вас, господин Нордан.
– Бывший собрат, – поправил Нордан. – И слухи всегда меня опережали и несколько, скажем так, приукрашивали действительность.
– Слухи не могут иначе – на то они и слухи, – парировал Антонио.
– Ваше высочество, джентльмены, если позволите, я бы хотела лично поприветствовать леди Ориони, – вмешалась Валерия. – Когда-то леди Ориони была моей придворной дамой и близкой подругой.
– Да, разумеется, – Дрэйк коснулся мимолётно моих пальцев, посмотрел предостерегающе на собрата, и я высвободилась осторожно из объятий Нордана.
Мы с наследницей отошли в сторону, сопровождаемые Пушком.
– Рада видеть вас в добром здравии, Айшель, – заговорила Валерия и усмехнулась вдруг. – Признаться, я привыкла звать вас Саей. Даже в мыслях продолжаю так вас называть.
– Простите, Ваше императорское высочество, но тогда я…
– Когда-то я просила вас называть меня Валерией, по крайней мере, наедине. Можно сказать, сейчас мы в относительном уединении.
Относительное уединение по-прежнему обеспечивает Пушок, люди отступают от него, отворачиваются поспешно, будто пёс способен понять, о чём они думают, прочитать каждую их самую жалкую, самую недостойную, завалявшуюся на дне разума мыслишку. Странно – мне казалось, за столько лет имперские придворные давно уже должны были привыкнуть к двуглавому зверю, тенью следовавшему за наследницей, научиться не бояться его, не шарахаться, словно от сказочного чудовища, неожиданно представшего пред ними во плоти.
– Жаль, что нам с вами никак не удаётся побеседовать нормально, – Валерия улыбнулась кому-то, кивнула. – Дрэйк согласился с моим замечанием, что таких, как Рейнхарт, не следует допускать настолько близко к трону, позволять им оказывать влияние на венценосных особ. Мою мать так подкосила болезнь моего отца, так измучила неизвестность и ожидание, что мама, к глубокому нашему сожалению, стала слишком чувствительной, восприимчивой… легковерной, чем и воспользовались не самые достойные люди… или нелюди.
Наследница действительно изменилась. Прежде в речах девушки читалась детская обида, подростковое желание сделать всё наперекор родительской воле, непонимание и неприятие мира, в котором она рождена, собственного долга как будущей императрицы и своих обязанностей, неизбежно связанных с её положением. Теперь же за каждым словом слышится равнодушный расчёт, язвительная двусмысленность, свойственная высшему свету, тонкий намёк, едва уловимый, будто флёр хороших духов. Не знаю, к добру изменения эти или к худу, я вижу за подчёркнуто холодными фразами маленькую девочку, старающуюся выглядеть старше, чем она есть, пытающуюся заранее примерить на себя тяжесть бремени, что ожидало её.
– Его высочество Антонио тоже поддерживает меня, – продолжила Валерия, и на нежных щёчках вспыхнул застенчивый девичий румянец. – Понимаю, ещё рано делать окончательные выводы, но, надеюсь, мы с принцем поладим.
– Его высочество производит впечатление приятного молодого человека, – заметила я.
– Да, он… привлекателен. Внешне, во всяком случае. И с ним интересно беседовать. Из надёжного источника мне известно, что он пользуется… популярностью среди девушек. В наше время это уже неплохо, – наследница беззаботно пожала плечами. – Знаете, бывший правитель герцогства Верейского был печально известен своими предпочтениями… в отношении мужчин.
Пушок, бесшумно следовавший за нами, вдруг выскочил вперёд, замер, опустив низко обе головы, оскалившись. Зарычал тихо, угрожающе. Секунду спустя и я почувствовала слабую дрожь, возникшую под полом, отдающуюся еле ощутимой вибрацией по паркету.
Рейнхарт очнулся.
Я заметила растерянный, вопросительный взгляд Валерии, но ответить не успела – люди перед нами шарахнулись в стороны похуже, чем от двуглавого пса, отпрянули торопливо, лихорадочно двумя волнами, образовывая широкий проход до той самой двери, через которую мы с Норданом вернулись. Хлопок открытой и сразу же закрытой створки исчез за музыкой и шепотками, настороженными, боязливыми, а вошедший в зал Рейнхарт стремительно направился к нам с наследницей. Воротничок его рубашки так и остался небрежно расстёгнутым, бабочки и вовсе нет.
Ярость, что пробивалась сквозь трещины маски привычного презрительного равнодушия. Обжигающая холодом вьюга в глазах, неожиданно ставших необычно яркими, горящими голубым огнём. И дрожь пола, усиливавшаяся с каждым шагом.
Нордан и Дрэйк мгновенно оказались рядом, Нордан оттеснил меня назад, Дрэйк бросил быстрый предостерегающий взгляд на Валерию – молчаливая просьба отозвать Пушка более чем очевидна, – но девушка вздёрнула подбородок и поравнялась с псом, положила руку на холку. Музыка оборвалась, замерли танцевавшие пары, шепотки стихли, будто собравшиеся в зале онемели разом.
– Господин Рейнхарт, – прозвенел в наступившей тишине голос наследницы, – что-то случилось? Плохие вести?
Старший остановился перед Валерией, смерил раздражённым взглядом сверху вниз.
– Да, Ваше императорское высочество, – процедил едва слышно сквозь стиснутые зубы. – Полагаю, гости Вашего императорского высочества кое-что у меня украли.
По интонации понимаю – Рейнхарт знает, что нас пригласила наследница.
– Быть того не может. Уверена, произошло досадное недоразумение. Я могу поручиться за своих гостей.
Дрэйк шагнул к Валерии, посмотрел спокойно, невозмутимо в ледяные глаза.